Продукт (СИ) - "Sutcliffe" - Страница 49

– Простите меня, господин Йорн, – прошептал Сёрэн, – я не знал.

– Ты многого не знаешь.

– Почему вы… убили хозяина, сэр? – проговорил Сёрэн страшные, черные слова.

– Потому что он предал себя, меня и свою же собственную идею. Он не прошел тест на состоятельность, если угодно, хотя был уже вот настолько близок, – Йорн жестом показал, насколько близок был его хозяин… К чему только был близок хозяин господина Йорна? – Но, Сёрэн, у тебя пока есть выбор и все шансы вернуться обратно к нормальной жизни. Здесь твое существование нормальным не будет, и я очень хочу, чтобы ты это трезво осознал. Я могу подвезти тебя в Кенсингтон, мы обнимемся на прощание, и ты пойдешь добровольно сдаваться и каяться. Джек сейчас не в Лондоне, насколько я знаю, но в апартаментах всегда находится персонал. Они доложат, куда следует. Тебя, конечно, выдерут. Сильно. Сильнее, чем тебя драли когда-либо. Джек уже не будет тебе доверять и считать тебя безобидным, наивным дурачком, – Сёрэн покривился при слове «дурачок». – Но постепенно все образуется. Пару лет на это уйдет, но ты еще молод, до тридцати успеешь понаслаждаться подачками хозяина. Меня, не скрою, беспокоит, как бы из тебя силой не выбили признание, с кем ты шлялся почти месяц. Есть куча способов, не нанося перманентных повреждений организму, сделать очень больно и страшно, тем паче, что ты психологически не закален. Могут пальцы по одному отрезать, потом пришьют обратно. Неужели ради какого-то там господина Йорна ты стерпишь подобную процедуру? – Сёрэн почувствовал, что непроизвольно втягивает голову в плечи и некрасиво сутулится, неистово и нервно выкручивая при этом себе пальцы. Ему никогда в жизни не приходило в голову, что может быть вот так: чем больше мучают, тем более опасной становится жертва – для кого-то третьего. Более того, Сёрэн всю жизнь думал лишь о неприятностях, грозящих ему, но ни разу не представлял себя в качестве источника смертельной опасности. – Ты, друг мой, потенциально бомба замедленного действия. Не выдержишь или захочешь подлизаться к Джеку – мне крышка. И больше всего занимает меня на данном этапе вопрос, насколько ты предан идее остаться здесь. Почему ты сбежал, скажи пожалуйста?

Странное чувство появилось у Сёрэна, лицо само собой готово было исказиться в гримасе невыносимой душевной боли, а в глазах чесалось, как от свежего лука. В голове звенела мысль: Йорн убил хозяина, потому что тот был недостаточно предан Идее…

– Пожалуйста, не говорите так… Про Кенсингтон… Я лучше сам куда-нибудь уйду, – зашептал он, потому что горло сдавило будто стальным обручем. – Я просто не мог больше, мне было постоянно страшно.

– А разве Джек начал делать то, чего он не делал прежде? Что тебя перестало устраивать? Подумай, как следует.

– Потому что меня все достало, – произнес Сёрэн сквозь зубы.

– Нет, Сор, так не пойдет. «Все» тебя не могло достать. Тебя наверняка не достали чистые просторные апартаменты, свежая одежда, хорошая еда по расписанию, фильмы и видео. Подумай, что ты приобрел за неделю, прожитую в подворотне, кроме респираторно-вирусной инфекции?

– И маленького шестиногого друга… – буркнул Сёрэн, кривя губы, и передернулся всем телом от омерзения. Опять у него вырвалась эта штука, которую господин Йорн называл «сарказмом». Когда ты говоришь одно, а имеешь ввиду совсем другое. Например, кровососущего паразита называешь другом. Наставник тоже так любил изъясняться, но Сёрэну было достаточно посмотреть, как он отхлестал Арена по щекам за попытку ему подражать, чтобы никогда больше не совать нос в запретную зону юмора, являвшегося господской прерогативой. Однако господину Йорну, вне сомнения, нравилось, когда Сёрэн пытался неловко шутить. Он даже смеялся в ответ без тени господской презрительности.

– Да забудь ты об этой одинокой вошке, залетная какая-то прицепилась.

– Мне просто очень противно, едва вспомню. И стыдно…

– Взгляни и рассуди: вот блошка куснула, крови выпила немножко, сперва – моей, потом – твоей, и наша кровь перемешалась в ней, – посмеиваясь и посверкивая белыми клыками произнес Йорн.

– А вдруг там другие были? И они сейчас по дому ходят?

– Поймаем и накажем. Не отвлекайся и не меняй тему. Расскажи лучше, не от чего ты бежал из райского сада, а вслед за чем? Ты же представлял, каким мир будет за пределами апартаментов? Ты что-то надеялся приобрести таким образом?

