Вальс до востребования - Алюшина Татьяна - Страница 13

– «Вот такая кукуруза на полях наших взросла», – задумавшись, процитировал Стаховский запомнившуюся ему когда-то надпись на агитационном плакате времен устойчивого социализма.

Понятно дело, откуда что «прилетело»: этот сладкий запах настолько не подходил Марианне, не монтировался с ее образом, с ее личностью, что казался ему сейчас вульгарно навязчивым и дешевым, хоть и был из весьма дорогой линейки весьма известного бренда.

Да, что теперь размышлять – ясно, что Стаховский «попал» по полной, вляпавшись в эту женщину, захватившую его разум, его чувства, мысли и воображение, и ничего теперь с этим не сделаешь.

И, рывком распахнув на всю ширь створку окна, через которое дохнуло из темноты стужей, как из морозильной камеры в летнюю жару, а редкие снежинки весело впорхнули в комнату, превращаясь в капельки воды, не успев долететь до пола, Стаховский принялся сдирать белье с постели с излишней раздраженной резкостью.

Поймал себя на том моменте, что досадует, ворчит про себя недовольно, крутнул головой, усмехнувшись, успокоился и отправился в гардеробную комнату за свежим постельным бельем.

Марианна не могла заснуть.

Крутилась с боку на бок, вздыхала тягостно, считала до ста, представляла себе размеренный прибой бирюзовой волны, где-нибудь на Канарах, заставляла себя подумать об уроках с учениками: с кем что требуется усиленно отрабатывать на следующей неделе – все без толку! Ничего не могло изгнать из ее головы образ Яна Стаховского, заполонившего собой все прочие мысли.

Того, блистательного, великолепного Стаховского из прошлого, так взбудоражившего тогда все ее женское начало, и этого, нынешнего – изменившегося, гораздо более опасного для ее личности и женской трепетной сути появившейся в нем глубиной, какой-то мощной духовной наполненностью, этим прямым сильным взглядом ярко-голубых глаз человека, преодолевшего себя и познавшего нечто мощное, недоступное.

Другого, совсем другого.

Даже его тело изменилось. И не в утерянных ногах дело, хотя, как и в случае с изменениями, произошедшими с его личностью, наверняка потеря ног явилась поводом изменения его физической формы.

Тогда, семь лет назад, Ян Стаховский обладал великолепной спортивной мужской фигурой, вот сто пудов и «кубики» наличествовали под его рубашкой и шикарным костюмом ручного пошива от известного модельера, и накачанные бицепсы с трицепсами под названием «стон красавицы», приобретенные в лучших спортклубах столицы.

Сейчас же тело этого мужчины приобрело крепость и мощь атлета – не полученные путем долгих тренировок в зале, с поеданием стероидов и соблюдением специальной диеты, для красоты и любования, мышцы, а вынужденно прокачанный жизненными обстоятельствами жилистый, как скрученная жесткая проволока, мышечный каркас торса и рук. Да и бедра, насколько могла заметить Марианна, в подвижности его тела принимали участие, не бездействовали, перекатываясь сильными, прокачанными мышцами. Он стал крупнее, мощнее, стремительнее и точнее в движениях, в реакциях. Уж она-то, как профессионал, видела и могла оценить все, что касалось человеческого тела, его природных данных и способностей, обретенных путем долгих, кропотливых и упорных тренировок.

Почему она о нем думает, вспоминает-перебирает их сегодняшний разговор и анализирует каждую фразу, каждое слово, каждую интонацию и выражение его лица?

Как он сказал?

«Вы произвели на меня ошеломляющее впечатление, я был совершенно вами покорен и очарован. Наверное, даже влюблен».

Кажется, так.

Каждой женщине приятны такие признания, тем более от мужчин, нравящихся им самим. А как же. Но «приятно» – это не то, что испытала Марианна, услышав его незатейливое, несколько ностальгически ироничное признание: слова и голос словно обожгли ее, выпустив на свободу чувства и эмоции, которые Марьяна никогда не позволяла себе проявлять в жизни и в отношении мужчин, отпуская себя на полную бесшабашную свободу только в танце, в остальное же время привычно держа под замком контроля.

