Диктатор (СИ) - "Elle D." - Страница 44

— Ты жалеешь, что оказался со мной?

— Нет, — ответил Дженсен, и ему не надо было и секунды думать над ответом. — Не жалею, и не жалел никогда.

— В таком случае разве это будет справедливо?

— Что именно?

— Наказывать твоего губернатора. Я, конечно, могу, хотя он ни в чём передо мной не провинился. Но мне уже и так приходилось наказывать невиновных. Входит, знаешь ли, в привычку. — Джаред саркастично улыбнулся при этих словах, но улыбка не отразилась в глазах, и Дженсен невольно вздрогнул. — Вот только правда ли это необходимо? Наказывать его за то, что он нас… ну, свёл? Тебя и меня? Если честно, я бы ему скорее медаль дал за это.

Комок, уже начавший сворачиваться у Дженсена в животе, вдруг растаял. Внутри потеплело, и он невольно поднял руку, отбрасывая чёлку, упавшую Джареду на глаза.

— Наверное, ты прав. Просто… Я раньше думал, что это всё оправдывает. Всё, что я делал. Возможность в будущем отомстить.

— Планы меняются. Мы меняемся. Так бывает.

— Ты говоришь почти как Джеффри Дин Морган.

— Да. Старею.

Дженсен улыбнулся и поцеловал его в уголок рта. Джаред ответил, и вскоре поцелуй стал более настойчивым с обеих сторон, и гораздо более непристойным. Но Джаред вдруг отстранился, вызвав у Дженсена недовольный стон, и, не убирая руки с его шеи, сказал:

— Но я могу сделать кое-что другое. Наградить твою семью. За то, что породила такое… такое… — он запнулся, словно подбирая слова. Потом вздохнул: — Ну ладно, пусть будет сокровище. Могу дать твоему отцу новый титул. Или земли твоей матери. Или брату — должность при дворе…

— Джошуа? Это будет второй Чад Мюррей. Обезьяна с гранатой.

— Ты несправедлив к Чаду.

— А с чего бы мне быть к нему справедливым? Он меня терпеть не может.

— Все тебя терпеть не могут, Дженсен.

— Ага. Кроме тебя. На остальных мне насрать.

Они опять стали целоваться, и между поцелуями Джаред пробормотал:

— Ты подумай, я правда…

— Не надо, — ответил Дженсен, дыша ему в уголок рта. — А то это уж слишком отдаёт фаворитизмом в классическом и самом худшем смысле слова. Кто бы что ни говорил, я не шлюха.

С этого полушутливого, а на самом деле слишком серьёзного разговора прошло два дня, когда Джаред снова заработался и попросил Дженсена, если ему не трудно, выпустить псов, уже давно крутившихся у двери. Дженсен взял пару кусков хлеба — Херли обожал хлеб, и Джаред иногда разрешал его баловать, — и отправился в сад, уже отцветший, но полнившийся всё тем же упоительным ароматом, позволявшим ненадолго забыть о том, что живёшь в гигантской консервной банке. Пели птицы, светило тусклое, но всё-таки солнце; было хорошо, и Дженсен, позволив собакам разбежаться кто куда, присел на траву под деревом, привычно разглядывая небо и гадая, когда оттуда им на головы свалится очередной подарочек от повстанцев. После провалившегося покушения на Женевьев Майк исчез — он не пытался выйти с Дженсеном на связь, не пытался отомстить, и почему-то это внушало больше тревоги, чем прямые угрозы. Дженсен думал об этом, когда снаружи, с той стороны сада, что примыкала к гарему, раздался жалобный крик, такой громкий, что птицы замолкли и даже Херли перестал радостно лаять.

— Нет! Нет! Это ошибка! Не надо!

Кричал Миша Коллинз.

Дженсен его по-прежнему не жаловал, и распорядитель Внутреннего Круга отвечал ему полной взаимностью. Но с тех пор, как Джаред окончательно сдался Дженсену (или Дженсен — Джареду, какая в сущности разница), Коллинз с Дженсеном практически совсем перестали пересекаться. Ритуалов и торжеств в Летучем Доме в последние месяцы совсем не проводилось, Диктатор был чересчур занят для такой ерунды, поэтому большинство Спутников бездельничали, Женевьев готовилась к родам, а Дженсен сполна упивался своим положением и напрочь игнорировал существование Миши. Однако услышав крик, он невольно поднялся на ноги. На Коллинза напали? Снова диверсия или… или нет?

