Дело всей жизни (СИ) - "Аксара" - Страница 90

Кто еще? В голову не приходило ничего. Товарищи-приятели, тощие тени которых Шэй некогда видел у ворот Кенуэй-холла? Они остались в Нью-Йорке, да и никогда не хватали звезд с неба, судя по словам Хэйтема. Хэйтем тоже может ошибаться, но не настолько же?

Индейцы? К своему племени Коннор питал искренние и сильные чувства, но Шэй помнил и Мать Рода, которая много лет назад отдала ему немудреные пожитки Коннора-Радунхагейду; помнил и Ганадогона, мальчишку, с которым Коннор секретничал на охотничьей площадке, уступив старшим удобную хижину. Эти люди, как бы они ни относились к Британии, Патриотам и прочим бледнолицым, не могли спланировать ничего подобного.

Оставались знакомые в Бостоне. Кто эти люди, которые обрели такое влияние на сына, что тот сразу бросился в бой?..

Шэй покачал головой и предположил не слишком уверенно:

— Может быть, тут замешана… девушка?

Мистер Кенуэй раздраженно вскинулся. Его лицо не отражало ничего хорошего, и Шэй даже невольно припомнил те времена, когда опасался сказать магистру тамплиеров, любовнику, что-то лишнее. Но выдержки Хэйтему хватило. Или он просто слишком хорошо знал сына, а потому не высказался брезгливо в том смысле, что Коннор невинен, как агнец, осужденный на заклание, а задумался. Внешне это выражалось в том, что он расстегнул пуговицы сюртука, недовольно поерзал, устраиваясь удобнее, а потом и закинул на застеленную постель ногу.

— Нет, — наконец произнес он, но полной уверенности в его голосе не звучало. — Не думаю. Шэй, я не могу, конечно, знать всех… подробностей личной жизни Коннора. Хотя мог бы. Но я считал, что Коннор… любит меня. Что не станет скрывать то важное, что появилось у него на душе. Я видел, каким он возвращается из своих отлучек. Он бывал доволен, бывал раздосадован. Часто приходил задумчивым или, напротив, задавал вопросы и требовал ответов. Но я ни разу не видел, чтобы он был… мечтателен.

Шэй несколько неловко чувствовал себя в этот момент, но возразил:

— Ты говоришь про Нью-Йорк. А в Бостоне, откуда могло быть отправлено письмо, вы жили не вместе. Он мог «мечтать» полночи, а потом какая-нибудь Мелани за шиллинг молча перестелила бы белье.

Хэйтем тоже долго молчал. Настолько долго, что уровень белого вина в бутылке снизился на дюйм, а сам мистер Кенуэй выпутался из сюртука. И все-таки, несмотря на неуверенность в голосе, слова его звучали логично:

— Сомневаюсь. То есть не сомневаюсь, что могла найтись какая-нибудь Мелани за шиллинг, или другая по той же цене или вдвое дороже, но, Шэй, в чем смысл? Женщина в Бостоне, чье письмо застало Коннора в Нью-Йорке? Месяцами жить в отдалении, чтобы сорваться к ней за несколько часов? Никак не проявить привязанности, а потом слепо действовать в ее благо? Коннор не заинтересовался бы… настолько просто хорошей или, напротив, дурной девицей. А если это было нечто большее, то он не смог бы скрывать. Я все-таки отец.

Шэй принял доводы возлюбленного, изложил свои умозаключения и подвел итог:

— Значит, все еще сложнее. Всех близких Коннору людей мы знаем, но организовать бунт или подтолкнуть к этому Коннора они не могли, а значит, действуют как минимум две силы: тот, за кого в эту борьбу вмешался Коннор, и тот, кто получит от этого выгоду.

Мистер Кормак в задумчивости потянулся за вином, но Хэйтем, уйдя в себя, не заметил этого, а потому Шэй потребовал:

— Сядь рядом, Хэйтем. Будет удобнее бутылку передавать.

Мистер Кенуэй вздрогнул, несколько секунд осознавал услышанное, а потом и фыркнул:

— Какое галантное приглашение, капитан Кормак.

Однако пересел и вином поделился. Шэй подполз поближе, путаясь в покрывале, привалился к плечу Хэйтема и уронил:

— Я был на пристани в момент… триумфа Коннора. И, что гораздо хуже, я был не единственным там тамплиером, магистр.

Шэй плечом чувствовал, как любовник вздрогнул всем телом, и вскинул взгляд. И увидел бледное и взволнованное лицо мистера Кенуэя.

