Охотники за книгами Сезон 1 - Коллектив авторов - Страница 12

— Ты тут не раз бывал, — сказала она.

— Да, — подтвердил Менчу.

— А не подумывал и сам стать кардиналом?

— Подумывал, — кивнул Менчу.

— Но решил не суетиться?

— Мне один раз предлагали. Я отказался.

— Не хочешь заниматься бумажной работой?

— Сложно объяснить, — уклонился Менчу.

В коридоре они разминулись с двумя мужчинами в рясах. Сэл заметила, что головы обоих были странной формы. У одного — очень круглая. «Череп прямо как волейбольный мяч», — подумалось ей. Лицо располагалось в центральной части мяча с передней стороны. Крошечные уши будто приклеились к черепу по бокам. А волосы не понимали, что им делать, — не было для них места, чтобы лечь ровно. У второго было очень длинное лицо и лоб точно башня. Казалось, его голова сделана из ириски. Когда-то в детстве ее потянули, и к прежней форме она не вернулась.

«Леденец и Тянучка», — подумала Сэл. Запомнила, как они выглядят.

Менчу кивнул обоим. Они кивнули в ответ. А потом разом оглядели Сэл с ног до головы. Оценивающе. Бесстрастно. Расчетливо. У нее создалось впечатление, что результаты осмотра их не слишком обрадовали.

Оба пошли дальше. Она заговорила, лишь убедившись, что они уже не услышат.

— Кто это такие?

— Десме и Де Фос, — ответил Менчу. — Из Второго отряда.

— То есть занимаются дипломатией и связями с общественностью?

— А также экзорцизмом, — добавил Менчу.

Сэл едва не прыснула.

— Мастера своего дела, — продолжал Менчу. — А это самое главное.

Но Сэл по-прежнему слышала, как в его голосе дрожит натянутая струна. Он почему-то решил не представлять ее им — и явно не потому, что она не знала итальянского.

— Идем, — позвал Менчу.

Один поворот коридора, другой — и вот они оказались у очередной двери. Резьба на ней была попроще, чем на других. И дерево некрашеное.

— Сюда, — сказал Менчу.

Внутри — панели на стенах, оштукатуренный потолок, люстра, плетеный коврик на пурпурных половицах. В остальном — больничная палата. Перри лежал на толстом матрасе на металлической кровати в окружении всевозможного оборудования. От его головы тянулись провода. В вену на запястье была воткнута игла капельницы.

Сэл подошла, положила руку ему на грудь.

— Хотя бы дышит самостоятельно, — сказала она, отважно пытаясь смириться с увиденным. — И выглядит хорошо.

Менчу деликатно отошел в сторону.

— Уход за ним такой, какого больше нигде нет, — сказал он. — Как в физическом, так и в духовном смысле.

— То есть в сверхъестественном? — уточнила она.

— В холистическом, — откликнулся Менчу. Поправил он ее очень мягко. — Твой брат не в тюрьме и не на карантине. Если он очнется и окажется…

— Самим собой? — подсказала Сэл.

— Да, самим собой, — подтвердил Менчу, — его сразу же отпустят. Не станем мы его держать.

Сэл сглотнула.

— Я знаю, что мы об этом уже говорили, — начала она. — Знаю, что ты не можешь предсказать, какова вероятность, что этого… демона…

— Руку, — вставил Менчу.

— Да, Руку. Я знаю, что ты не можешь предсказать, какова вероятность, что эту штуку удастся из него изгнать, тебе неведомо, что еще можно сделать, чтобы его разбудить. Понимаю, что никто ничего не скажет заранее. Но он же никуда не ушел, правда? Или он в другом месте?

— Мы полагаем, что он здесь, — ответил Менчу.

— И мозг у него функционирует.

— Да, — подтвердил Менчу. — В физическом смысле.

Она переместила ладонь с груди Перри на его лоб.

— А что он там чувствует? — спросила Сэл.

Повисла долгая пауза. Она видела, что Менчу подыскивает ответ.

— Один Бог ведает, — произнес он наконец.

— Бог и Перри, — поправила она. А потом: — Только Перри.

«Как до него достучаться? Он там совсем один, — подумала Сэл. — Где-то там. Совсем один».

И тут ей пришла в голову еще одна мысль, куда более страшная: «Вот только он не один. Совсем не один».

