У Черных рыцарей - Дольд-Михайлик Юрий Петрович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/85
- Следующая
— А не кажется ли вам, что эта работа не по мне?
— Вы, очевидно, недооцениваете её. Как быстро забывается печальный опыт минувшей войны! Не могли же вы не знать о скандальном провале всей нашей агентурной сети в первые же дни вторжения войск райха в Россию?
— Ещё бы! Ну и поиздевались над нами во всём мире, когда узнали, что красные давно держали всю нашу агентуру на длинном поводке! — не удержался от едкой реплики Фред. — Только мы ткнулись хлоп! — и отлично засекреченной сети разведчиков как не бывало! Верно ведь? Я знаю об этих подробностях из третьих рук, возможно потому и преувеличиваю…
— К сожалению, нет! — поморщился Нунке. — В первые же дни войны нам срочно пришлось забрасывать агентов, и эта-то поспешность послужила причиной нового провала. У одного на милицейском мундире были пришиты не те пуговицы, второй не привык ходить в сапогах, третий ел не по-ихнему. И ловили наших агентов не только контрразведчики, но и само население…
— В первые дни войны я был в Одессе и отлично помню, как одесситы волокли по улицам города каждого подозрительного.
— Вот видите! В общем, во время войны наша разведка понесла колоссальные потери. Уже в военное время мы были вынуждены отказаться от предложенных Гиммлером и Канарисом методов разведки. Они хотели заменить хорошо натренированного разведчикаодиночку массовой агентурой и чересчур широко размахнулись. За три предвоенных года мы заслали в Ангглию свыше четырнадцати тысяч своих агентов. Четырнадцать тысяч! Совершенно ясно, что такая масса новых официанток, горничных, парикмахеров не могла остаться незамеченной.
— Покойный Бертгольд говорил мне, что в Голландию было заслано ещё больше людей — кажется, около двадцати тысяч.
— Покойный? Вы сказали «покойный Бертгольц»… Вы в этом уверены? — заинтересовался Нунке.
Фред не заметил, как вырвалось у него это проклятое слово «покойный», и теперь внутренне похолодел. Перед ним с фотографической точностью встала картина его разговора с Кронне в Австрии, где он утверждал, что Берггольд подался куда-то на север Италии и там следы его затерялись… Вот ещё одна ошибка — та мелочь, о которой только что говорил Нунке и на которой он, Фред, может попасться.
— Как это ни печально, но я постепенно приучаю себя к этой мысли. Все мои попытки разыскать его в Италии, как я уже вам говорил, оказались тщетными. Никакого следа, даже намёка на след! Предположение, что Бертгольду удалось незаметно проскользнуть к своим в Швейцарию, тоже пришлось отбросить. Как бы ни сложилась обстановка, он бы подал о себе весточку. А из лагеря военнопленных, окажись он там, и подавно. Я знаю Бертгольда лучше, чем кто-либо другой: нас ведь связывали не только служебные, но и семейные отношения. Приходится предполагать самое худшее!
Как трудно было придать этим словам оттенок сдержанной боли, с которой мужчина мужчине поверяет свои горести.
И Нунке, по всему было видно, поверил в искренность сказанного.
— Не надо терять надежды, — попробовал он успокоить собеседника. — Имейте в виду, многие руководящие работники нашей разведки своевременно бежали и теперь прячутся в самых отдалённых от Германии уголках мира, конечно, под чужими фамилиями. Я уже связался с некоторыми из них и могу запросить о Бертгольде. Возможно, вы преждевременно похоронили его. Оказавшись где-то на чужбине, не так-то легко дать знать о себе. Уверяю вас!
— Буду безмерно вам благодарен. Простите, что отвлёк вас своими личными делами.