— Как ты сказал?.. — Хэйтем даже недоговаривал слова. — Не молчи, Шэй, это… Это очень важно! Кого ты там видел? Чарльза? Он сейчас в Бостоне, я собирался его отчитать за то, что он допустил это. Черч? Он тоже может быть здесь… Или…

— Все, — веско произнес Шэй, глядя Хэйтему прямо в глаза. — И Чарльз, и Черч, и Джонсон. Все трое были на пристани, и явно вместе, в одной компании. И все они видели Коннора. В этих его ассасинских тряпках, черт бы его побрал! Я полагал, Хэйтем, что ты знаешь о том, что они там будут. И если появление Коннора могло стать для тебя неприятным сюрпризом, то почему тебя так удивляет…

Мистер Кенуэй пошевелился и, заглянув в глаза, пояснил:

— Присутствие Чарльза меня не удивляет. Я, разумеется, не мог знать, как будут действовать «сыны свободы», иначе постарался бы этому помешать. Но Чарльз знает больше — не только в плане знаний. Он лучше чувствует атмосферу… Черт возьми, я ведь сам дал ему приказ по возможности препятствовать непродуманной деятельности Патриотов. Или, если воспрепятствовать невозможно, то следить — чтобы позже иметь возможность добраться до тех, кто за этим стоит. Но, Шэй, даю тебе слово: еще два месяца назад Коннор если и участвовал в этом, то разве что косвенно. А еще мне не нравится то, что мои подчиненные действуют за моей спиной, сообща. А если они теперь видели Коннора… ассасина…

— Видели, — безжалостно отрезал Шэй. — Более того, он тоже их видел. И не отказался от театрального жеста в их адрес.

— Выучил на свою голову, — простонал мистер Кенуэй. — Возможно, Орден уже не доверяет мне. Возможно, Армитедж уже отправил по моему следу убийц.

— Армитедж? — растерянно бросил Шэй. — При чем тут он? Он же магистр британского Ордена…

По коже пробежал неприятный холодок, словно Шэй все еще был в промокшей одежде. Он чувствовал, что многого не знает, был готов бороться и защищать, но не понимал, как бороться и от чего защищать, а отсутствие почвы под ногами вызывало тревогу.

— А ты не понимаешь, Шэй? — Хэйтем запрокинул голову, нервно отхлебывая вино.

Шэй видел, как судорожно дергается кадык любовника, но сейчас не видел в этом ничего волнующего или эротичного — только чувствовал, как сердце сжимается. От страха, чего греха таить. Не за себя, конечно.

— Не понимаешь, — повторил Хэйтем, опустив голову. — Колонии, английский чай, британский парламент… Ничего не напоминает? Армитедж знает обо всем, что происходит в колониях. И, уверяю тебя, он следит за всем происходящим здесь весьма пристально. А также следит за мной, насколько это возможно. У него нет причин мне доверять. Я сын ассасина Эдварда Кенуэя. Я когда-то убил магистра британского Ордена, потому что мстил за отца и сестру. Я сплю с тобой, Шэй, с бывшим ассасином, который уже почти пятнадцать лет не может предоставить результатов своей деятельности. Не думай, что о нас с тобой никто не знает! В Ордене знают все — особенно те, кому я поперек горла. И, наконец, у меня есть сын, который сегодня слишком ясно дал понять, на чьей он стороне. А может, Коннор где-то прокололся и раньше, откуда мне знать? Так что… Я на месте Армитеджа давно бы отправил к себе самому убийц. Такой человек, как я, слишком ненадежен, если смотреть со стороны общего дела Ордена. Он предпочтет убрать меня со сцены и назначить своего ставленника. И еще, Шэй… Ты пришел около сорока минут назад. Но никто из наших соратников, кто был на пристани, сюда не явился. Я… в растерянности, Шэй.

Шэй мгновенно напрягся, и даже огляделся в поисках своего оружия, которое скинул, ложась в постель:

— Не хватало еще только встать против Ордена! Хэйтем, второй раз в моей жизни… это уже слишком. Но мы еще поборемся! Я не предавал Ордена, и ты, я уверен, этого тоже не делал. Мы не нарушали данную при посвящении клятву. Думаю, что завтра самое время навестить всех троих наших соратников, что видели Коннора. Вдвоем, магистр Кенуэй. О моем приезде никто пока не знает, я не швартовался в Бостоне. Скорее всего, Гист отвел «Морриган» на Касл-Айленд.