Уйти в отставку (СИ) - "Леонардо НеДаВинчиный" - Страница 30

— О чем вы? Какие убийства?

— Фрау Зоя, томограф готов. — Из дверей выбежал задыхающийся мальчишка.

— Григорьич, за мной. — Почти мужская, широкая пятерня вцепилась в бортик каталки. — Операционную уже готовят. Армин, не стой пень-пнем, помогай.

У Розы перемешалось все и сразу. Как тут очутился прокурор? Ехал следом? Прибабахнутая армянка будет оперировать Эрвина? Арлерт — дрыщ не старше двадцати - налаживал томограф? Какие, нафиг, титанские флэшбеки? Они кукухой оптом поехали, что ли?

— Может, отвезти в Волгоград?

— Может, откинется по дороге? — бросила, не оборачиваясь, Зойка.

Роза догнала их у лифта. Ее притиснули к стене. Лампа дневного света мигала под потолком, ослепляя левый глаз хаотичными вспышками. В длинном коридоре пусто. Откуда-то слева выкатилась пухленькая сестричка. На седых кудряшках криво сидела бирюзовая шапочка.

— Петровна, побудь с Мадам.

— Я с вами! — Носилки монотонно шуршали колесиками по серости линолеума. Эрвин лежал не шевелясь. Бледный. Но дышал. Полы пиджака распахнуты, и видно, как слабо поднимается и опускается грудь, обтянутая голубой рубашкой. Роза ринулась следом, вцепилась в белую дверь с прилепленной скотчем надписью «Томограф». Поджидавшие пациента два дюжих санитара выгрузили тело на стол. Протез правой беззащитно свесился вниз. — Я его не брошу!

Уже совсем не смешная армянка выхватила ножницы у Арлерта. Наклонилась, взрезала рукав. Что она делает? Пухленькая Петровна гирей повисла у Розы на плече, не пуская внутрь.

— Не бросишь. Держи. — Зойка сунула снятый протез. — Жди за дверью. А ты молись.

— Кому? — Невозмутимый человек-закон расположился на дермантиновой скамейке, закинув ногу на ногу.

— Ежику своему! Ты же у нас особа, приближенная к императору. — Дверь захлопнулась, едва не прищемив пальцы. Роза отступила назад.

— Сядьте, успокойтесь. Щас капельки принесу. — Сестричка попыталась поправить шапочку. Пальцы-сосиски запутались в растрепанных сединах, а шапочка съехала на другой бок.

— Петровна, идите. Я пригляжу за нашей Мадам. Падайте, Розочка. — Аккерман приглашающее хлопнул ладонью по дермантину цвета вчерашнего поноса. — Зоя Ханджинян, практикующий нейрохирург, работала в госпитале Бурденко. У нее есть статьи в журнале «Вопросы нейрохирургии». Погуглите пока, расслабьтесь.

— А вы тем временем ежику помолитесь? — Отчаянная истеричная попытка съязвить.

— Обязательно! — И взгляд острый, режущий до крови.

— Что там? — Встревоженная Карла неслась по коридору. Ерен растерянно плелся за маменькой.

— Нате, выпейте. — Сестричка сунул под нос бумажный стаканчик с водой, воняющей корвалолом. — Потом вам чего посерьезнее доктор Йегер выдаст.

Прижимая к груди протез, Роза опустилась на скамейку и привалилась к стене. Сил сопротивляться не осталось. Вдруг, правда, Зойка — квалифицированный врач, а ежики помогают больным и страждущим?

— Это геморрагический инсульт. — Дверь распахнулась. Ручка гулко стукнула о стену. Армянка ястребом вылетела из кабинета и устремилась вперед по коридору. Растрепанный Григорьич едва поспевал следом.

— Спасибо, кэп. Ничего, эндоскопией обойдемся и на раз-два вытащим эту мелкую заразу. Заодно подаренную мэром приблуду обкатаем. Пошли мыться. Наблюдать будешь, — бросила на бегу и скрылась за углом.

— Геморрагический инсульт это… Она — хороший хирург. — Григорьич героически пытался соответствовать должности зав. отделением. Даже поправил средним пальцем очки. Сфокусировать взгляд это не помогло: циркулирующий в кровушке бурбон помешал. — Эрвин в надежных руках. — И, старательно переставляя ноги, зашагал в сторону поворота.

Там операционная? Роза вскочила.

Прижатый к груди протез уперся чем-то жестким в ребра.

Она останется здесь. Ждать вместе с мертвой конструкцией из пластика и металла. Надеясь, что стремная армянка справится. Только сейчас до Розы дошло - Зойка Ханджинян обращалась к ней на “ты”. Жестко. Без церемоний. Даже без добродушно-ироничного «Мадам». Какого здесь вообще происходит?! Очень хотелось разослать по всем контактам письма «С сегодняшнего вечера я в ахуе на неопределенный срок. Please do not disturb».