Шансы, что его смогут исцелить, найдут нужную книгу, казались совершенно призрачными. Нулевыми. Крошечная иголочка в целой шеренге стогов сена. Менчу, помнится, ей сказал, что однажды они нашли крылья. И колодец, дающий ответы на вопросы. Занятные и бессмысленные, совершенно бессмысленные вещи. Где же находится книга, которая вернет ей брата? И кто сумеет ее отыскать?

Габриэль жил в Мадриде совсем один, в квартире, в которой вырос: череда обшарпанных комнатушек, выходящих в длинный коридор, где попахивает плесенью — откуда именно, он никак не мог определить. Родители умерли: отец много лет назад, мать — вскоре после него, и Габриэль остался один среди их вещей. Обои начали отставать от стен: родители их поклеили, когда только сюда въехали. В самой большой спальне все еще стояла их двуспальная кровать, на ней лежало их покрывало. Габриэль ел за обеденным столом, который они купили вскоре после свадьбы. Задергивал на окнах занавески, которые когда-то сшила мать.

Из регулярных посетителей у Габриэля бывали только две соседки сверху — сестры Елена и Виктория. Они появлялись раз в несколько дней, когда им становилось невмочь рядом с родителями в их собственной, куда более тесной квартирке. Жилище Габриэля они считали своим колдовским замком. Для них здешние комнаты были бескрайними и бесчисленными, они могли исследовать их часами. От родителей у него остались всякие диковинки из дальних краев. Девочкам очень нравилась коллекция фигурок ангелов и животных, которую собрала мама Габриэля. Они доставали игрушки и играли с ними на обеденном столе, а Габриэль их чем-нибудь угощал. Девочки ему нравились, и он ценил их общество.

Оплачивать коммунальные услуги, пусть и с трудом, ему удавалось благодаря всякой мелкой работе. Устроился офисным клерком. Потом — кассиром в аптеке. Потом — управляющим кинотеатром. Эта работа оказалась самой интересной, хотя Габриэль и понимал, что она тоже временная. Кинотеатр разваливался буквально у него на глазах, обветшал он куда сильнее, чем его квартира. Хотя по улице проходили толпы народа, внутрь не заглядывал почти никто.

Кино Габриэль любил. Владельцу кинотеатра нравилась всякая потусторонщина, и Габриэля это устраивало. Раз в месяц они показывали «Дух улья». Показывали Бунюэля. Показывали Ходоровски. Габриэль сидел в заднем ряду — всего в зале было три-четыре человека — и уносился во вселенную фильма. Он знал: эти фильмы специально устроены так, чтобы тебе стало не по себе. Они проникают тебе в мозг и откладывают там яйца. Изменяют тебя. Но Габриэлю не становилось не по себе. Его такие фильмы успокаивали, уводили от реальности.

Но вот владелец решил закрыть кинотеатр насовсем и попросил Габриэля и еще каких-то парней, которых нанял прямо с улицы, привести помещение в порядок. Парни оказались откуда-то из Северной Африки. Откуда именно, Габриэль не спросил: показалось невежливо. Они почти не говорили по-испански, но работали на совесть. Габриэль выдал им парочку молотков, отверток и ломиков и поставил снимать оборудование — стойку, подсветку, ковролин: владелец надеялся их продать. Сам Габриэль пошел в подвал вытаскивать коробки с бобинами — к ним не прикасались уже много лет. Он не сомневался, что пленка давно погибла. Не могло быть иначе. Фильмы-то владелец любил, а вот имущество свое совсем не берег. Словом, теперь оставалось только все выбросить. Так Габриэль и нашел книгу.

Она лежала на верхней полке в чулане, вместе со старыми бобинами и заржавевшим гаечным ключом. Сколько она тут провалялась, Габриэль не имел ни малейшего понятия. Он снял ее с полки, подержал в руках. Большая — такая большая, что пришлось прижать ее к себе обеими руками, как ребенка. Тяжеленький ребеночек. Переплет из толстой кожи так сморщился и скукожился, что напоминал горный кряж, каким он предстает из иллюминатора самолета. Габриэль поднес книгу к свету свисавшей с потолка голой лампочки. Смутно просматривалось название — когда-то было вполне читаемое, не исключено, что даже и позолоченное. Но позолота давно облетела, да и сами буквы истерлись. Проведя по переплету ладонью, он заметил, что книга теплая.