Рассвет любви - Дрейк Шеннон - Страница 39
- Предыдущая
- 39/78
- Следующая
Забота, с которой Элинор относилась к жителям деревни, обездоленным войной и бесконечными грабежами, не забылась. Ее с радостью встречали в каждом доме. Ей нравилось объезжать их земли вместе с Альфредом, заботиться о своих людях. Пусть счастье для нее невозможно, но она может дать радость другим. Жизнь продолжалась, и хлопоты давали ей возможность забыть о своих печалях.
Днем еще как-то можно было терпеть.
Но ночи… ночи, когда она, лежа без сна в своей одинокой постели, молилась, чтобы поскорее пришел рассвет, были невыносимы. Порой она вставала с постели, заходила к Алену, который беспокойно ворочался во сне, и снова лежала, не смыкая глаз.
Днем Элинор была все время так занята, что не сразу заметила постоянное уныние Брайди. Только как-то вечером, когда служанка пару раз не ответила ей, Элинор заподозрила неладное. Женщины были одни: Ален вместе с Корбином и Альфредом находились внизу — давали указания строителям, занимавшимся укреплением крепостной стены. А Элинор зашла в комнату Алена поставить в вазу букет первых весенних цветов в надежде обрадовать мужа — последние недели он все время прихварывал.
— Брайди! — резко окликнула она служанку.
И сразу же пожалела об этом — в глазах служанки плескалась та же боль, что терзала и ее собственное сердце. Элинор заботливо обняла Брайди за худенькие плечи.
— Что с тобой?
— О, миледи, что мне делать? — всхлипнула Брайди.
И тут Элинор вспомнила все: и то, что девушка рассказывала ей о Ларсе, и те ночи, когда та, выскользнув из спальни, украдкой пробиралась к возлюбленному.
— Может… может, тебе уехать в Шотландию? — предложила она.
Надежда, вдруг вспыхнувшая в глазах Брайди, тут же угасла.
— Вы так добры, миледи. Но он… — Что?
— У него ведь нет даже крыши над головой. В Шотландии они скрываются в лесах. Ларе рассказывал мне, с каким почтением их принимали повсюду — в Норвегии, во Франции, в Италии. А вот в Шотландии… они мятежники.
— Брайди, нужно надеяться. Может, со временем…
— Но у меня нет времени, — горько вздохнула Брайди и вскинула глаза на Элинор.
— Да и у вас его тоже нет, миледи.
— Я… я не понимаю, — прошептала Элинор.
— Простите, миледи. Думаю, вы понимаете…
Да, с горечью подумала Элинор. Она еще не успела поговорить об этом с Аленом, но…
— Да, я тоже жду ребенка, — прошептала она. — Брайди, послушай, я придумала. Я напишу…
— Как? И кому? — вздохнула Брайди.
— Даже с мятежниками можно связаться. — Элинор обняла служанку. — Но Богом клянусь, что никто не посмеет осудить тебя, пока я жива!
— Как вы можете терпеть такую муку, миледи? Как у вас только хватает сил?!
— Я должна. Это мой дом и…
— И?..
— И потом, я не думаю, что шотландцы с радостью приняли бы меня к себе.
— Но он любит вас, миледи! Я видела любовь в его глазах всякий раз, как он был рядом. И такая же любовь сияла в ваших, миледи!
— Остается только надеяться, что не все такие наблюдательные, как ты, — вздохнула Элинор.
— Но вы можете убежать, миледи. Уехать к нему. Элинор покачала головой.
— Не сейчас. Да и если бы я даже могла… я бы не оставила Алена. Он болен. Я нужна ему.
— Но ребенок-то ваш… он ведь от сэра Брендана, — прошептала служанка.
Элинор уже собиралась ответить, когда в соседней комнате ей послышался какой-то шорох. Приложив палец к губам, она на цыпочках прокралась к двери, приложила к ней ухо и распахнула ее настежь.
Комната была пуста. Но Элинор почудился чуть слышный щелчок, как будто кто-то мягко прикрьл за собой дверь в коридор. Она выскочила наружу и бросилась к лестнице.
Ни души.
Элинор с тяжелым сердцем вернулась в комнату. Неясное предчувствие надвигающейся беды вдруг овладело ею.
Вечером, сидя за столом, Изабель трещала не умолкая. Разговор вертелся вокруг одного из фермеров, который, по слухам, тяжело заболел.
— О, Тимоти, боюсь, совсем плох, — печально ответила Элинор, — даже ходить не может. Да и жена его тоже слегла.