– Я просто… ну… мне сделалось очень скучно…– начал Сёрэн испуганно, не зная как словами передать всю глубину той серой мрачной воронки, втянувшей его в свое чрево. Как объяснить господину Йорну, что было настолько плохо, что Сёрэн на что угодно согласится, лишь бы не испытать снова зияющей промерзшей и бесчувственной пустоты в самом центре своего «я». Ты пытаешься вздохнуть, но не двигается диафрагма – точно так же ты желаешь желать, но ничего не получается. Если господин Йорн хотел знать, Сёрэн никогда еще так сильно не был предан ни одной идее, как идее остаться «здесь». – Это не та скука, как… ну… ну, обычная, когда нечем заняться, в самолете, например, или когда на цепь сажают, а вот… Вот как вы сказали…– Сёрэн сглотнул, пытаясь выдавить слова, вновь оживившие кошмарную картину, пару минут назад обрисованную господином Йорном. – Словно у тебя нет… ни рук, ни ног, ни глаз, но только не в реальности, а… как бы это сказать… Внутри… В мозгу… в мыслях. Я словно стал превращаться в какой-то… обрубок… Я… ну, мое внутреннее что-то стало слепым и глухим обрубком. Просыпаюсь утром и думаю: «А зачем я иду чистить зубы? Чтобы не высекли. А зачем я иду на танцы? Чтобы не высекли. Зачем я потом иду в душ? Чтобы не высекли». И так каждое действие… бессмысленное, пустое.

– Ах ты черт, Сёрэн…– выражение Йорна сделалось явственно обеспокоенным. – Но причину в чем ты видишь?

– Я хочу сам. Я не знаю, почему. Просто хочу сам. И очень хочу говорить «нет». Я действительно не думал, как все здесь работает, но я очень хотел сказать «нет». Иди спать – нет! Выключай телевизор – нет! Сделай «Райскую птицу» – нет, у меня в суставе болит… Ну, это на пилоне фигура сложная, там нужна очень сильная растяжка – иногда хочется исполнить, а иногда прямо уй! – пояснил Сёрэн, увидев легкое непонимающее движение бровей господине Йорна.

– А почему ты мне не говоришь «нет»?

– Я сегодня сказал…– Сёрэн колко глянул на господина и сразу же опустил глаза. – Ну… просто, когда вы мне говорите, чтобы я шел спать, я понимаю, что вы это для другого говорите, не так, как Наставник. Я не знаю, я путанно, наверное, объясняю?

– Есть немного.

Сёрэн постарался собрать мысли и выстроить их… стройно. Ему никогда прежде не приходилось так много объяснять и вообще говорить длинными предложениями. Он совсем не умел складно рассуждать о сложных вещах, в отличие от господина Йорна. Сёрэну легко давались фразы наподобие «Больше всего я хочу сейчас почувствовать в себе красивый и большой член моего Господина и его сильные, властные движения, когда он возьмет меня» – он свои реплики в играх знал наизусть и мог произносить с разной интонацией, красивым бархатным тембром, томным шепотом или чуть испуганно, но всегда без запинки, естественно и непринужденно. Но Сёрэну никогда не доводилось объяснять, что он чувствует на самом деле. Чем пространнее он говорил, тем сильнее раздражался из-за собственной сбивчивой речи и неспособности подобрать правильные слова.

– Он просто запрещает все, потому что ему так хочется. Когда вы запрещаете, я понимаю почему, а его запреты я не понимаю. Почему нельзя класть ногу на ногу при гостях? Почему нельзя самому пойти погулять к дальней стене сада? Почему нельзя рисовать?

– А никогда не возникало вопроса, откуда у тебя обязанность ублажать гостей хозяина? – поинтересовался Йорн, постукивая пальцами по корявой, растресканной балке, утонувшей в штукатурке стены.

– Ну, просто обязанность, – Сёрэн пожал плечами. – От рождения… Мне сначала даже приятно было, что там… ну, возятся, щекочут, гладят, что я нравлюсь… А в кэтсьюте мне вовсе нравилось играть, будто я супергерой, и это непроницаемая броня, и я могу в нем по стенам взбираться, преступников ловить. Ну, знаете, в десять-одиннадцать лет. А потом я уже… приходилось представлять, что меня поймал злодей, и у него всякие приспособления. В общем, я вот такое представлял, и мне даже почти весело было, когда пороли, потому что я играл в свое, пока они играли в свое и не знали, что я играю в свое… в супергероя, в смысле. Но позже, когда уже…ну, по-настоящему надо было…не баловство все это, а ртом уметь удовлетворить, и с игрушками, и с проникновением, и с несколькими гостями сразу…и с машинами…и квесты…На квестах вообще думать перестаешь, становишься как животное. У меня перестало получаться что-то представить, скорее даже, мозги отключались. Я просто вспоминаю… Какой же я был тупой, когда маленький, – Сёрэн вцепился пальцами в волосы, краем сознания отмечая, что может просто так испортить прическу и не получит подзатыльника – господин Йорн ругал лишь за оптополоски. Подумав эту приятную мысль, он принялся лохматить волосы еще сильнее. – Представлял, что вот я супергерой, что на меня злодей надел кожаный костюм, чтобы нейтрализовать суперсилу моего супергеройского латексного костюма, и кляп, чтобы я не мог управлять своими девайсами с помощью голоса, и вот я в цепях… сижу такой… супер-геройский. Я даже увлекался часто этими историями. Только ни разу не придумал, зачем бы злодей стал супергерою…ну…на член надевать сковывающие устройства… Что бы супергерой мог ему членом сделать? – Сёрэн вдруг почти истерически расхохотался на всю комнату – нервозно и дергано, чувствуя, как желчный ком какой-то мерзостности встает у него в горле. Он будто со стороны наблюдал за своим неприличным выплеском и ожидал, что господин на него по меньшей мере шикнет. Йорн лишь покосил барсьи глаза на любопытствующих посетителей и чуть шевельнул головой в их сторону. Любопытствующие сразу отвернулись обратно к тарелкам. – Вы, наверное, тоже думаете, что я идиот? Чем больше я рассказываю, тем больше заметно?