Повесть об Остролистном холме - Алберт Сюзан Уиттиг - Страница 42

— К тому же есть опасность, что снова начнется гроза, — добавил Хилис. — Грозовой фронт надвигается с запада, и к закату может разразиться ливень.

— Боже мой, — сказала мисс Поттер. Взгляд ее стал решительным и целеустремленным: — Мы просто обязаны найти Кэролайн! И как можно скорее!

— Нужно пойти в «Герб», у мистера Барроу есть большой ручной колокол, — предложил Майлс.

— Верно, — согласился Хилис, направляясь к двери. — Это ускорит сбор людей.

У мистера Барроу было двое своих детей, и мысль, что юная мисс Лонгфорд может заблудиться в Кукушкином лесу, немедленно побудила его к действию. Он вытащил из-под барной стойки колокол, выбежал на крыльцо и принялся звонить что было сил. Через несколько минут жители деревни стали собираться перед входом в бар, чтобы выяснить, что же случилось. Услышав дурную весть и осознав серьезность положения, мужчины побежали по домам за плащами и фонарями, а женщины (ведь мужчинам придется пропустить ужин!) поспешили приготовить для них бутерброды с сыром и мясом и бутыли с горячим чаем. Через полчаса десятка три мужчин уже покидали деревню — кто верхом, кто на телегах, а кто и пешком, — направляясь в сторону Кукушкина леса.

Уилл Хилис ошибся по поводу грозы. Она не стала ждать заката, вернее — того часа, когда солнце имело обыкновение заходить за горизонт: тучи затянули все небо, и вокруг стало темно как самой темной ночью. Яростный порыв ветра взметнул пыль, мелкие сучья и сухие листья и закружил их в воздухе. Грозно зашумели ветви огромных буков под хлесткими ударами надвигающейся бури. Огненный зигзаг расколол темный небосклон над Эстуэйт-Уотер.

И как раз когда люди вышли на Каменку и двинулись вверх по дороге, небеса разверзлись и ливень с грохотом обрушился на землю.

24

Босуорта прерывают

Одной из уникальных черт Большого Барсучника, по убеждению Босуорта, было обилие в этой гостинице весьма примечательных дверей. Во-первых, разумеется, речь идет о величественном главном входе, у которого совершался ритуал приема и проводов гостей. Внутри помещения, сразу же за дверью, располагалась изящная стойка для зонтов, а снаружи висела на витом шнуре элегантная ручка дверного звонка, лежал толстый коврик для ног и сияла медная табличка с выгравированной надписью:

Большой Барсучник

Имелось также с полдюжины весьма полезных боковых входов, каждый из которых открывался в извилистый коридор, а снаружи был хитроумно укрыт от нескромных взоров вереском и камнями. Этими входами обитатели гостиницы пользовались повседневно, что позволяло содержать в безукоризненной чистоте парадный вестибюль. У боковых дверей выстраивались аккуратными рядами галоши постояльцев, а с крючков свисали головные уборы, дождевики и куртки. На случай, если кто-либо испачкается в огороде, у входа на кухню имелся умывальник — раковина и ведро под ней — и висело полотенце, тут же располагалась полочка для свертков и пакетов.

И наконец, Большой Барсучник был в избытке снабжен потайными запасными выходами, которые открывались на густо заросший ежевикой каменистый склон Остролистного холма. В эти двери практически никогда не входили, но они были весьма удобны для тех постояльцев, которые по какой-то причине возымели желание спешно и тайно покинуть отель. (Четвертое Практическое Правило гласит: барсук должен относиться с пониманием к тому, что его друзья и коллеги могут счесть необходимым для себя исчезнуть не попрощавшись и оставлять такие случаи без внимания.) Запасными выходами можно было также воспользоваться при особо опасных обстоятельствах, когда возникала необходимость срочной эвакуации всех обитателей — скажем, при нападении охотников на барсуков. К счастью, такого еще не случалось на Остролистном холме, который находился под защитой семейства Лонгфордов, но осторожность не бывает лишней.

