Космос. Меридиан (СИ) - "pine wood / limitless the sky" - Страница 8

Нянь тоже менялся, причем даже физически. У него появился какой-то особенный запах, необычная мимика, глаза стали чуть ярче и больше, острые, высокие скулы будто смягчились, сделав лицо более приятным. Они расцветали рядом с друг другом, Хайко заразил Инески любопытством, и тот, нарушая устав, принялся изучать мир и рассказывать о нем своему подопечному. Все это, конечно, было грубейшим нарушением, но они давно переступили ту черту, когда можно было остановиться. Словно губки, они впитывали информацию, придумывали новые ловкие схемы обхода удушливой заботы, которая как невидимая петля висела на шее каждого, кто подпадал под ее юрисдикцию.

- Почему я? – однажды спросил Инески.

Хайко оторвался от нового гаджета, к которому был с обратной стороны прикреплен планшет с контрабандными книжками, и непонимающе посмотрел на няня.

- Почему я? В смысле мы же одинаковые, с одинаковым набором функций, и я свои обязанности выполнял четко по регламенту.

Хайко отложил планшет, забрал у заснувшего рядом с ними Пикси недогрызенное яблоко и принялся задумчиво его жевать.

- Ты смотрел на нас с презрением.

- Что?! – Нянь подпрыгнул от возмущения. – Да с чего ты это взял? Ты словно “презрение” узнал только три книжки назад!!!

Хайко, улыбаясь, пошарил по карманам Пикси и, найдя там подтаявшую шоколадную конфету, запихнул в рот.

- Ты закатывал глаза. Однажды Венс не дошел до горшка и обосрался прям в кровати, и ты так закатил глаза, что я понял, что не меня одного это бесит.

Инески сдулся, возразить ему было нечем, а Хайко посмурнел, задумчиво накручивая кудряшки брата на палец. Пикси тоже учился читать, но как и прежде, был слишком добрым, чтобы вариться в тех же чувствах, что и Хайко.

- Это ведь ненормально, что Венс гадит под себя? – Хайко перевел больной, полный уязвимой беспомощности взгляд на Инески. – Ведь там другие люди? Там не растят людей как животных! Так почему мы растем как убогое зверье?! Комнатные собачки!

- Не кричи, малыш... – Нянь положил теплую руку на ледяную ладошку Хайко, и звенящий голос подопечного оборвался. – Там еще хуже. Там такие, как вы, дети голодают, умирают никому не нужные. Может быть, ты станешь первым, кто сможет...

Голос Инески будто выцвел, угас, не закончив фразы. Хайко понимал, что это оттого, что никто уже не верит в то, что у них есть шанс. Они живут в убогом раю, который извращает и калечит их жизни. Мозги большинства подопечных, убаюканных ласками и исполнением любых желаний, превратились в желе. Все, кто жил рядом с ними, были ужасно капризными и просто невыносимыми. Хайко, начавший глотать книги по несколько за день, не мог понять, как его мерзких, истеричных и беспомощных братьев терпят взрослые, как они умудряются исполнять каждую их прихоть? Но потом оказалось, что исполнить прихоть примитивного, ограниченного существа очень просто.

Примитивное существо имеет примитивные потребности, которые нетрудно предугадать и так же несложно удовлетворить, и даже эти потребности были не их собственные, ведь все журналы с новинками, попадающими в зону доступа, были отобраны заранее, а значит, все, что в них было, и все, что могли потребовать подопечные, уже находилось в соседней комнате. Как блохи в стеклянной баночке, они смотрели на мир через искаженное стекло и желали лишь того, что им можно было желать. Они не могли мечтать ни о чем другом, кроме того, о чем им разрешали мечтать, они даже не могли вообразить ничего сложнее и интереснее яркого гаджета с веселыми мелодиями и увлекательными игрушками, в которых было множество примитивных уровней, где блуждал их невостребованный ум.

Им уже было по тринадцать лет и большинство из его братьев спали в подгузниках, потому что были настолько беспомощными, что не понимали, насколько это унизительно. Хайко задыхался в сиропной заботе, подавляя желание оказать услугу своим братьями и придушить их, потому что подобное существование не просто бессмысленно, оно унизительно.

Хайко помнил: в детстве их было десять, а сейчас осталось пятеро. Куда исчезла половина, неизвестно, но что-то подсказывало ему, что чем капризнее он, тем больше у него шансов выжить, потому что последний пропавший братишка был самым нормальным из всех, кто остался.