Да честно-то говоря, и повода не случалось как-то особенно усмирять и придерживать свои эмоции – не встретился ей мужчина, который бы вызвал в Марианне столь мощные и яркие чувства. Вот только он. Ян Стаховский. Тогда, семь лет назад. И сейчас.

Ох, растревожил он ее, ох, растревожил.

И как же все это не вовремя. Как будто ей проблем мало с бывшим мужем, не оставляющим ее в покое, ведь Марианна ходит все время по тонкой грани, под нависшей, неослабевающей, не отпускающей ни на день, ни на миг угрозой его своеволия.

Вот совсем ей сейчас не до взбрыкнувшей ретивым своей женской сущности, совершенно. И что теперь со всем этим чувственным бунтом делать? Куда девать, куда самой деваться?

«Никуда, – ответила себе мысленно Марианна и, раздосадованная собой, распорядилась: – Спи давай, Кармен ты моя взбунтовавшаяся!»

Стаховский, ожидая Марианну на обед, расстарался, как и обещал. Тщательно обдумав меню, которым собирался поразить и удивить женщину – ну а как же, у них же почти свидание, – даже сгонял с утра пораньше Михаила на машине в город, на рынок за определенными покупками.

Решил запекать гуся с яблоками и гречкой, а к нему подать овощной салат из битых огурцов, миску салатных листьев с авокадо в оливковом масле и квашенную им самим капусту. И терпкое красное вино.

Увлекся, разошелся замыслом, словно ожидал не меньше пяти-шести гостей, а не женщину, весьма аскетичную в еде, хотя вполне вероятно, что она придет не одна, а с родителями и сыном. А почему нет. Такой соседский визит.

Да это неважно, одна или с родными, – важны красота картинки, сервировка, подача, антураж и атмосфера: Ян намеревался ухаживать за этой дамой. Осторожно, мягко, но настойчиво ухаживать. Вот так решил, промаявшись ночью без сна практически до утра, пока стояло перед его мысленным образом лицо этой необыкновенной женщины, перевернувшей в нем все мужское конкретное и духовно-глубокое, и эти ее удивительные темно-синие бархатные глаза, чуткие пухлые губы с подрагивающими уголками, всегда готовые улыбнуться.

Ему не надо было напоминать себе, в каком она остается статусе даже после развода и в каком статусе и положении находится теперь он. Но не попробовать Стаховский не мог, хотя бы в виде выказывания таким вот образом своего восхищения этой женщине, даже если ничего, о чем ему мнится и мечтается-думается, не получится.

Ладно, как говорится, «фигня война, главное – маневры».

Они созвонились, договорились на определенный час, Марианна оповестила, что придет одна, поскольку оторвать деда с внуком от новой игрушки, подаренной Яном, невозможно, да и Елена Александровна присела рядом с ними, осваивая игру, и теперь они все втроем соревнуются между собой.

Ну вот и ладненько, замечательно.

Гусь томился в духовке, вино «дышало» в декантере на столе, салаты оставалось только заправить перед подачей, а стол был шикарно сервирован, правда, от совсем уж прямолинейного намека на классическое свидание Стаховский решил отказаться и свечами сервировку не дополнил.

По-простенькому пусть будет сегодня, решил Ян, оглядывая полную сервировку на две персоны. Мм-да. Ну, предположим, получилось не совсем чтобы по-простенькому, но без свечей все-таки не полный романтический набор.

И в последний момент, когда на звонок гостьи он уже открыл с пульта замки на калитке и входной двери в дом, Ян вдруг вспомнил, что напрочь позабыл о брусничном пироге – пусть и условно, но все же главном предлоге приглашения Марианны на обед. Встретил даму, помог ей снять пуховик, галантно придержав за плечи.

– Проходите, прошу, – пригласил, указав рукой в направлении большой гостиной, Стаховский.

– М-м-м, – принюхалась Марьяна, – пахнет потрясающе. Утка?

– Ну что вы, разве я могу угощать столь изысканную гостью банальной уткой, – усмехнулся Ян. – Только боевой гусь. Вина? – предложил он. – В качестве аперитива перед обедом?

– Пока откажусь, – ответила дама.