Уравнение длиною в жизнь (СИ) - Медунова Мира "Клоденестра" - Страница 17

Когда чаепитие подошло к концу, Мирослав насколько мог небрежно произнес:

- Мне надо тетрадки проверять. Если хочешь, можешь посидеть еще немного. А если нет, путь свободен.

- Я посижу, - тихо сказал Аксенов.

- Тогда пошли в комнату, - сказал Мирослав, вставая. – Чашки не трогай, - добавил он, заметив, что Аксенов собирается отнести все в раковину (это надо же!). – Я сам потом помою. И спасибо за торт. И впрямь нереально вкусный.

- Я рад, что тебе понравилось, - сказал Илья, направляясь вслед за ним в комнату. – Я еще как-нибудь принесу.

- Не надо. Это уже будет слишком.

В комнате Мирослав сразу сел за стол и, включив светильник, вернулся к проверке тетрадей, в то время как Аксенов сел на диван и, удобно развалившись, принялся задумчиво рассматривать комнату.

- У тебя очень маленькая гостиная, - вынес он, наконец, суровый вердикт.

- Я знаю, - с внутренней усмешкой сказал Мирослав.

- Но уютная. Мне здесь нравится.

- Счастлив это слышать.

Несмотря на то, что Мирослав по большей части смотрел только в тетради, краем глаза он одновременно следил и за Аксеновым, и в какой-то момент ему стало ясно, что тот перестал замечать в комнате что-либо еще, кроме него. Мирослав посмотрел на него в ответ, и на этот раз Илья не отвел глаз. Он смотрел так странно и пристально, с таким жадным, неукоснительным вниманием, что Мирославу, как обычно, стало слегка не по себе. Он вновь вернулся к тетрадкам.

- Может, телевизор посмотришь?

- Зачем?

- Ну, чтобы не скучно было.

- Мне и так не скучно.

- Но и не интересно.

- Очень интересно.

Мирослав устало повел плечами:

- Прям интрига. И что же во мне такого интересного?

- Всё.

- Да ладно?

- Ага.

Взгляд чувственных, серых глаз действовал все глубже и сильнее, и Мирослав, не найдя более достойного выхода, швырнул Илье несколько тетрадок и запасную красную ручку.

- Давай, помогай. Для тебя это вообще детский сад. Упражнения на последней странице.

Аксенов послушно взялся за дело. Некоторое время стояла полная тишина.

- Господи, какие тупые, - пробормотал вдруг Илья, с раздражением что-то зачеркивая. – Не понимаю, как можно быть настолько безмозглыми!

- Ну, не всем же дано решать в уме уравнения с четырехзначными числами, - с усмешкой сказал Мирослав. – Спокойнее. Ставь оценки адекватно.

- Не представляю, как ты это терпишь. Я бы им всем уже головы переломал.

- Надеюсь, ты не собираешься в учителя идти?

- Вот уж нет!

- Тогда все в порядке.

Аксенов взглянул на Мирослава с невольной улыбкой, после чего вернулся к проверке.

- На самом деле математика никогда мне не нравилась.

- Почему?

- Слишком легкий предмет, хотя, конечно, не настолько примитивный, как все остальные. Мне не нравится ее предсказуемость. Раз, два – и все уже решено. Скучно.

- Наверно, ты один из немногих во всем мире, кто так считает.

- Может быть. Конечно, есть уравнения, в которых действий целая пропасть, но и они для меня слишком легки. Это очень увлекательная вещь, но быстро решаемая. Если бы было уравнение с бесконечным количеством действий, которое можно решать до помутнения рассудка, я был бы счастлив. Меня бы затянуло так, как еще ни одна игра не затягивала.

- А жизнь тебе на что? – усмехнулся Мирослав. – Чем не уравнение длиною в век?

- И правда, - Аксенов отложил ручку и с задумчивым видом посмотрел на Мирослава. – Если так подумать, то числа – это люди, знаки – их принципы жизни, действия – решения, которые они принимают, а ответ – итог, к которому приходят. То есть смерть.

- Ну, ты и загнул. Уже поздно, философ. Тебе домой не пора?

- Намек понятен, - сказал Аксенов, вставая. – Вот ты какой. Поел торта и сразу гнать.

- Чего? – возмутился Мирослав, тоже поднимаясь с места. – Во-первых, я не гнал. А во-вторых, я съел всего два куска, большая часть осталась, и ты ее сейчас заберешь!

