Лекарь-воин, или одна душа, два тела (СИ) - "Nicols Nicolson" - Страница 21

Травница со мной занималась целый день. Вначале знакомила с травами, а потом учила способам приготовления отваров и настоек из трав. Рассказывала об их воздействии на организм, и от каких хворей они помогают. Обращала особое внимание на сроки годности, подчеркивала, что настойки могут быстро портиться, если их неправильно хранить, тогда, вместо помощи человеку, они нанесут вред, вплоть до смерти. Я, как говорят, мотал все на ус, хотя лицо мое еще было слишком молодо для роста для этого украшения мужской внешности. Если наступало ненастье, то визит к травнице откладывался, Герасим ждал, когда распогодится.

Как-то вначале декабря я топал по скрипучему и пахучему свежевыпавшему снегу, прикрывшего все огрехи осени — пожухшую травку, опавшую и быстро подсохшую, совсем недавно красочную листву. Его за ночь навалило много. Известную тропку, естественно, замело, но я прекрасно ориентировался по деревьям, и безошибочно выбрал правильное направление. В свое время я отсчитал количество шагов от монастыря до избы Клавдии Ермолаевны. Всего получилось пять тысяч двести шагов, а если перевести в километры, то где-то три с половиной выходит. В принципе, недалеко, а вот по рыхлому снегу топать мне было трудно. Я каждый раз отсчитывал шаги, чтобы хоть чем-то занять голову в дороге. Вот и сейчас насчитал четыре тысячи, и внезапно остановился. Впереди, сверкая злыми глазами, на меня смотрел здоровенный волчина. Тонконогий, поджарый, жилистый, казалось, под серой шерстью перекатывались молодые и крепкие мышцы — от такого не убежишь. Бежать бесполезно, догонит, кричать тоже без толку: никто не услышит, остается одно, взять в руки нож и попытаться покромсать волка до того, как он меня порвет на лоскуты.

Минут десять мы стояли с волком тет а тет, глаза в глаза, друг, против друга, внимательно рассматривая один другого. Я уже перетянул на живот ножны с ножом, который каждую свободную минуту оттачивал до огненной остроты, но пока не выхватывал, решил не провоцировать хищника на агрессию. Похоже, волк не голодный, в противном случае напал бы сразу, а так смотрит молча, и даже не скалит пасть. Я уже простился с жизнью на всякий случай и успел пожалеть, что не выполню наставления деда. Вдруг волк медленно, без ускорения, как бы наконец-то приняв одному ему известное серьезное решение, двинулся ко мне. У меня все внутри сжалось, колени предательски задрожали, дыхание замерло, и я правой рукой взялся за рукоять ножа. Опыта борьбы с дикими животными у меня нет совершенно, но надеюсь, хоть раз куда-то пырну этого серого разбойника — все-таки мозгами своими я хирург и психологического стопора в применении холодного оружия не имею, резал десятилетиями живую плоть, понимать надо. Волк приблизился ко мне вплотную, не выказывая агрессии, что меня и сдержало от резкого взмаха руки с зажатым в нее ножом, и неожиданно лизнул мне правую руку, которой я сжимал нож. Язык зверя был теплый и шершавый. Я непроизвольно погладил волка левой рукой по голове, которая находилась примерно на уровне моей груди. «Акела» — мысленно я назвал волка, вспомнив, как звали вожака стаи в «Маугли», эту сказку я внукам читал много раз. Похоже, волку понравилось поглаживание, он даже глаза закрыл.

— Что ты хочешь от меня, серый? — дрожащим голосом спросил я, а затем неожиданно для себя добавил, — мы с тобой одной крови, я и ты.

Естественно, волк не ответил, а если бы заговорил человеческим голосом, то я бы подумал, что сошел с ума. Не сошел, когда попал сюда, и надеюсь и в дальнейшем сохраню рассудок.

Волк вновь посмотрел на меня, а потом повернул вправо от намеченного мной направления, и неспешно пошел по снегу. Обернулся и опять пошел вперед. Наверное, он хочет мне что-то показать. Ну, раз волк агрессии не проявляет, а вдобавок лизнул руку, то значит, проявил ко мне доверие. Страшно, но попробую пойти за волком.

