Самое трудное испытание (СИ) - "Elle D." - Страница 36

До полуночи оставалось ещё около получаса, и Уилл тихо вышел, так и не потревожив сна Фернана Риверте — пусть хоть немного отдохнет.

А пока он спал, Уилл покинул пределы лагеря и пошел вперед. Он шагал быстро, задыхаясь, потом перешел на бег, пока не взобрался наконец на вершину соседнего холма. Вокруг простиралась ночь и тьма, на поллиги вокруг не было ни единой живой души. И там Уилл встал во весь рост, раскинул руки и закричал — закричал без слов, во все горло, выталкивая из себя всё то, что его давило, всё то, от чего он так долго пытался спрятаться, но что следовало попросту отпустить.

Попросту оставить здесь, на этом холме в ночи, а потом идти дальше.

Всю обратную дорогу с холма он почти бежал, и она показалась ему намного короче, чем путь наверх. Но все равно припозднился: полночь наступила с четверть часа назад, и совет уже начался. Уилл подлетел в командирской палатке, рывком откинул полог и ворвался внутрь.

Риверте, отдававший в этот момент распоряжения капитанам тусклым, ничего не выражающим голосом, поднял глаза. «Он сейчас выглядит хуже, чем когда я вызволил его из подземелья в Тэйнхайле, — подумал Уилл. — Тогда он перенес пытки, и все равно у него горели глаза. А теперь…»

— Все вон, — отчеканил Уилл хриплым голосом, сорванным четверть часа назад в освобождающем крике.

Все остолбенели от такой наглости. Уилл и прежде присутствовал на военных советах, но всегда сидел в углу тихо, как мышь, делая записи и ничем не выдавая своего присутствия. На лицах присутствующих капитанов отразилось изумление, а затем и возмущение. Лишь взгляд присутствующего здесь капитана Ортандо после мимолетного удивления стал понимающим. Капитан оставался рядом с Риверте все эти годы, сильно постарел, но был все так же прямолинеен, груб и нетерпелив, и знал о них двоих больше, чем любой другой человек в этой палатке.

И поэтому, пока другие командиры вопрошающе оборачивались на Риверте, чтобы тот подтвердил приказ или прогнал наглеца, Ортандо молча кивнул, взял за плечи двух стоящих с ним рядом офицеров и шагнул к выходу, подталкивая их вперед перед собой. Остальные двое или трое, видя это, нерешительно последовали примеру Ортандо.

Риверте стоял по другую сторону стола, заваленного стратегическими картами, не шевелясь, и не издал не единого звука. Просто смотрел на Уилла пустым потухшим взглядом.

Наконец они остались одни. Не дав времени ему спросить, а себе — усомниться (хотя, слава тебе, Господи, все сомнения наконец остались в прошлом, улетели в ночное небо вместе с безудержным криком там, на холме), Уилл шагнул к нему.

И, накрыв ладонями его холодные впавшие щеки, вжался ртом в его губы.

Риверте не закрыл глаза. Уилл их тоже не закрыл. Он целовал Риверте, видя его расширенный неподвижный зрачок, словно Риверте был чем-то одурманен (хотя, насколько знал Уилл, как раз к подобным пагубным пристрастиям граф склонности никогда не имел). На долю мгновения Уилла охватил безудержный страх — страх, что он опоздал больше, чем ему казалось. Но прошло мгновение, другое, и темные густые ресницы Риверте дрогнули, веки тяжело опустились. Уилл не переставал его целовать, жадно, настойчиво, умоляюще, и Риверте, издав низкий гортанный стон, похожий на всхлип, наконец опустил отяжелевшие руки ему на пояс. А ещё через мгновение — сгреб, стиснул и прижал к себе с такой силой, что Уилл задохнулся и одновременно засмеялся ему в губы, счастливо, измученно и с неимоверным облегчением.

Но смех тут же оборвался. Уиллу было сейчас не до смеха.

Не переставая жадно кусать Риверте губы, Уилл потянулся и одним движением смахнул со стола все, что на нем лежало. Карты, донесения, писчие принадлежности лавиной осыпались на пол. Уилл схватил Риверте за отвороты камзола и, грубо тряхнув, развернул и впечатал спиной в стол. Риверте переломился назад почти пополам, так, что лопатки и затылок тяжело ударились о столешницу, а ноги остались стоять на земле. Уилл никогда прежде так его не швырял, даже и не подозревал, что в нем столько силы — как ни крути, он всегда был и остался низкорослым и хрупким, Риверте был гораздо сильнее его физически. И тем не менее сейчас он беспомощно замер на столе, глядя на Уилла неверящими глазами.

