Александровскiе кадеты (СИ) - Перумов Ник - Страница 98

За каналом, вспомнил Федя, располагалось Николаевское кавалерийское училище, то самое, знаменитое, с почти столетней историей и несколько своеобразными, по мнению кадета-вице-фельдфебеля Солонова, традициями. Традициями, коим был совершенно чужд Александровский кадетский корпус.

Училище выходило фасадом на Лермонтовский проспект, два корпуса старый провиантских складов теперь составляли его конный манеж. Училище всегда считалось белой костью, лучшие выпускники оттуда шли в гвардейскую кавалерию, юнкера-николаевцы всегда слыли самыми отчаянными и бесшабашными среди всех столичных. Неужели они сдались без боя?..

Две Мишени без долгих разговоров повёл федину команду на другой берег Обводного.

Измайловские магазины были целы. Во всяком случае, внешне. Полковник Аристов отправил пару фединых стрелков обратно на вокзал, чтобы отправили два отделения, занять магазины; с оставшимися же завернул за угол, выйдя на Лермонтовский, где за нешироким сквериком стоял главный корпус училища.

Все окна темны, ни огонька, ничего. Парадные двери заперты, окна не разбиты — но внутри явно никого не было.

— Ушли, господин полковник, — выпалил Пашка Бушен. — Ушли в порядке — видите, даже двери аккуратно так заперты!..

— Точно, — Две Мишени выключил фонарик. — Ушли, скорее всего. Может, как раз они у Стрельны и держатся… Что ж, пусть занимают магазины и переносят оттуда всё, что смогут, к вокзалу, а мы с вами пойдеём дальше, господа стрелки-отличники. Пойдём, проведаем, как там дела у революционного нашего пролетариата. Это вниз по Обводному, там завод на заводе. Идёмте!..

Четвёртая рота в полном составе прибывала к магазинам, с ней вернулись и посланные полковником гонцы.

— За мной!

Они вновь перешли на южный берег канала, и повернули направо, по течению, по направлению к порту.

Луна с готовностью проливала на вымерший город свой серый, смывающий цвета и краски свет. Пятиэтажный доходный дом у самого трамвайного кольца, вывеска — «Пекарня» над выбитыми окнами, фасад закопчён. Валяются переломанные столы и стулья с высокими резными спинками, изнутри несёт гарью. Заведение разгромили и сожгли совсем недавно.

Две Мишени только сжал губы да махнул рукой с маузером — вперёд, мол.

Миновали Везенбергскую улицу — ещё одна бакалейная лавка разграблена и сожжена; за Обводным каналом виделся пивоваренный завод Дурдина, на их стороне — Русско-американская резиновая мануфактура «Треугольник», длиннющие краснокирпичные здания в три этажа, вытянувшиеся вдоль канала, и грузовые баржи, причаленные к набережной.

Здесь, у резиновой мануфактуры, жизнь обнаружилась.

Огни они заметили, ещё когда переходили Обводный. И сейчас Две Мишени, едва они чуть приблизились к полыхавшим на набережной кострам, вскинул сжатый кулак — сигнал «всем стоять».

Там горели костры, стояло четыре грузовика — «Паккарды»; вокруг слонялось десятка два личностей частью в шинелях, частью в матросских бушлатах, а частью и в тёмных гражданских пальто. Все вооружены, из кузова ближайшего грузовика смотрел «максим», правда, за пулемётом никого не было. Вспыхивали огоньки цигарок, доносились голоса; здесь никто не ожидал ничего неожиданного, никто не выставлял караулов и вообще, похоже, тяготился этим ничегонеделанием в ночи.

Кадеты пробирались вдоль стены дома, по жесту Двух Мишеней разом вжались в камень, исчезли, слились со старой штукатуркой, только что были — и вот их уже нет.

Напротив, у пивоваренного завода, тоже обнаружились живые души, правда, куда меньше. Грузовиков там не имелось, костер горел всего один и народу там насчитывалось едва ли с дюжину.

— С этими всё ясно, — Две Мишени, прищурившись, глядел на толпившихся у огней. Федор смотрел тоже — на поднимающийся махорочный дым, тускло поблескивающие в лунном свете штыки, на лозунги, небрежно намалеванные белой краской по тёмным холстам и кое-как прикрученные к бортам грузовиков. Они, семеро стрелков-отличников с автоматическими винтовками Федорова, расстреляли бы эту толпу в несколько секунд, но что потом?.. — По Таракановке пойдём, к сухопутной таможне…

Так и сделали. Таракановка, мелкая неширокая речка, с низкими берегами, где тут и там чернели низких плоскодонные баржи, вывела их почти к самым Нарвским воротам.