От невидимой под снегом тропы мы ушли вглубь леса метров на двести, и там я увидел волчье логово. Под высокой сосной между корнями в неглубокой норе, на подстилке из сухой травы, неподвижно лежала волчица. Рядом с ней пищали два серых комочка. Встав на колени, я наклонился, чтобы рассмотреть лучше зверей. Прикоснулся к телу волчицы, она была холодная, как лед. Видно, сдохла при родах. Что же это получается, Акела специально вышел на тропу, чтобы кого-то привести к волчатам? И, что мне теперь делать? Забрать с собой? А потом куда? Меня Герасим со свету сживет за такие художества. Я посмотрел на Акелу, мне показалось, что еще немного, и волк расплачется, такой выразительный, и в то же время печальный у него был взгляд. А, ладно, сем бед один ответ, возьму волчат, посоветуюсь с Клавдией Ермолаевной, она женщина умная, подскажет правильное решение, ведь все время в лесу живет. Взял волчат, и спрятал за пазуху, там им будет тепло.

— Все серый, мне пора идти, я и так с тобой много времени потерял, постараюсь не дать в обиду твоих детишек, — успокаивал я волка, поглаживая по голове.

Остаток пути к избе травницы, я бежал, нужно было наверстывать потраченное время. Волк за мной не пошел, остался рядом с подругой.

— Я думала ты из-за снега ко мне не придешь, — встретила на крыльце меня травница. — Бежал чего? Волки за тобой гнались?

— Не гнались, но встретил большого волка по дороге, — ответил я, доставая

из-за пазухи волчат.

— Неправильно ты поступил, нельзя было забирать волчат из логова, вернется волчица, будет детишек искать, может неприятность с тобой и со мной приключиться. Любая мать, будь — то зверь или человек за свое дитя на все пойдет.

— Не будет волчица искать, сдохла она. Это волк меня к логову привел и волчат показал. Не препятствовал он мне, когда я волчат забирал. Мне показалось, он ждал от меня такого решения.

— Ох, серый, ох, мудрый, понял, что мальчишка ты добрый, не бросишь погибать его детишек. Ладно, проходи в избу, подумаю, чем их покормить, а потом решим, что дальше делать.

Клавдия Ермолаевна принесла из погребка густую сметану и развела ее теплой водой. Из тонкой рыбьей кишки соорудила что-то похожее на соску, надев ее на керамический светильник с носиком, наполненный приготовленным питьем. Удивительно, но первый волчонок сразу унюхал подношение и начал интенсивно сосать. Голод не тетка, пирожка не подсунет. Точно так же накормили второго волчонка. Сытые зверята моментально уснули, и Клавдия Ермолаевна уложила их на печь, завернув в кусок овчины.

Занятия никто не отменял, сегодня мне предстояло собрать скелет крупной речной рыбины, кости которой вперемешку лежали на столе. Я должен был не просто сложить, а склеить их между собой при помощи вонючего клея. Травница, выдав мне урок, помогать не собиралась, гремела посудой у печи, готовила нам обед. Не отвлекаясь, работал, не поднимая головы часа три. Труднее всего было складывать кости головы. Когда в животе установилось непрерывное урчание, приклеил последнюю кость. Кушать хотелось страсть, вот, что значить режим приема пищи, организм сам напоминает об обеде.

— Молодец, скоро ты с карпом справился, а я думала, до самого вечера провозишься, — похвалила женщина. — Оставь это на столе, пойдем, отобедаем, чем Бог послал.

Бог посла вкусные щи с мясом и со сметаной, и еще большой кусок хлеба подкинул. Смолотил все за несколько минут, как за себя бросил. Клавдия Ермолаевна только улыбнулась, но, к сожалению добавки не предложила. Собственно, кормить она меня не обязана, а поступает так из человеколюбия, по крайней мере, я так считаю.

— На сегодня все, собирайся в обратный путь, — заявила травница, когда мы закончили пить теплый травяной настой. — Волчат с собой заберешь, среди них один мальчик и одна девочка. Герасиму передашь, что я наказала вырастить их, и подержать у себя до весны. Молоко у вас в монастыре не переводится. Когда подрастут и смогут сами есть, пусть понемногу дает им сырого мяса.

— А не погонит ли отец Герасим меня с волчатами прочь?

— Не погонит. Несмотря на всю суровость, он хороший человек.

— А тебе хочу сказать, что приобрел ты в этом лесу надежного друга. Волк добро хорошо помнит, как и зло. Можешь теперь здесь ходить безбоязненно, серый тебя в обиду не даст.