Диктатор (СИ) - "Elle D." - Страница 45

— Я знаю.

— Это ты приказал?

— Кто же ещё.

— Ты считаешь, что он агент Розенбаума?

— Так считает Пеллегрино. Ему виднее.

Опять Пеллегрино. Этот чёртов Пеллегрино. У Дженсена было смутное ощущение, что он не просто недолюбливает Дженсена, что он не просто недруг — он враг. Вот только отчего, и одному ли Дженсену, или Джареду тоже — он не знал. И доказательств у него не имелось ровным счётом никаких. Как и доказательств невиновности Миши.

И всё-таки Дженсен сказал:

— Он невиновен.

— В самом деле? Откуда ты знаешь?

— Считай, интуиция.

— Интуиция… — Джаред засмеялся. — Хорошая штука. Это она тебе подсказала тогда, на инаугурации, станцевать передо мной с Женевьев? Здорово получилось, да уж.

«Он сейчас мстит мне за то, что я спросил про саркадасов», — сказал себе Дженсен, и ответил как можно мягче:

— Мысли я не читаю, это да. Но я знаю Розенбаума. Я работал с ним. Ему нечего предложить Коллинзу. Да и сам он Мишей не заинтересовался бы — не было смысла. Ведь всё, что он мог узнать от Коллинза, он мог узнать и от меня. Какой смысл ему дублировать агентов? Это только лишний риск.

Джаред посмотрел на него с сомнением. Пожал плечами.

— Скажи об этом Пеллегрино.

— Не скажу, потому что тогда Коллинз и до утра не доживёт.

— Ты преувеличиваешь.

Дженсен промолчал.

Джаред потёр рукой наморщенный лоб. Когда он морщился так, то становился похож на гигантского мопса, и Дженсен всё поджидал удобного случая, чтобы ему об этом сказать — во время очередной их ссоры, например, чтобы разрядить обстановку. Кстати, вот это сейчас — ссора или нет? Если бы знать.

— Просто обещай мне, что лично проследишь за делом Коллинза. Не пускай его на самотёк, — попросил он, и Джаред вскинул на него слегка удивлённый. слегка подозрительный взгляд.

— Ты за него просишь? Мне казалось, вы не ладите.

— А с кем я лажу? Кроме Сэди, — Сэди завиляла хвостом и села у Дженсена возле ног. подтверждая его слова. Он потрепал её по загривку и добавил: — Но Коллинзу я должен.

— Должен? Интересно, за что?

— Он помог мне проникнуть в сад в тот день, когда тебя пытались похитить. Так что он нас тоже в некотором роде «свёл». Как и губернатор Астории.

Джаред долго молчал. Дженсен ждал, что он что-нибудь скажет, чтобы закрыть эту тему — пообещает по крайней мере подумать, или наоборот, решительно откажется. Но он вдруг отошёл в сторону, сел на диван и сложил руки, сунув их между колен.

— Я хотел тебе сказать кое-что, — проговорил он. — Думал завтра… но, наверное, лучше прямо сейчас.

У Дженсена по спине опять поползло что-то — как тогда в подвале, пот, мокрица или паук. Что-то гадкое, от чего хочется избавиться как можно скорее.

— Ты даёшь мне отставку? — пошутил он, пытаясь отмахнуться от этого мерзкого ощущения, слишком похожего на панику, возникшую на пустом месте. Что за истерика, Эклз? И с чего? Это совсем на тебя не похоже.

— Я решил перевезти Женевьев на Пангею, — проговорил Джаред. — Вниз. В безопасное место. Ей скоро рожать, так что если и ехать, то сейчас.

— Это разумное решение, — кивнул Дженсен.

— И Морган сказал, — вздохнул Джаред, — что это отличный повод устроить выход в народ. Парад. Снова чёртов парад. Господи, как же я их ненавижу.

Дженсен подошёл, сел с ним рядом, накрыл ладонью плечо. Джаред схватил его руку и сжал, с такой силой, что Дженсен удивлённо посмотрел на него.

— Мы подыхаем, в эту самую минуту подыхаем, а им бы всё парады… твою мать… — прошипел он, глянул на Дженсена вдруг с такой ненавистью, словно это в нём одном была причина всех бед.

Они сидели молча минуту или больше. Потом Джаред ослабил хватку, отвёл глаза и проговорил:

— Тебе придётся исполнить свои официальные обязанности. Как это обычно принято. Коллинз арестован, я ещё не назначил нового распорядителя, так что Морган взял организацию на себя. Поговоришь с ним, он скажет, что делать.