— Это тот, что живет в маленьком коттедже? Да ведь он платит, наверное, сущие гроши, — фыркнула Изабель.
— Он работал на этой земле всю свою жизнь! — отрезала Элинор.
— Ах, Элинор, ты всегда горой стоишь за своих людей! Однако если так рассуждать, то Клэрин скоро превратится в руины.
— Этого не будет. У Тимоти двое взрослых сыновей, которые работают не покладая рук.
— Дюжие молодцы! — согласилась Изабель. — Но скоро их призовут на военную службу, воевать с этими ужасными скоттами. И что нам тогда делать? Может, старику Тимоти дать другой домик, поменьше, а его отдать какому-нибудь молодому фермеру, у которого есть сыновья, чтобы ему помогать? Конечно, мне очень жаль старичка, не выгонять же его на улицу, но… Альфред! Корбин! Я правильно говорю?
— Пока у нас дела идут хорошо и без этого, — пожал плечами Альфред.
— Да, но могли бы идти еще лучше!
— Если припасов не хватит на этот год, — решительно перебил ее Ален, — то можно будет доставить все, что нужно, из Франции.
— Но, Ален, ваши сыновья во Франции тоже наверняка из кожи лезут вон, чтобы ваши поместья приносили доход. К чему им расходы на Клэрин?
— Изабель, — вмешалась Элинор, изо всех сил сдерживаясь, — может быть, вы будете столь любезны вспомнить, что Клэрин как-никак принадлежит мне, а теперь и графу?
— Но он вернется в собственность Альфреда, если у вас не будет сына. О, Элинор! Вы, верно, хотите объявить нам радостную весть?
Элинор похолодела. С трудом овладев собой, она отрезала:
— Нет, Изабель. Для вас у меня нет никаких счастливых вестей!
Изабель заулыбалась.
— Ах вот как? Значит, в один прекрасный день Клэрин может достаться Альфреду. Или Корбину. А через него — и ребенку, которого, возможно, я уже ношу под сердцем. Я почти уверена в этом.
Элинор резко встала.
— Говорят, в это время года Лондон просто очарователен, дорогая Изабель!
— Правда? А по-моему, там слишком холодно. Впрочем, и здесь, на границе, тоже холодно. Я все время мерзну. Будем молиться, что погода улучшится прежде, чем мужчин снова призовут на войну, — сладко улыбнулась Изабель.
На следующее утро, сидя верхом на лошади, Элинор смотрела, как Корбин с Альфредом обучают воинскому искусству своих людей.
Глядя, как новобранцы неуклюже размахивают мечами и тычут копьями в чучела из соломы, Элинор с удивлением заметила, что к ней едет Изабель. Заметив невестку, та помахала рукой.
— Привет, Элинор. Нравится слушать бряцание оружия? Может, подумываешь о том, чтобы снова броситься в бой?
— Нет. Просто грустно, когда вспоминаешь, сколько ужаса и горя несет с собой война.
— Ах, Элинор! Ты просто образец… добродетели, конечно.
— Послушай, Изабель, если ты приехала, чтобы что-то мне сказать, так говори. А если тебе просто скучно… что ж, я уверена, в Лондоне куда веселее. А вынашивать ребенка с таким же успехом можно и там. Не все ли равно, где он родится — здесь или в Лондоне? Если у нас с графом не будет наследника и Альфред так и не женится, ну, тогда… тогда ты вернешься. Со временем, конечно.
— Корбин пока остается здесь. Значит, и я тоже. Разумеется, с твоего благосклонного и снисходительного согласия.
— Замок был и остается его родным домом. И Альфреда тоже. Так хотел мой отец. Ну а ты — жена Корбина.
— Ах да, конечно, мы ведь родственники. И конечно, мой долг — предупредить тебя. Для этого я и приехала.
— Предупредить?
Лицо Изабель помрачнело.
— Поползли слухи…
— Вот как? А откуда ты об этом узнала?
— Видишь ли, твой супруг приехал сюда с собственными слугами.
— И они, значит, пришли к тебе, чтобы рассказать, о чем болтают между собой.
— Видишь ли, я всегда была добра к ним.
— Хм…
— Во всяком случае, мне стало известно, что Ален послал кое-кого в Ливерпуль… узнать правду.
— Что? — резко переспросила Элинор.
— Твой супруг — такой благородный… такой умный человек.
- Предыдущая
- 39/78
- Следующая