- Еще чего! – рассмеялся Аксенов. – Не смеши меня. И не злись. Я же просто шучу.

- Да в курсе я, - устало сказал Мирослав. – Ты пошутил, я поддержал, что непонятного?

- Ты прав, я задержался, - сказал Илья, направляясь в прихожую. – Нельзя тебя так парить.

- Да ладно уж…

- Хочешь сказать, я тебя не достал?

- Достал.

Аксенов снова рассмеялся – смех делал этого засранца просто восхитительным!

- Я так и думал.

Одевшись и уже стоя на пороге, Илья взглянул на Мирослава с какой-то странной самоуверенно-нежной улыбкой и тихо сказал:

- Не знаю, что там будет дальше, но я хочу, чтобы цифра 5 всегда была в уравнении моей жизни.

- Почему именно 5? – недоуменно спросил Мирослав.

- Потому что она означает тебя.

- Но что объединяет меня и цифру 5?

- Ну, ты же отличник, - пожал плечами Аксенов. – У тебя всегда всё на 5.

- Что за бред? – скривился Мирослав. – Всё, Аксенов, давай, топай!

- Топаю, топаю, - засмеялся Илья, выходя из квартиры. – Обожаю цифру 5!

Захлопнув дверь, Мирослав медленно прошел на кухню, увидел недоеденный торт, неубранные чашки и ни с того ни с сего улыбнулся. Искренне, по-доброму, без всякого отчаяния. Ему было удивительно хорошо в эту минуту, так хорошо, как не было уже очень-очень давно. И презирать себя за это он не стал. По крайней мере, в этот раз.

========== Уравнение №11 ==========

Время со свойственной лишь ему неукротимостью продолжало свой неутомимый ход, оставляя позади неделю за неделей, и в какой-то момент Мирослав осознал, что в нем почти не осталось раздражения к человеку, который, как он думал, всегда будет его худшим врагом. Упорство Аксенова, в конце концов, взяло свое, и Мирослав перестал испытывать к нему непреодолимый страх и отвращение, которые раньше делали их общение практически невозможным.

Хотя это не означало, что страха совсем не осталось. Прошло еще не так много времени с той кошмарной Новогодней ночи, и до полной открытости еще было очень далеко, но, по крайней мере, Мирослав больше не относился к Илье, как к худшему представителю рода человеческого, а это уже было немалым прогрессом.

Впрочем, все обстояло не так уж и печально. Терпение и настойчивость Аксенова поспособствовали возникновению между ними более-менее крепкой дружеской связи, а это, в свою очередь, привело к тому, что они начали лучше узнавать друг друга.

Мирослав со временем понял, что имел дело вовсе не с безнадежным отморозком, как он думал вначале, а с весьма неплохим парнем, который был просто страшно избалован, и от того все благородные черты, присущие его характеру, были задавлены и не находили себе выхода. Аксенов же, общаясь с Мирославом, начал по-другому смотреть на многие вещи и волей-неволей становиться лучше – просто под воздействием благотворного влияния, которое раньше ему было совершенно неведомо.

О любви они больше не говорили. Мирослав вообще не воспринимал эту тему всерьез, а Аксенов понимал: чтобы вновь заикнуться о своих чувствах, ему придется приложить еще массу усилий, и первое, о чем он должен был сейчас забыть, это нетерпение.

Но сдаваться он не собирался, и достигнутого уровня ему, конечно, было недостаточно. В духовной сфере он, в принципе, не испытывал никакого голода, но физическая пребывала в страшной нужде, доводившей его порой чуть ли не до отчаяния. Ему оставалось только надеяться, что Мирослав однажды оттает настолько, что сам захочет (а он мечтал, чтобы тот захотел этого не меньше, чем он) принадлежать ему всецело. Но ошибка, совершенная им в Новогоднюю ночь, была слишком велика, чтобы рассчитывать на это в ближайшем будущем, поэтому он готов был ждать сколько угодно.

Как-то раз на перемене, сидя за столом в учительской и приводя в порядок бумаги в своей рабочей папке, Мирослав получил от Ильи следующее сообщение:

«Ты все еще боишься меня?»

Не нужно было уточнять смысл этого вопроса. Мирослав мгновенно понял, о чем шла речь. Неожиданная серьезность Аксенова удивила его, но он решил ответить максимально честно.