Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 5

— Да, верно. Не услышим мы больше никогда о царевне Стелле. Если не в болотах монастырских сгинет, так божьи прислужницы из нее всю душу вытрясут. Строгие не по чину.

— А что царь-батюшка на сей счет сказал? Всегда же горой за волчонка стоял.

— Случай с Янушкой и помог. Государь не мог поверить, что его старшая дочь на такую подлость способна. Но… — царица помялась, прежде чем продолжить. Перейдя на шепот, произнесла такое, что фрейлина за сердце схватилась: — Ему сам эрийский посол посоветовал туда царевну отправить. Мол, правители Эрии в курсе…

— Стыд-то какой. На весь Союз ославились.

— Тревожно мне, — царица поправила одеяло и, поцеловав руку дочери, поднялась. — И государю нашему тревожно. Столько странного в мире делается. Только отошли от вестей о драконьей угрозе, что красной волной с юга летела, так теперь ведьмы головы подняли. То тут, то там вылавливают способных к колдовству.

Фрейлина в ужасе прижала руку к шее.

— Так наша не одна такая?

— Не одна. Поговаривают, что все началось именно тогда, когда в серебряной горке мертвую ведьму нашли…

— Я помню тот случай, как раз в Южной Лории у родственников гостила. Жуть-то какая… Я слышала, что младенчик, что в той яме родился, переходил из семьи в семью…

— Да. Странные совпадения. Где бы ребенок не оказывался, его покровитель умирал. Сначала его прабабушка…

— Но то понятно, ей чуть ли не сто лет было…

— А староста? — царица, предвидя возражения фрейлины, поспешила добавить. — Для тех краев пятьдесят не старость, но он и недели не прожил. Удар случился. Потом его жена, вроде как от чахотки… Ох, не верю я в эти совпадения.

— Но не сразу та померла. Не сразу. Вроде как долг, мужем взятый, исполнила. А сейчас где приемыш? — княгиню передернуло, стоило представить, что такое «совпадение» могло бы постучаться и к ней в дом.

— Да уже лет десять, как ничего не слышно.

— И то хорошо. Значит, никто больше не умирает.

Четырнадцать лет назад

Тот день жители Прясти — селения, что жалось одним боком к обветшалому замку сестер Багуш-Пальских, запомнят надолго. Охотники, возвращаясь из трехдневного похода, когда впервые за засушливое лето удалось загнать кабанчика и разжиться дюжиной зайцев, наткнулись на лысую горку, которую раньше не замечали. Была она идеально округлой, без какой-либо растительности, но с черными подпалинами то тут, то там.

— Кажись, молния по ней шарахнула, — Корхель — долговязый мужик с замотанным платком на макушке, который заменил ему утерянную шапку, наклонился и взял в руки гладкий камень, что поблескивал в лучах солнца закоптившимся боком.

— Агась, — хихикнул молодой, но самый крепкий из всей ватаги охотник, перекладывая на другое плечо шест с привязанным к нему кабанчиком. Второй носильщик только крякнул от досады и повторил движение за вертлявым напарником. Спина ныла, уже который час шли без продыху. — Молния шарахнула, а земля дыбом встала? Отродясь здесь горы не было.

— Может, и не замечали мы ее? — Корхель пнул ногой по почерневшему кусту, который тут же осыпался. Густо запахло гарью. — Под зарослями ежевики немудрено. Кто ж по доброй воле захочет в них лезть? Горка, не горка — все одно, если колючки заживо кожу сдерут.

Дядька Прун, чьи седые тонкие усы уныло свисали по бокам рта и заканчивались где-то на груди, отвязав от ремня связку с тушками зайцев, кинул ее в траву и в задумчивости пошел по кругу. Ломкие, иссушенные огнем кусты хрустели под ногами.

— Долго еще стоять? — заныл напарник молодого охотника. — И чего принялись пожарище разглядывать, будто невидаль? Вот когда храм Багуш-Пальских горел и восковые статуи от жара на бок заваливались, точно живые, было интересно. А тут черная пыль одна…

— Брось кабана, Миклуш, — откликнулся дядька Прун, присаживаясь на корточки. — Здесь творится что-то неладное. Сам посмотри.

Кабан тяжело опустился на траву. Пух с потревоженных метелок, словно легкий дым, понесло по ветру.

Корхель, сбросив тут же у туши заплечный мешок, поспешил следом за товарищами.