Почти — потому что там тоже горели костры, стояли вооружённые люди, правда, явно никуда не торопившиеся.

Две Мишени, помрачнев, махнул рукой — назад, мол.

Федор его понимал. Было отчего расстроиться — николаевские юнкера ушли, заводы охраняются рабочими отрядами, и, хотя в центре постреливают, совершенно непонятно, куда двигаться и где искать бесследно сгинувшие в каменном лабиринте Петербурга две старших роты александровцев.

— Нужен пленный, господа кадеты.

Они возвращались тем же путём.

Вышли на Обводный — однако у «Треугольника» дружинники явно всполошились. Махали руками, показывали пальцами — невесть как, но явно заметили кадет, деловито тащивших всяческое добро из Измаловских магазинов.

Затарахтел мотор, один из грузовиков окутался сизым дымом. В кузов быстро набились вооружённые люди, стояли на подножках, висели по бокам. Рядом с шофером устроился пулемётчик, и не с тяжёлым «максимом», но с лёгким «льюисом», выставив далеко вперёд толстое дуло в кожухе.

— Быстрее!

Побежали, по-прежнему прижимаясь к стенам. Грузовик позади них набирал скорость.

Правда, мотор у него хрипел и захлёбывался, катил он медленно, и у него никак не получалось догнать кадет-александровцев.

Однако к трамвайному кольцу перед вокзалом они добежали, изрядно запыхавшись. В сквере уже успел расположиться целый взвод, третья рота деловито оборудовала передовые позиции.

Федор, задыхаясь, почти упал на пожухлые листья. Рядом застыли кадеты третьей роты, их начальник Чернявин скрючился за пулемётом.

— Пусть проедут, — одними губами сказал Две Мишени. — Может, пронесёт…

Не пронесло.

Грузовик завернул вдоль трамвайных рельсов, направляясь к вокзалу. Люди полезли из кузова, замялись перед тёмными провалами выбитых окон.

— Тихо вроде всё… — донеслось до Федора

— Да нет здесь никого!

— Почудилось Емельянке невесть что!

— Да видел я, сам видел, мешки тащили через мост!

Всего дружинников тут было, наверное, десятка полтора. Наставив винтовки, они топтались перед зданием — черные зияющие дыры оконных проёмов, тишина, ни звука, ни огонька…

— Ну тебя, Емеля, язык, что помело!..

— Брать, — выдохнул Аристов. Чернявин молча кивнул, шёпотом принялся отдавать распоряжения.

…Их прикрывали тёмные трупы трамваев. Стрелки-отличники Феди Солонова и два десятка кадет третьей роты выступили все разом, наставив стволы.

— Ни с места! — рявкнул Две Мишени.

В тот же миг, как по волшебству, винтовочные дула возникли и в вокзальных окнах, словно там только и ждали момента.

— Бросай оружие! — подхватил Чернявин.

— Бросай! — из ближайшего окна наводил пулемёт Семен Ильич Яковлев.

— А? Что?..

Дружинники так и замерли.

— Клади винтовки! Или — залп по счёту «два»!

Молодой парень в худом пальто не выдержал первым. Положил винтовку на камни брусчатки, мелко и поспешно закрестился.

— Вот молодец, — одобрил Две Мишени. — А вам что, особое приглашение требуется?

Дружинники складывали оружие, явно оробев.

— Руки вверх, подходи по одному для обыска!

— Да кто вы такие? — вожак, тот самый, что сидел с «льюисом», положил пулемёт вместе с остальными, но, видать, оказался смелее других. — Мы — рабочая дружина с «Треугольника»! Порядок охраняем! А вы что за…

— Кадеты энто, — с ненавистью выдохнул усатый дядька постарше. — Ишь, при погонах… александровские, я ихнюю сволочь знаю…

Федор Солонов чуть сдвинулся. Ствол его «фёдоровки», куда более годной для городских перестрелок, чем длинная снайперская винтовка, глядел прямо в лоб усатому.

— Осторожнее, любезный, — процедил сквозь зубы Две Мишени. — Давай-ка заходи внутрь, посидим рядком да поговорим ладком…