Дженсен быстро подошёл к выходу и выглянул из арки, соединявшей сад с галереей. И тогда увидел.

Коллинза волокли двое дюжих стражников — в буквальном смысле, вздёрнув так, что ноги распорядителя болтались в футе над полом. Третий стоял рядом, распяливая в руках чёрный мешок, при виде которого Дженсен содрогнулся всем телом и мгновенно проникся к Коллинзу состраданием — может, и не слишком оправданным, но идущим от самой души.

И в это мгновение Коллинз его заметил.

— Дженсен! — закричал он так пронзительно, что стражник с мешком скривился. — Помоги! Я не виноват! Я ничего не сделал, это какая-то…

Ему натянули наконец мешок на голову, потащили по коридору вниз, и отдаляющийся приглушённый крик едва можно было разобрать, но Дженсен расслышал:

— Дженсен, ты мне должен! Ты обещал!

Должен? Обещал?

Да. Было дело.

Дженсен проводил взглядом удаляющихся конвоиров с их арестантом и вернулся в сад, чувствуя, как тревога снова начинает скрестись внутри. Джаред упоминал о Коллинзе во время допроса, но Дженсен тогда не воспринял это обвинение всерьёз. Миша, конечно, пронырлив и хитёр, но было в нём нечто, исключавшее в глазах Дженсена вероятность, что Розенбаум завербовал его. Вернее даже сказать, в Мише как раз не было чего-то, что являлось важным для Розенбаума, что он разглядел в Дженсене и, должно быть, в Данниль… Об участи последней, кстати, Дженсен так толком ничего и не знал. Она ещё была жива и содержалась в застенках Летучего Дома, но это всё, что ему удалось выведать у Джареда, который крайне неохотно обсуждал эту тему. Да Дженсена и не особо заботила судьба этой наглой стервы. Сама виновата. Знала же, на что шла.

Но Миша… Стал бы он рисковать тёпленьким местечком при дворе ради эфемерных посул Майка? Разве что есть что-то, чего Дженсен о нём не знает. В задумчивости и сомнениях он позвал собак — те, на удивление, сразу же подбежали, Сэди даже завиляла хвостом, — дал Херли хлеба и пошёл обратно, надеясь, что Джаред уже успел вернуться.

Его надежда оправдалась — Джаред не только вернулся, но и разделся, и судя по его улыбке, собирался в самое ближайшее время раздеть и Дженсена.

— Выпроводил Моргана, — сообщил он. — Может, поужинаем вместе сегодня? Томас обещал перепёлок в соусе из…

— Так войны с саркадасами правда нет? — спросил Дженсен, перебивая его на полуслове.

Джаред застыл. Он стоял, взявшись за спинку кресла, и смотрел на Дженсена так, что ему показалось, будто Джаред вот-вот кликнет стражу и прикажет бросить его снова в ту яму, только теперь уже навсегда. Они ни разу не упоминали саркадасов и войну с той кошмарной ночи в тюрьме. Дженсен видел, что Джаред страдает, но верит при этом, что исполняет свой долг. Теперь Дженсен уже не думал, что кто-то манипулирует Диктатором, как не думал, что Джаред намеренно ему лжёт. Что-то там было очень нечисто, с этими саркадасами. И Дженсен внезапно понял: он должен знать, что.

Мгновение напряжения и отчуждённости между ними прошло. Джаред улыбнулся — той самой ироничной улыбкой, не отражавшейся в глазах, которая стала появляться на его губах всё чаще и которая Дженсену всё меньше и меньше нравилась. Захотелось прикоснуться к нему, взять в ладони лицо, встряхнуть, заставить стать настоящим… Но Джаред уже отвечал:

— Конечно, саркадасов нет. И войны нет. Ничего нет. А я тут просто хренью всякой занимаюсь, знаешь, надо же как-то время убивать.

— Извини, — Дженсен понял, что взял неверный тон. — Я ни в чём тебя не обвиняю. Просто тогда… ты не ответил. И сейчас снова уходишь от ответа.

— Значит, нечего отвечать, — огрызнулся Джаред, отталкивая стул. Ужинать вместе он, кажется, передумал. Херли подошёл к нему, и Джаред обнял его за шею, порывисто, как делал, когда ему было плохо. Дженсену страшно захотелось подойти и обнять его самому, но он знал, что сейчас этого делать не стоит. Не прямо сейчас, во всяком случае.

— На самом деле, — медленно проговорил он, тщательно подбирая слова, — я хотел поговорить о Мише Коллинзе. Его арестовали.