В чужом обличье (СИ) - "Мольфар" - Страница 56

Более того, даже сумел внятно сформулировать её.

― Не то чтобы это как-то сразу исправило положение… — пробормотал Реймонд, качая головой. — Но так хоть будет шанс побарахтаться.

И придвинул к себе новый чистый лист.

Тяжёлые двери, ведущие в тронный зал, захлопнулись с громким стуком, и Вэйна повернулась к сыну.

— Прошу принять мои искренние извинения, ваше величество, — немедленно склонился в глубоком поклоне Корсин. — Я не должен был поддаваться эмоциям.

— Извинения приняты, ваше высочество, — величественно сообщила Вэйна. — Надеюсь, вы извлечете из этого урок и больше не повторите такой ошибки.

Она протянула руку, и Корсин, склонившись и поцеловав её, пробормотал:

— Да, матушка, такого больше не повторится.

Вэйна смотрела на своего первенца с обожанием и любовью, а Джепардо смотрел на них обоих. Вэйна была прекрасна, обворожительна, как всегда. Слишком мягка с сыном, но Джепардо понимал, что просто отчасти ревнует. Он ревновал свою королеву ко всему свету, особенно к королю Гарришу, который был мужем богини и не понимал этого, относился к Вэйне снисходительно, как к ещё одному атрибуту власти, навроде скипетра или короны.

Ревность свою Джепардо привык прятать, скрывать за тремя замками, не демонстрируя ни взглядом, ни звуком, ни жестом. Рядом с Гарришем всегда его верный цепной пес Гиозо, только взгляни недобро, враз голову отрубит, и не заметишь. Виртуозо это не остановило бы, на любого мастера есть управа, а тяжелая и полная приключений жизнь научила его не бояться опасных дел и решений.

Но королева запретила трогать своего мужа, заявив, что не сможет тогда быть с Джепардо.

— Советник Виртуозо, — опять взяла официальный тон Вэйна, — мы должны обсудить меры, которые следует принять, дабы поддержать решения моего короля.

— Да, ваше величество, — поклонился Джепардо.

Какие там еще решения, когда вылез этот старый пердун Агостон и началось блеяние на два голоса: «Свобода, свобода»? Нет, кто спорит, свобода — это прекрасно, но к ней неплохо еще и еду на столе, вино в подвале, загон с козами возле каждого дома. Свободой посреди завалов сыт не будешь!

Нет, обсуждать они будут совсем иное, и Джепардо, уловив намек, последовал за прекрасной Вэйной. Стража из горцев уступала выучке гвардейцев короля Латии, но на их взоры Джепардо было плевать. Как бы ни были бдительны люди Гиозо, за закрытыми дверями покоев королевы ничего не разглядеть даже им.

— Гарриш сошёл с ума! — воскликнула Вэйна, едва двери закрылись.

— Да, моя королева, — склонил голову Джепардо.

И это не было формальным согласием, нет, он говорил искренне. Противостоять двум сильнейшим державам Сардара? Самоубийство! И это не было сиюминутным решением, о нет. Королева Вэйна уже давно придерживалась того взгляда, что Перпетолису — дабы выжить — надо присоединиться к одному из соседей. Присоединиться добровольно, осознанно и за счёт этого — на особых условиях, с сохранением широкой свободы действий и горской самобытности.

Отчасти эти её взгляды передались кронпринцу Корсину, только тот, избалованный мягкостью матери, и сам вырос слишком добрым и ленивым. Готов был просто войти в состав одного из соседних королевств без всяких условий, просто чтобы все жили богаче, а Корсину не пришлось править и сражаться с вольницей князей и угрозами со стороны могучих соседей.

— Но это не значит, что его можно и нужно трогать, слышишь меня, Джепардо?

Вэйна подошла ближе, встала вплотную, заглядывая в лицо первого советника короля. Джепардо не выдержал и обнял это совершенное, прекрасное, восхитительное — несмотря на четверо родов — тело. Начал покрывать поцелуями шею и плечо, ощущая, что теряет голову.

— Да, моя королева, — повторил он жадно.

Мог ли кто-то подумать, что он, нищий сирота из трущоб Лайпина, не знающий в жизни ничего, кроме голода и холода, будет целовать королеву, а та будет с пылом отвечать на его поцелуи? Честно говоря, о таком не мог подумать даже сам Джепардо.