— Мы тоже заинтересованы в поисках такого ценного и опытного работника. Но вернёмся к теме нашего разговора. Да, ошибки многому нас научили и против многого предостерегают. Любопытную вещь рассказал мне Воронов из практики русской разведки во время первой мировой войны. Перед самым началом военных действий командующий Одесским военным округой под видом точильщиков заслал в Галицию пять своих офицеров-разведчиков. Те свободно гуляли по стране, точили ножи, ножницы и, собрав все данные о дорогах, мостах, укреплённых пунктах, целёхонькими вернулись домой. Тогда командующий Киевским округом, возможно движимый завистью, решил, как говорят русские, переплюнуть своего одесского коллегу и послал в ту же Галицию уже сто восемьдесят точильщиков. Представляете картину: изо дня в день под вашими окнами горланят: «Точить ножи, ножницы!» Австро-венгерская разведка была не очень проворна, но и она догадалась, в чём дело. Все «точильщики» вскоре оказались за решёткой. Числом в нашем деле бой не выиграешь! Необходим квалифицированный одиночка. Безупречно подготовленный. Чтобы он ничем не отличался от населения той страны, куда его забрасывают.
— До сих пор в русском отделе школы не было воспитателя?
— Был, даже есть сейчас, но…
— Кто?
— Генерал Воронов. Один из самых одарённых работников царской контрразведки. Он, естественно, очень хорошо знал свою страну, её порядки. Подчёркиваю, знал, а не знает. Ибо о новой России у него представления довольно туманные. Эмигрировав, он больше никогда не возвращался на родину. И это привело к досадному провалу. Мы забросили в одну из южных областей Украины нового резидента. Самого способного нашего ученика. Он прекрасно изучил язык, обычаи. Под видом нищего он должен был добраться до Полтавы, где ему была обеспечена явка. Я сам осмотрел его перед полётом, ознакомившись предварительно со множеством образцов русской живописи, где фигурируют нищие. Все точно, хоть картину пиши с нашего разведчика. Воронов даже расчувствовался, так напомнил ему его подопечный типичную для России фигуру. А по дороге в Полтаву — провал! Выяснилось, Воронов не учёл главного, в Советской России нищенство ликвидировано и запрещено. Теперь вы понимаете, почему мы вынуждены устранить Воронова!
— Мне не хотелось бы обижать старика
— О, генерал сам согласился на это. Теперь он будет обучать маскировке
— Разрешите несколько вопросов?
— Пожалуйста!
— За время жизни в России я убедился, что изменения, и не только в экономике, а и в быту, происходят очень быстро. Как с этим ознакомиться преподавателю русского отдела?
— Мы получаем множество журналов и газет, причём не только центральных. Если нас интересует какой-либо определённый район, мы различными путями достаём районную газету, даже многотиражки фабрик и заводов. Кстати говоря, именно в них мы иногда находим особо интересующие нас сведения. По натуре русские люди откровенны, и порой кое-что проскальзывает, как бы они не заботились о бдительности
— А что, если это не откровенность, а ощущение силы? Как говорится, нам нечего бояться, если вы узнаете наши маленькие секреты? Не забывайте, мы ведь почувствовали их силу и их гнев на собственной шкуре.
— Придёт время, и мы возьмём реванш!
— Вы действительно верите в это, герр Нунке?
— Безусловно! Перспективы для этого уже начинают вырисовываться! Учтите, война только закончилась, а дружба между вчерашними союзниками трещит по всем швам. Тает, словно снег на солнце. Я встретился с Борманом — удирая из Германии, он на несколько дней остановился в Испании. Борман тоже согласен со мной. На протяжении всего вечера мы только и говорили, что о неизбежности третьей мировой войны… О, на этот раз Германия не будет одинока!
— Во второй мировой войне она тоже не была одинока. Почти вся Европа…
— В третьей против России выступит Германия и весь мир. Только бы дожить нам с вами, Фред, до этого часа! А имя я действительно выбрал вам скверное! В интимном разговоре даже язык не поворачивается. Впрочем, надо придерживаться железного правила. Я Нунке, вы — Фред. Пока что… Вопросы ещё будут?
— Один
— Я вас слушаю
— Считаете ли вы нужным, чтобы воспитатель время от времени посещал Россию? Боюсь, одних газет и журналов мало для детального изучения обстановки. Я думаю, для настоящего всестороннего изучения…
— Думаю, лично вы не рискнёте поехать, памятуя о заочном приговоре над лейтенантом Комаровым. Так, кажется, произносится фамилия, под которой вас знали в части, где вы служили?
- Предыдущая
- 32/85
- Следующая
