Диктатор (СИ) - "Elle D." - Страница 49

— Чёрт, — сказал Джефф. — К дьяволу сидр. Где-то у меня была бутылка виски.

Они вошли в дом. Регина хлопотала у кухонной плиты, и Джаред посмотрел на неё с удивлением: он никогда не видел таких женщин, самых обычных, простых, которые работали в огороде, готовили мужьям еду, рожали детей. Женевьев родила ему сына, и они были счастливы этому, оба, но Джаред видел, как она гордится, что родился именно сын, наследник, будущий Диктатор. И он был рад, что все-таки не сказал ей. Ни к чему разрушать её мечты, пусть им и осталось совсем недолго. Пусть они радуют её столько, сколько возможно.

Да, теперь он многое понимал лучше.

Джефф достал бутылку, вынул из буфета два простых гранёных стакана и кивнул Джареду на крыльцо у задней двери. Оттуда открывался вид на поле и розовеющее в предзакатных лучах небо, на котором уже кое-где слабо сияли первые звёзды. Приглядевшись, Джаред рассмотрел даже тоненький серпик месяца, хотя солнце стояло ещё довольно высоко над горизонтом.

Джефф налил ему, потом себе. Они выпили, не чокаясь.

— Знаешь, — сказал Джаред, — когда Морган показал мне, ну, в самом начале, первой моей мыслью было, что я тебя ненавижу. Это по-детски, знаю, и только потом я вспомнил, что ты это мне обещал — что я возненавижу тебя обязательно. Я даже подумывал тебя как-нибудь наказать. Сперва просто со злости, а потом вполне серьёзно. Даже указ написал о твоем аресте. Только печать не поставил.

— Правда? А какой значилась причина ареста? Измена?

— Нет, — сказал Джаред. — Трусость.

Джефф опустил голову. Но прежде, чем он успел что-то сказать в своё оправдание, Джаред добавил:

— А потом я подумал, что ничем не лучше тебя. Мне тоже страшно. До усрачки страшно, Джефф. Со страху иногда делаешь такие вещи, о которых на трезвую голову даже подумать противно. И если бы я мог поступить так, как ты, просто сбежать и всё бросить — я бы так и сделал. Сейчас-то уж точно.

— Так сделай, — сказал Джефф. — Возьму ту или того, кого любишь, и уходи. Просто люби их, и проживите столько, сколько вам будет отпущено. Вместе.

— Не могу. Слишком много всего я уже натворил. Я чересчур далеко зашёл. Уйти теперь… тогда получится, что всё было зря.

— А разве нет?

Джаред вздрогнул. Он отвык уже, чтобы с ним говорили с такой искренней, безжалостной прямотой. Разве что Дженсен, но того больше не было рядом.

— Ты не сказал Регине? Когда вы зачинали ребёнка, она думала, что… она ни о чём не подозревала?

— Конечно, нет.

— Почему, Джефф? Как так вышло, что мы погрязли во всей этой лжи? Чья это была идея, что неведение нас спасёт?

— Не моя, если ты об этом, — Джефф откинулся назад, упираясь руками в ступеньку за своей спиной и глядя на набирающий силу месяц в лиловом небе. — Моё наследство было немногим лучше твоего. Насколько я понимаю, всё началось ещё с нашего деда, Диктатора Августина. Саркадасы ушли при нём, и когда выяснилось, что с ними случилось, и что должно случиться с нами, он решил оставить всё в тайне. Сам, или на него надавили советники, я не знаю. Три поколения, Джаред. Эта ложь копилась три поколения, узел затягивался всё туже. И я понимаю, почему он так поступил. Ты же всё видел. Ты представляешь, какая началась бы паника? А тогда, именно тогда её никак нельзя было допустить. Тогда ещё оставалась надежда, и очень важно было сохранить наши позиции, сохранить статус кво. Хотя, думаю, дед надеялся, что сумеет вовсе устранить угрозу. Но время показало, как жестоко он ошибался. Отцу достался уже готовый клубок тайн, которые он побоялся распутывать. А я…

— Ты тоже побоялся.

— Да. Морган убедил меня… что ты так смотришь?

— Ничего, — Джаред мотнул головой. — Я просто подумал… нет, ничего.

Они сидели какое-то время молча, прихлёбывая из стаканов.

— Тебе никогда не приходило в голову, — сказал Джаред наконец, — что всё могло быть иначе? Что если бы мы им сказали с самого начала…

— Приходило, — резко ответил Джефф. — А что толку? Имеем то, что имеем. То, что получили на руки. И ведь ты тоже не решился всё переиграть, верно? Что тебе мешает хоть сейчас взять записи и пустить их в общепланетный эфир? Просто покажи им. Твоему бедному, угнетённому, притесняемому народу. И посмотрим, что будет.