Путь его был прост, грязен и понятен. Попрошайничество, воровство, банда из таких же оборвышей, шакалов городского дна, готовых загрызть кого угодно за заплесневелую краюху. Аферы, наглость, грабеж, первое убийство, бегство в другой город. Еще аферы, обман, соблазнение богатых дамочек, Джепардо упорно трудился над своим фасадом, чтобы в нем видели не нищего оборванца, а представительного, богатого, влиятельного аристократа.

Воспоминания о холоде и голоде помогали, Джепардо, которого тогда звали совсем иначе — Джори Хырчик, рвал жилы, обманывал, крутился, поднимался всё выше. Пока наконец не наступил на пару мозолей самому королю Латии, а также парочке высокопоставленных кардиналов Святого Острова. Пришлось бежать из страны, не морем, конечно, а в горы Перпетолиса. Дерзкий и находчивый, сменивший имя и внешность Джепардо добрался до ближайшей к Латии великой долине — Блантен, затем втерся в доверие к князю Луке, который тогда только возглавил клан Парришей.

Затем Джепардо добрался и до Нуандиша и потерял голову.

Храбрость и дерзость, знание соседних стран, пронырливость, умение работать с бумагами и обманывать, умение считать деньги и воровать их, Джепардо приложил усилия и стал первым советником короля Гарриша. Стал ближе к Вэйне.

Испытанные приемы обольщения и соблазнения богатых дамочек тут не сработали бы, да и они показались кощунством Джепардо, но Вэйна сама все увидела, поняла и поманила к себе. Теперь он трудился на благо Перпетолиса, потому что оно стало его благом. Преумножал богатства страны, зная, что однажды они станут его богатствами. Верно служил королю, зная, что однажды сам станет королём.

— Что теперь, мой верный Джепардо? — спросила Вэйна отстраняясь.

С его подачи королева, не знающая, какую из сторон выбрать, склонилась в сторону Латии, присоединения к ней. Туда были отправлены на учёбу Корсин и Фабио, в тамошний магический университет в Мире, куда вместо Прагса теперь отправляли будущих магов, получивших королевскую стипендию. Хорошая дорога помогла бы надежнее привязать Перпетолис к Латии, но увы, переговоры сорвались несмотря на все усилия Джепардо. Впрочем, он не терял надежды — после постройки дороги из Ранфии в Ойстрию, уговорить Латию протянуть ответвление к себе будет легче, а там одно за другое и до присоединения дойдет. Сам Джепардо, в дополнение ко всему прочему, рассчитывал еще и заслужить прощение короля Латии и Святого Острова этим присоединением.

— Теперь Ойстрия и Ранфия закусят удила, — чуть подумав, ответил Виртуозо. — Они привыкли давить, привыкли, что перед ними склоняются.

Гарриш, конечно, склонился бы, не поддержи его старый магистр. Два старых дурака решили встать против ветра, который снесет их и сбросит в пропасть. Вэйна и в этом была лучше их, подобно дереву на горном склоне: которое гнется, но не ломается, выживает, несмотря ни на что.

— Ключ ко всему — магистр Хатчет. Ойстрия и Ранфия достанут его, убьют. Перпетолис окажется беззащитен…

Он заколебался, бросил взгляд на Вэйну.

— Нет, — ответила та.

— Но Гарриш никогда не согласится.

— Не согласится, — кивнула Вэйна, оглаживая платье и беря в руки одну из кисточек пояса. — Именно поэтому мы должны поддержать его сейчас, чтобы Перпетолис остался свободным, а наши соседи поняли: с горцами шутить не следует! Гарриш уже стар, а Корсин послушен мне — когда наступит нужный момент, я, как королева, начну переговоры с Латией. А момент этот может наступить уже очень скоро — с такими-то врагами. Ты молодец, Джепардо, мастерски обратил внимание послов на то, что договор не слишком выгоден для их стран, и поэтому сегодня ты заслужил награду.

Платье сползло, обнажая одно плечо, и Джепардо, окончательно теряя рассудок, шагнул вперёд.

Два тела слились в объятиях, упали на ковер, и больше в ту ночь разговоров о политике не звучало.

— Е-эдут! Е-эду-ут! — звонко закричали на дворе.