В их навороченных гаджетах не было ничего, кроме бесконечного списка игр и картинок. Ни о каких новостях или книжках не могло быть и речи, никто из них попросту не знал, что такое книжка и что значит читать. С пятнадцати лет их начали учить этикету, гигиене и макияжу, тогда-то несчастные сверстники Хайко узнали, что есть разделение на пол, и если это мужчина, то по этикету ему положено носить брючки, а если девочка – то платье.

В ночь после первого урока этикета Хайко тихонько давился слезами на худеньком плече брата. Это он знал, что значит быть мужчиной, а что значит быть женщиной, он прочел об этом в книжках и надеялся, что на занятиях его братьям и сестрам скажут чуть больше, чем об отличии в одежде, но те должны были и дальше оставаться примитивными, но теперь уже воспитанными животными, такими, чтобы их можно было вывести в светское общество.

После одного из уроков по этикету, незадолго до того, как исчезнуть, Инески забрался с Хайко в его пещеру из игрушек и, прижав его к себе, судорожно зашептал:

- Малыш, послушай меня очень внимательно и не перебивай! Если вдруг я не приду в свою смену, не ищи меня! – Хайко в панике дернулся в руках, но нянь держал его крепко. – Выслушай! Не ищи меня! Не закатывай истерик! Будто и не было меня, малыш!

- Нет! Нет! Нет! – Сердце сжалось в комочек от ужаса предстоящей разлуки. По щекам побежали горячие слезы, пальцы так сильно впились в плечи Инески, что ногти, выгнувшись, болезненно заныли.

- Да, малыш! Да... обещай мне, что не наделаешь глупостей. Я принес тебе накопитель, на который скачал все, что смог найти, там несколько сотен терабайт, тебе жизни не хватит, чтобы это прочесть!

- ЗАТКНИСЬ! Не нужно мне ничего! Только останься со мной!!!

Хайко охватил дичайший ужас от мысли, что в этом безумном, сумасшедшем аду они с Пикси останутся одни. В панике он сжимал рыдающего, как и он, няня в объятиях, вцепившись зубами в его плечо, и обхватил ногами за талию, сжимая так, чтобы никто и никогда не смог их разлучить.

Из груди рвался звериный вой тоски.

Он не сможет без него жить.

Не сможет.

Он твердил ему об этом, но это ничего не меняло. Они не принадлежали себе, так как они могли принадлежать друг другу?

В душной норе из игрушек случился их первый и последний поцелуй. Они оба не умели целоваться, но прочли в книжках, что нужно коснуться друг друга губами. Сплестись языками. Это возможно было бы смешно и глупо, если бы не было так больно. Они стукались своими зубами друг об друга, кусали губы и тонули друг в друге, задыхаясь от предстоящей разлуки.

- Исцарапай меня! – судорожно шептал Хайко. – Пусть на мне останутся твои следы!

- Нельзя! – Мокрое от слез лицо Инески спряталось в его волосах, прижимаясь как можно ближе.

- Расцарапай! Пусть не будет больно! – Хайко стукнул себя по груди. – Тут сейчас все разорвется! Помоги мне!

Марево безумства окутало их, спеленало в свое душное, спасительное покрывало. Они расцарапали друг другу все тело, оставив неповреждёнными лишь руки, шею и лицо. Чем ярче была боль, тем радостнее становилось на душе. Они живы, они будут жить. Инески слизывал его кровь алыми губами, шальными глазами смотря прямо в сердце.

Прежде чем уйти, он обработал его раны и оставил свою линзу, выдав последние распоряжения, как Хайко должен воспользоваться его подарком. Впервые в жизни Хайко так ждал отбой. Когда на часах пробила ровно полночь, Хайко вставил линзу и закрыл глаза.

Перед глазами вспыхнул свет, привыкнув к нему, Хайко разглядел строгие коридоры, по которым шел Инески. Странных, незнакомых людей, которые иногда кивали ему, а иногда просто проходили мимо. Неожиданно за очередным поворотом нянь замер и уставился на темный квадрат. Хайко не сразу понял, что это, но когда понял, вскочил на постели и уставился на глухую стену перед собой. В глазах Инески в темноте спальни вскочил он сам, он видел себя глазами няня. Там было прозрачное стекло, через которое Инески смотрел на него. На маленькую пришпиленную бабочку за стеклом.