Дядька Прун крутил в руках оплавившийся кусок металла.

— Ишь ты… Никак серебро? — Корхель, вытирая головным платком вспотевшее лицо, наклонился ниже. Тонкие волосы, похожие на пожухлую бесцветную траву, прилипли к загорелому лбу.

С той стороны, где столпились охотники, от низа и до самой макушки горки шла тонкая расщелина. Поковыряв пальцем у ее основания, Прун вытащил на свет еще один слиток.

— Никак мы клад нашли? — Корхель живо представил, сколько сокровищ может быть скрыто под тонким настом. — Видать, потому молния и шарахнула, обойдя стороной высокие ели, что злата и серебра здесь закопано немерено?

— Надо в деревню бежать, — молодой охотник, будто скаковой конь, готовый тут же взять старт, гарцевал на месте. — За ломами и лопатами.

— И телегу хорошо бы пригнать, — кивнул Миклуш, не в силах оторвать взгляд от пары слитков, что лежали на ладони у дядьки.

— Погодьте суетиться, — Прун, распрямившись, пнул носком стоптанного сапога расщелину. — Может и нет никакого клада. Так, две монетки затерялись. Надо бы наверху посмотреть, там, кажись, щель расходится…

Все проводили глазами змейку расщелины, которая по мере приближения к макушке горы неумолимо утолщалась.

— Так я гляну, — Корхель, не дожидаясь одобрения, полез наверх. Никто и опомниться не успел, как земля под его ногами загудела, и долговязый охотник рухнул куда-то вниз. Горка оказалась полой.

— Кор? Кор, ты живой? — как только камни перестали шуршать, а поднятая в воздух пыль улеглась, молодой подполз к зияющему провалу на брюхе. — Кор?!

— Ну, что там, не тяни… — дядька Прун и сидящий у его ног испуганный Миклуш тянули шеи, пытаясь заглянуть за край обвала.

— Там гроб, кажись. Огромный…

— Гроб? А Корхель где?

— На крышке лежит.

— Жив? Жив хоть? Дубина стоеросовая, не молчи! — терпения у старика не хватало, но и желания повисеть на краю обрыва и рассмотреть все собственными глазами тоже не возникало.

— Не з-з-знаю, — молодой сглотнул. — Но, кажись, та крышка тоже из серебра. И она треснула…

— Подмога нужна, — Миклуш поднялся на дрожащие ноги. — Я до деревни сбегаю.

— Веревки захвати. И побольше! — дядька Прун проводил глазами пошатывающегося охотника, ломанувшегося через кусты. — «Эх, надо было молодого послать. Он посноровистее».

— Ну что? — Прошел час. Старик сидел, облокотившись о ствол дерева, молодой продолжал лежать на брюхе у ямы. — Корхель так и не шевелится?

— Кажись, сильно башкой стукнулся и сознание потерял, — вздохнул дозорный, — или вовсе помер. Высота не так, чтобы большая, но ежели головой об угол… то…

Договаривать не стал. Невезучий Корхель лишь год назад женился и теперь дожидался рождения первенца. Представлять, как будет убиваться Зденка в случае смерти мужа, было страшно.

Уже смеркалось, когда со стороны замка послышался шум.

— Он что, всю деревню собрал? — молодой повернул голову в ту сторону, где виднелся факельный огонь, и тихо-тихо начал отползать от ямы. Земля сотрясалась так, словно на подмогу шло войско.

Миклуш сидел на первой же подводе — самой большой, какую нашел в деревне. Следом подкатило еще три — с мужиками, вооруженными баграми, веревками и лопатами. Ворох мешков, вываленных на землю, и топоры, заправленные за пояса, однозначно указывали, что гонец в красках описал находку.

— Где яма с серебром? — вперед вышел староста — крепкий мужик за пятьдесят. В деревне люди жили небогато, поскольку сестры-графини давно забросили хозяйство и хирели вместе с замком, но Дадарь, крутившийся при старухах, по мнению многих, подворовывал, отчего мог себе позволить и камзол из корпского сукна, и штанов полдюжины в отличие от тех, кто имел всего пару и сидел, не высовывая нос из дома, пока те сохли.

Носы начищенных сапог богато блеснули кожей, когда староста приблизился к краю ямы и опустил факел ниже, чтобы рассмотреть открывшееся нутро.