Уйти в отставку (СИ) - "Леонардо НеДаВинчиный" - Страница 29

— Вот, возьмите, — подоспевшая из ниоткуда мамаша Кирштейн протягивала высокую вазу желтого фарфора. — Какие красивые. — Поставила на столик и, разгладив на пузе клетчатый фартук с пятном ткемали посередине, покатилась в сторону кухни. — Садитесь, вроде, все в сборе, — оборачиваясь в дверях, махнула пухлой ладошкой в сторону Захарченки, воркующего с Гюзель Нанабовой у лестницы на второй этаж, и Кристины, сидящей в обнимку с Имир прямо на ступенях.

Роза отмерла. Вздохнула бюстом. Боясь потревожить воздушную элегантность столика, осторожно опустила цветы в вазу и зацокала по плитке под розовый гранит прямиком к Эрвину. Тот сидел, опустив голову, напротив Аккермана. Лежащие на коленях руки сцеплены в замок. Эм? что происходит?

—…Забей. Подумаешь, грохнули мы тебя где-то. Здесь-то жив-здоров и не чихаешь. Вон именинница подруливает. Мадам, оставляю вас наедине. — Аккерман поднялся с кресла, отвесил церемонный поклон и сказал: — Пойду, стопаря накачу для аппетиту. Не скучайте.

— Вы вместе в Ваху играете? или Фолыч? — Других мыслей не пришло. В самом деле — где еще могли «убить» Эрвина?

— Да… Нет… Обычная ерунда. Забудь и не расстраивайся — у тебя сегодня праздник. — Вокруг небесно-голубых глаз собрались улыбчивые морщинки. — Потанцуем?

Роза заколыхалась в крепких руках и на расслабляющих волнах нью-эйджа. От мужчины мечты пахло незнакомым, но приятным парфюмом с легким флёром опасности. Тепло передавалось через живую руку, галантно касающуюся талии. И протез не ощущался чужеродным, искусственным. Она готова провести так вечность. Да что там вечность, даже носки сама в стиралку закидывать.

Прием протекал в непринужденной атмосфере Елды-Марлийского расслабона. По принципу «что есть в печи — то на стол мечи» сервировка и подача блюд были просты, как ужин в пещере неандертальцев, отловивших за хобот мамонта. Канапе, украшенные маслинами и помидорчиками черри, мирно соседствовали с некошерным копченым салом, кониной-халяль и толерантными ко всем вероисповеданиям куриными крылышками по-техасски. Вино (белое и красное), текила, кентуккийский бурбон, водка и ликер «Лимончелло» для Кристины с Имир благополучно разливались гостями по первым попавшимся под нетрезвые руки бокалам. «Перемен! Мы ждем перемен» — распевал густым басом бессменный мэр Дамир Закклеев. Ерен ковырял вилкой салат с перепелиными яйцами и упорно изучал окно напротив. Даже любимый яблочный мартини у Марика не заказал. А она старалась, бухло из мск везла. Черт-те что творится! Провозгласив тост «За процветание Розы!», Аккерман уткнулся в тарелку и методично забрасывал в себя всю еду, до которой мог дотянуться, периодически чокаясь с сидящим рядом Григорьичем. Оба активно налегали на бурбон, вызывая недовольные взгляды Карлы. Какая кошка пробежала между голубками? Кто из них абьюзер? Жесткий, как шконка в КПЗ, прокурор? С него станется. Но в тот день под ивой она видела настоящие чувства… в голову коварно вернулись нехорошие мысли о видосе, шантаже и сидящем рядом Эрвине.

— Пойдем, подышим? — Он деликатно тронул Розу за локоток. — Здесь становится шумно.

В подтверждение сказанного мэр затянул:

— То-о-олько рюмка водки на столе! — И опрокинул в себя текилу, закусив говядиной по-грузински.

— Пошли. — Роза поднялась из-за стола, тряхнула локоном. Только бы этот шлимазл решился на предложение руки, сердца или хотя бы члена. Тогда не придется прибегать к шантажу в духе дешманского романчика Барбары Картленд. ***** Она чинно оперлась на предложенную «живую» руку. Все-таки есть в Эрвине некое старомодное очарование.

Тихий вечер сошел с усыпанных звездами небес на стриженый газон и ландшафтные клумбы, где среди живописно уложенных булыжников художественно курчавились лиловые гиацинты и скромно смотрели вниз белоснежные колокольчики подснежников. Сегодня таймер не подвел: грунтовые фонари подсвечивали подъездную дорожку от ворот до ступеней веранды. К сожалению, их собратья вдоль ограды не менее ярко освещали валяющиеся на газоне кирпичи. Засада! Так и романтик недолго испортить. Кажется, утром кирпичей было меньше… Ничего, разберется с личной жизнью и сразу — за ремонт. Эту секцию забора точно придется сносить и строить по новой.