В этот вечер, покончив с ужином, Босуорт шагал по дальним переходам Большого Барсучника. На нем был донельзя изношенный халат и стоптанные домашние туфли, в правой лапе он держал подсвечник, в левой — тетрадь, а за ухом почтенного барсука покоился карандаш: Босуорт намеревался завершить наконец свою Ежегодную Инспекцию По Выявлению Потребных Работ. На текущей неделе он уже дважды принимался за этот труд, да была еще попытка на прошлой неделе, но каждый раз барсук бросал это дело — утомительное, сопряженное с риском изрядно изгваздаться и казавшееся в тот момент не таким уж срочным.

Правила такой инспекции требовали провести скрупулезный осмотр всего барсучника, обойти все без исключения жилые и вспомогательные помещения, коридоры, переходы и галереи, от роскошных просторных покоев с высокими сводчатыми потолками до крохотных низеньких клетушек, которые даже неловко было предлагать для постоя. Многие из комнат пустовали еще с тех времен, когда гостиницей владел дед Босуорта, а потому находились, говоря по чести, в крайне запущенном состоянии и нуждались в основательной уборке. Сухая пыль, покрывавшая пол, поднималась в воздух, оседала на халате, забивалась в рот и нос, заставляя Босуорта непрерывно чихать. Поистине, нелегко было предаваться такой работе с энтузиазмом, а потому любое отвлечение от нее казалось благом.

И вот, когда барсук записывал в тетрадь, что в тридцать седьмом номере необходимо освежить стены и поменять ковер, такое отвлечение явилось. На этот раз оно приняло форму звуков: кто-то повизгивал, царапался, постукивал и притоптывал снаружи у бокового входа, к которому вел длинный наклонный коридор. Босуорт с сердитым видом прошаркал к двери и высунул голову, чтобы ознакомиться с источником шума. Поскольку этим коридором не пользовались с давнего времени, количество пыли в нем превосходило все разумные оценки, а упомянутый кто-то, так и рвущийся внутрь, всколыхнул эти залежи, взметнул тучи пыли и тем самым сделал себя практически невидимым.

— Кто, — строго обратился Босуорт к пылевому облаку, — кто вы такой?

— Умаляю, сэр, — пропищало облако в ответ. — Меня зовут Грошик, сэр, с вашего позволения.

Босуорт пристально вглядывался в существо, которое появилось из осевшей пыли. Это было… По правде говоря, Босуорт не знал, что это было. Каких только животных ни приходилось ему встречать в своей жизни — горностаев и ласок, хорей и лис, крыс и мышей, белок и выдр, — но такого он еще не видывал: жирного, круглого словно мячик, с длинным оранжевым мехом, встопорщенным и покрытым густой пылью, с черными бусинами глаз, дергающимся носом и едва заметными ушками. Ах да, и без хвоста. То есть без малейшего намека на хвост. Бедняга, по всей вероятности, где-то его потерял, хотя, конечно же, ни один барсук не может говорить о таких вещах вслух, не нарушив при этом Тринадцатое Практическое Правило: «Никто не должен задавать вопросы касательно отсутствия ушей или хвоста, ибо мир полон капканов и ловушек, и животным свойственно, по несчастливом стечении обстоятельств, в таковые попадать».

— Грошик? — произнес он, наконец, с отчетливо выраженным состраданием в голосе, вполне уместным при обращении к существу, лишенному хвоста. — Что ж, это ответ на вопрос «кто вы?». А теперь потрудитесь сообщить, что вы, собственно, такое?

— О да, сэр, разумеется, — сказал Грошик, энергично встряхнулся и дважды чихнул. — В сущности, я — морская свинка.

— Вот как, — усмехнулся барсук. Недоверие так и сквозило в его облике. — Насколько мне известно, у свинок нет меха, а уж тем паче — оранжевого. Зато у любой свинки всенепременно найдется пятачок и славный хвостик петелькой. Уж я-то повидал свиней всякого разбора — и пятнистых, и в крапинку, и простых, и самых редких пород — и могу сказать определенно: у вас со свинками нет ничего общего!

— И все же я — свинка, — просопел Грошик. Слезы хлынули из его глаз и прочертили бороздки на покрытых пылью щеках. — Мои предки родом из Южной Америки — так, по крайней мере, мне сообщили.