«Только молчи сейчас, только молчи», — мысленно взмолился Уилл и бросился на него, зажимая ему поцелуем рот, теперь не только просяще, но и требовательно. Молчи. Все разговоры — потом.

Уилл проворно забрался на стол с ногами, оседлал лежащего навзничь Риверте, стиснул коленями его бедра. Собственные штаны он уже успел стащить и теперь так же молниеносно освободил и бедра Риверте — годами накопленный опыт в таких делах не прошел даром. Риверте потянулся к нему правой рукой, но Уилл, схватив его за запястье, рванул назад и вверх, впечатывая в столешницу с такой силой, что Риверте охнул. Уилл резко нагнулся к нему и с силой укусил за нижнюю губу, тотчас ощутив во рту солоноватый привкус крови.

А потом, прижимая руку Риверте у него над головой и глядя в его расширившиеся глаза, с силой насадился на его твердо стоящее естество, так неистово и резко, словно хотел сам себя порвать.

Риверте снова издал гортанный стол и рванулся, едва не высвободив запястье из хватки Уилла. Но Уилл удержал его руку, и Риверте опустил другую, левую, ему на талию, пытаясь притянуть к себе ближе. Уилл уперся свободной рукой в стол у Риверте возле плеча, и задвигался, нависая над ним, тяжело дыша и ни на секунду не отпуская его взгляда. Движение было сначала нарочито медленным, словно Уилл давал время привыкнуть и ему, и, чего там греха таить, себе самому тоже. Они не делали этого больше трех месяцев, и последний, кто побывал в сокровенном месте Уилла Норана, давно лежал под землей. Но Уилл не собирался сейчас вспоминать о нем. Он вообще не собирался больше ничего вспоминать. Люблю тебя, думал он, двигаясь на застывшем, измученно постанывающем Риверте вперед и вверх, вперед и вверх. Люблю, хочу. Всегда любил и всегда хотел, даже когда уходил, особенно когда уходил. И зачем я так мучил тебя и себя, зачем пытался сбежать, если на самом деле давным-давно простил тебя за всё? Может, и не следовало. Может, я буду навеки проклят в этом мире и в будущем за то, что простил и полюбил насильника. Но я сделал именно это. Четырнадцать лет назад, и с тех пор ни разу не пожалел о содеянном. Так что толку жалеть теперь? Я в ответе за то, кем ты стал со мной рядом, а ты — в ответе за то, кем стал я. Мы связаны, как преступники, совершившее общее преступление, как мать и дитя, как существа, вышедшие из общей утробы. Прошлого не вернуть и не исправить, но я сам буду выбирать то будущее, которое нас ждет. Мы с тобой сделаем это вместе.

Уилл застонал, широко раскрыв рот — этот стон был кровным братом иссушающего крика, который он исторг из себя на холме. Всё отпусти, пусть всё просто уходит. Риверте наконец высвободил правую руку, и крепкие пальцы сомкнулись у Уилла на спине. Риверте потянул его на себя, не выходя из его тела, не прекращая глубоких, сильных, томительных толчков ему навстречу, и надавил между лопаток, заставив Уилла согнуться и уткнуться в его пылающий лоб своим. Уилл накрыл ладонями его лицо и снова поцеловал, и они целовались, беря друг друга и отдаваясь друг другу, в тишине и полумраке, одни во всем белом свете, долго, долго, так упоительно долго.

И все же недостаточно долго. Когда Риверте часто задышал и извергнулся, Уилл, успевший к тому времени излиться уже дважды, соскользнул с него, уворачиваясь от потянувшейся за ним ласкающей руки, и очутился на полу на коленях между его разведенными ногами. Риверте приподнялся на столе на локтях, хотел что-то сказать, но Уилл уже сгреб его член, коварно сверкнув глазами сквозь взлохмаченные волосы, и заглотил опавшее естество одним махом. Риверте громко застонал и попытался что-то сказать, но из горла вырвались лишь нечленораздельные звуки. Да, это было весьма жестоко: Уилл не понаслышке знал, каково это, когда тебя сразу после излияния немедленно начинают возбуждать снова. Это скорее больно, нежели приятно, но Риверте нередко так издевался над ним, втягивая в, буквально, бесконечные эротические марафоны, длившиеся от заката до рассвета. И пока Уилл вертелся и ерзал под его многоопытным ртом, постепенно опять возбуждаясь, Риверте сам успевал заново возбудиться естественным путем. Очень подло! Уилл старался с ним так не поступать. Но только не сегодня. Сегодня он намерен осушить господина графа до дна, дать ему все то, что они оба недополучили за прошедшие три месяца. Им нужно наверстывать, и чертовски много наверстывать, так что терпите, монсир, терпите.