— С тобой посидеть? — Рука осторожно прикоснулась к спине. Карла смотрела, встревоженно нахмурив лоб. И даже сквозь слои хайлайтера и пудры под глазами проступали темные круги.

— Не нужно. Я справлюсь.

— Звони, если буду нужна. — Карла сочувственно тронула губами щеку. — Ерен, пошли.

Парниша растерянно тряхнул распущенной гривой на прощание. Шарканье конверсов и приглушенный стук каблуков затихли в отдалении. Волосы, рассыпавшиеся по плечам… Как на том видосе. Это кара. Она не верит в боженьку на облачке и в черта со сковородкой, но почему тогда с Эрвином случился инсульт? Потому что решила, дура, его шантажировать? Где айфон? Когда садились за стол, положила его рядом с тарелкой. Когда выходили с Эрвином на воздух, инстинктивно прихватила с собой. Где! Этот! Всратый! Айфон!

— Семеныч сказал — это ваше. — Пухленькая сестричка в окончательно съехавшей шапочке держала в одной руке черные остроносые лодочки с высокими шпильками, а в другой чертов гаджет. — Семеныч, наш водила, ну он вас привез. Он честный. Что нашел — все отдал. Мы тут не ворюги с Арбузной пристани, — зачастила она.

— Спасибо.

— Давайте-ка я вас в ВИП-чике устрою. Отдохнете пока. А как операция закончится, сама вам доложу. Вы пройдите вперед. Вот так. Да. Тридцать первая палата. — Почти шарообразная сестричка деликатно подпихивала бедром в нужном направлении. — Вот молодец. Сама пошла. У вас щас шок. Потом трясти начнет. Это адреналин, не пугайтесь. Скоро пройдет. Поплачете чутка и пройдет.

Розу допинали до палаты. За окном месяц купался в облачной пене. Город накрыла ночь, равнодушная ко всему происходящему. К спящим и бодрствующим. К смеющимся и плачущим. К Эрвину на операционном столе и к ней, что решилась на подлость. «Любой грех простится. Не простится лишь грех Иудин». Кажется, эти слова звучали иначе. Не имеет значения. Она решила предать всех: Аккермана, который никогда не делал ей зла; Ерена, талантливого художника, чья слава докатилась до Первопрестольной; Эрвина — любимого до слез, честного, доброго… и саму себя. Петровна ее усадила на заправленную койку. Что-то пробормотала и включила круглую лампу над изголовьем. Удалить нах этот видос — вот что надо сделать. С трудом разжав сведенные пальцы, опустила протез на подушку. Почему-то хотелось устроить поудобнее хитрую конструкцию из пластика и металла. Словно она хранила частицу отставного вояки. Потом растерянно оглядела полумрак. Айфон лежал на прикроватной тумбочке рядом с бутылкой воды «Святой шпрундель». Сестричка позаботилась и ушла. Трясущейся рукой включила гаджет — слава… ежику? зарядка шестьдесят семь процентов. Пальцы лихорадочно тыкали в иконки, промахивались по кнопкам настроек: колотило сильнее с каждой секундой. Но ролик был удален к растакой-то матери отовсюду и навсегда. Погасший гаджет выскользнул из потной ладони на белый пододеяльник. Дело сделано. Пить хочется… Потянулась к бутылке. Почему обычная пол-литровая тара заполнена едва на треть? Странно. Первый глоток опалил нёбо, язык, глотку; сжег к чертям пищевод. На третьем дошло — она пьет чистый спирт. Видимо, сердобольная сестричка решила не дожидаться Григорьича… Тумбочка, стены, окно с плавающим за стеклом месяцем завертелись в голубовато-сером тумане. Последнее, что уловило растворяющееся в градусах сознание — сухой голос прокурора:

— Как она?

И ответ:

— Не волнуйтесь. Я ей спиртяшки налила. Разбавила немножко и налила. Щас вырубится — одеялком накрою, свет потушу. Нехай поспит.

*

— Просыпайтесь. — Незнакомый голос. Жесткие пальцы трясли за плечо, стряхивая сонную одурь. Где она? Темно-карие глаза пристально вытаращились поверх лекторских очков. Зойка. — Сейчас одиннадцать двадцать утра. — Широкое, почти мужское запястье, охваченное черным ремешком. Квадратные часы с грязно-серым дисплеем. 11.20. Ноль меланхолично сменился единицей. — Операция прошла успешно. Контрольную МРТ сделали. Все чисто. Наш галантный капитан в отставке пришел в себя и рвался к вам, чем напугал всех до усрачки… Извините. Прогноз благоприятный и позитивный, как поняши на радуге.