— Джаред, в чём дело? В чём проблема?

Джаред мучительно вздохнул.

— Морган и Пеллегрино считают, что этот парад обязательно станет целью атаки. Особенно теперь, после того, как я ввёл в Коджесе военное положение. Что Розенбаум будет мстить. Но я не должен прятаться, ни я, ни Женевьев, мы должны проехать над этой чёртовой планетой, чтобы она палила в нас со всех сторон. Чтобы показать, что мы не боимся. Разве это не идиотизм?

Дженсен так не считал. В кои-то веки он был, пожалуй. солидарен с мнением Пеллегрино. Но Джаред явно ждал от него чего-то другого, поэтому он сказал:

— Ну, всё не так плохо. Вас наверняка будут хорошо охранять.

— Лучше, чем хорошо, — Джаред горько усмехнулся. — На платформе Диктатора поедет мой двойник. А мы с Женевьев поедем по земле, в замыкающем мобиле сопровождения. Морган сперва хотел, чтобы она вообще там ехала одна, но я сказал, чтобы катился к чёрту. Раз уж он её подставляет под удар, я тоже должен быть там.

Дженсен медленно кивнул. Двойник. Это имело смысл. Если у Розенбаума нет шпиона в самых верхах — что все-таки маловероятно, особенно после недавней чистки, проведённой Пеллегрино, — то это может сработать. Даже если мятежники нападут, они лишь снова подставят себя под удар. А Диктатору и его наследнику ничто не будет угрожать. Умно.

— Ты из-за этого так переживаешь? Из-за двойника?

Джаред посмотрел на него. Он не кивнул, но в глазах у него отразилась такая боль, что Дженсен не выдержал и всё-таки обнял его, притягивая к себе.

— Ничего, — тихо сказал он, — ничего. Это твоя работа, Джей. Просто такая работа.

Он ткнулся лбом Джареду в шею, осторожно поцеловал. Джаред положил ладонь ему на спину.

Его рука была холодной.

*

Шествие диктаторского кортежа по Пангее омрачилось двумя событиями, случившимися накануне. Одно из них было хоть и небольшим, но очень досадным; другое… Другое граничило с катастрофой. Но всё равно не изменило планов Джареда.

Репрессии, которые он применил против аристократии Коджеса, оказали эффект куда более сильный, чем Джаред мог предположить — и, он опасался, даже более сильный, чем ожидали Пеллегрино и Морган. Сперва, как это всегда происходит в подобных случаях, население мятежной провинции притихло в страхе и шоке. В окнах всех богатых домов появились траурные полотнища: каждая знатная семья лишилась отца, а наследников, словно скот на бойню, погнали на войну, с которой никто не возвращался. Только и слышно было, что женские стенания и отчаянный детский плач. Народ, впрочем отнёсся к обрушившемуся на знать наказанию спокойно, а кое-кто даже злорадствовал — черни всегда приятно, когда достаётся богачам, из-за которых ей приходится всю жизнь гнуть спину.

Но относительное спокойствие в провинции длилось недолго. Уже через несколько дней по городам и деревням стали расклеивать листовки, призывавшие к сопротивлению. Случилось несколько провокаций, наверняка за ними стояли люди Розенбаума — и вот уже новый губернатор вынужден впустить в город войска, чтобы утихомирить разбушевавшуюся толпу. Джаред, когда до него дошли эти сведения, подумал, что решение о вводе военного положения было не самой лучшей частью плана: оно подводило под состав преступления слишком многое, против чего испуганные, обессиленные, озлобленные каждодневными тяготами люди не могли устоять. Надо было ограничиться репрессиями аристократии; но он пошёл на поводу у Моргана и очень скоро об этом пожалел. После того, как пятеро участников случайной трактирной драки были расстреляны на месте без суда, коджессийцы наконец поняли, что сулит им новое положение дел. Любой, вышедший из дому после девяти вечера, считался преступником. И мог быть убит на месте. Даже если спешил за врачом для своей рожающей жены.

Это было слишком для людей, и так живших на грани голодной смерти. Им было, что терять — любому, кто ещё жив, есть что терять, — но постоянные лишения почти изжили в них волю к жизни, а следовательно, и страх смерти. Лучше умереть сейчас, чем ежедневно дрожать за своё никчёмное существование. Так они решили.