— Я давно хотел поговорить с тобой. — Приглушенный бархат голоса коснулся слуха. Они остановились на середине дорожки. Роза нехотя убрала руку с надежного локтя, слегка наклонила голову и отрепетированным перед зеркалом движением откинула назад так, чтобы прядь а-ля Вероника Лейк скользнула вниз по лицу, прикрывая один глаз. Другому полагалось секасно буравить сердце мужчины мечты. Ну она надеялась на лучшее. — Я хотел сказать…

Грохот рухнувшей стены оглушил, поднял на дыбы мироздание. Она обернулась. Над бесформенной кучей кирпичей колыхалась пыль. Вывороченный из земли фонарь подсвечивал грязно-желтое облачко. Словно древний призрак умирал в ночи… Рука холодная, мертвая больно ударила по плечу. Что?.. Взгляд метнулся обратно. Лицо Эрвина исказила уродливая гримаса. Левый уголок рта опустился вниз, брови сошлись к переносице темными гусеницами, на лбу вздулись вены. Вырвавшийся из глотки вопль сдул напрочь причу в стиле Золотого века Голливуда:

— Стена Розы пала!!!

Тело грузно осело на асфальт и забилось в конвульсиях. Протез хаотично метался по дорожке, разбрасывая мелкий песок. Глухой стук металла и пластика о бордюрный камень отдавался гулким эхом в черепной коробке. «Живая» рука, на которую она счастливо опиралась минуту назад, судорожно дергала подол «Валентино». Казалось, каждая мышца Эрвина сокращается и тут же расслабляется, чтобы снова войти в спазматическое пике до разрыва сухожилий.

— Мама… — выдавили моментально пересохшие губы. И сквозь душное отчаяние зов: — Григорьич!!!

Ее услышали. Поняла это, когда начали возвращаться звуки. Голоса. Блеющее бормотание доктора Йегера. Жесткое «Блять!» мэра Закклева. Рядом прозвенело сталью: «Звони Зойке, она нейрохирург и сегодня трезвая». Аккерман? Оттеснили в сторону. Каблук угодил в щель между камнями ландшафтной клумбы. Роза пошатнулась, лодыжку пронзила боль. Падение смягчил газон. Она валялась полутрупом, глотая рыдания. Небо расстилалось над суетой расшитым звездами покрывалом. Молись, не молись — не прилетят ангелы-целители. Натужная сирена скорой помощи заставила встать. Сначала на карачки. Потом, царапая ладонь о шершавый валун, получилось выпрямиться.

— С ним. — Собственный голос казался чужим. Из глотки вылетало скрипучее карканье старухи. — Еду с ним.

Скорая. Надсадный и бессмысленный вой сирены: последний раз в их Подзалупинске пробка приключилась четыре месяца назад, когда на Чертовом мосту заглох древний ЗИЛ-ок с курями из деревни Пьянкино. Эрвин лежал на носилках. Из-под опущенных век видны блестящие полоски белков. На губах белесые, стертые кем-то второпях, ошметки пены. Притулившийся у него в ногах пьяненький Григорьич растерянно бубнил в телефон. Рука, прижимающая гаджет к уху, подрагивала. Сквозь туман в голове пробивались отдельные слова «томограф», «гематома», «Арлерт». Кто такой Арлерт? На ухабе тряхнуло, и Роза инстинктивно ухватила Эрвина за плечо. Теплое. Машина остановилась. Створки распахнул тощий мужик в белом халате. Медбрат? Санитар? Тот самый Арлерт?

— Вылезайте.

В прямоугольнике мертвого «дневного» света поджидала высокая женская фигура.

— Что произошло? — Женщина шагнула вперед. Роза открыла рот и застыла. Смешная армянка, торгующая «Араратом», превратилась из ушибленной пыльным мешком вороны в стремительного ястреба. Волосы туго затянуты в пучок. Глаза жестко смотрят поверх очков. — Я спрашиваю, что произошло? По порядку.

— Он… выпил немного. Всего два бокала шампанского. Потом предложил выйти подышать. Потом… упал, нет, не он — рухнула часть забора. И… и… закричал: «Стена Розы пала»!

— Тц, — Зойка цокнула языком.

— Мне полвечера плешь проедал насчет твоего убийства и собственной смерти, — бесцветный голос прокурора заставил ухватиться за распахнутую дверь скорой. — ПМСил по полной, хуже Раловой. Вот на нервяке и накрыло… титанскими флэшбеками.