— Тебе легко говорить. Тебе не пришлось…

— Стать Александром-Мясником? — Джаред снова вздрогнул, на этот раз всем телом, и Джефф усмехнулся. — Брось, братишка. Чернь есть чернь. Это чудовище с миллионом рук, но без единой головы. Если бы ты дал им свободу воли, если бы ты им сказал, думаешь, они бы поблагодарили тебя? Да только ещё сильнее бы прокляли. Сейчас у них хотя бы есть надежда, что их смешная революция победит, и тирана свергнут. Это надежда, понимаешь? Хоть какая-то. Они сами не подозревают, как много ты им даёшь.

Джаред проглотил молча его слова о «смешной революции». Джефф неплохо устроился в своём богом забытом уголке мира, должно быть, он даже не знал о большей части творящихся на Пангее ужасов — у него здесь не было далекогляда. Но спорить с ним Джаред не стал. В конце концов, если посмотреть с точки зрения Джеффа, если взглянуть на всё сверху — то и правда, иначе, чем смешной, всю эту борьбу за власть не назовёшь. Ну какому пирату придёт в голову брать на абордаж почти затонувшее судно, набравшее полные трюмы воды? Только слепому, глухому и безмозглому. Жалкое зрелище.

— Если ты себя винишь, — сказал Джефф, — то напрасно. Я говорил при нашей последней встрече и повторю: из тебя вышел правитель не хуже, чем из меня. Во всяком случае я не знаю, как действовал бы на твоём месте. Если бы при мне всё зашло так далеко.

— Но ты не на моём месте.

— Да. И за это ты имеешь полное право меня презирать.

— Я не… — начал Джаред и умолк. Что сказать? Не презираю? А правда ли это? Он чувствовал к Джеффу такую невероятную смесь всего — ненависти, гнева, жалости и сочувствия, что это ввергало в смятение его самого. По правде, он сам не знал, зачем приехал к нему — впервые с тех пор, как стал Диктатором Пангеи, а Джефф перестал им быть. Сказать, что времени мало, чтобы наслаждался каждым оставшимся днём, и… о чём-то спросить, наверное. Но он уже не помнил, о чём. Здесь было так спокойно, так хорошо, небо было таким красивым, а виски — вкусным, и не хотелось обвинять, спорить и ссориться. Хотелось жить.

Просто хотелось жить.

— Почему ты не с ним?

Джаред на сей раз не просто вздрогнул — он подскочил на месте. «С ним». Не «с ней».

— Ты, вижу, осведомлён куда лучше, чем тебе положено, — резко сказал он — и осёкся, поймав в прищуренных глазах Джеффа искорку смеха.

— В точку, да? — спросил его брат — и рассмеялся, видя замешательство Джареда. — Я слышал, что ты сделал фаворитом одного из Спутников. Все об этом знают, и я просто предположил, а ты… Джаред, ты ещё такой мальчишка.

Стоило разозлиться — да, я мальчишка, и мне пришлось принимать решения и совершать поступки, на которых у тебя, зрелого мужа, яиц не хватило, — но злости почему-то не было. Только всё та же горечь и грусть, к которой примешивалась теперь чудовищная тоска.

— Так вышло, — выдавил Джаред наконец. — Он… мне пришлось его выслать.

— Это плохо, брат. Очень плохо. Где бы он ни был, в самом конце лучше быть с теми, кто тебе дорог. С матерью ты, кстати, виделся?

— Нет ещё… я собирался…

— Соберись. Увидься с ней, обними её. Она гордится тобой. Несмотря ни на что, гордится.

— С чего ты взял?

— Она же твоя мать.

Джаред с сомнением покачал головой. Он думал о том, чтоб съездить туда, где год назад остался его дом и его детство, но боялся. Это был не тот панический страх, за который он презирал теперь Джеффа, но, что уж скрывать, боязнь отдавала малодушием, словно Джаред не мог посмотреть своим близким в глаза. А разве мог?

— Навести их, — сказал Джефф, слегка похлопав его по колену. — Твою маму и Мэган. Передай от меня привет. Мэган скажи, что у неё появится скоро ещё один племянник или племянница. И если она в кого-нибудь влюблена, хоть в их домашнего трубочиста, пусть выйдет замуж. Дай ей своё благословение. А когда со всем этим покончишь, — добавил он, не давая Джареду возразить, — поезжай к нему. Будь с ним. И скажи ему.