Революция муравьев - Вербер Бернар - Страница 5

Нежелание развивать свой природный дар – величайший из грехов.

Не имея возможности развивать собственный дар, Жюли сначала вела себя крайне агрессивно, а потом стала отказываться от пищи. Вслед за тем на нее напал волчий голод – и она килограммами поглощала пирожные, уставившись в пустоту и притом всегда держа под рукой слабительные и рвотные средства.

Она перестала делать домашние задания, а на уроках клевала носом.

Словом, Жюли совсем расклеилась. Она уже с трудом дышала, а потом, в довершение всего, у нее начались приступы удушья. Благо, которое принесло ей пение, теперь обернулось для нее во зло.

Мать Жюли села за обеденный стол первая.

– Где вы сегодня были? – полюбопытствовала она.

– Гуляли по лесу, – отвечал отец.

– Значит, она там и заработала себе все эти ссадины?

– Жюли свалилась в овраг, – объяснил отец. – Ничего страшного, вот только пятку поранила. А еще она нашла в том овраге странную книжку…

Но мать уже смотрела только в свою тарелку с дымящимся кушаньем.

– Потом расскажешь. А пока давайте поедим – жаркое из перепелов ждать не будет. Остынет – потеряет весь вкус.

Мать Жюли с восторгом принялась за жаркое, приправленное коринкой.

Ловкий укол вилкой – и тушка перепелки сдулась, точно накачанный паром мяч для игры в регби. Мать подхватила жареную птичку, высосала из нее сок через отверстия в клювике, затем кончиками пальцев оторвала у нее крылышки, тут же обхватила их губами, протолкнула в рот и принялась громко хрустеть, перемалывая твердые косточки коренными зубами.

– А ты чего не ешь? Не нравится? – спросила она Жюли.

Девушка не сводила глаз со своей тарелки, на которой тоже лежала жареная птичка, перевязанная тонкой веревочкой. Голова у птички была обложена виноградинами в форме цилиндра. Глядя на ее пустые глазницы и приоткрытый клюв, можно было подумать, что птичку неожиданно отвлекло от каких-то важных дел нечто ужасное – нечто, по сути своей сравнимое с внезапным извержением Везувия.

– Не люблю мясо… – отрывисто проговорила Жюли.

– Это не мясо, а птица, – отрезала мать.

И уже примирительным тоном продолжала:

– Ты же не собираешься снова объявлять голодовку. Тебе нужно быть здоровой, чтобы успешно сдать выпускные и поступить на юридический факультет. Вот отец твой закончил его и уже руководит юридической службой в лесном ведомстве, благодаря чему тебя и держат третий год в выпускном классе лицея, хоть он тебе уже поперек горла. Теперь твой черед изучать право.

– Плевать я хотела на право, – заявила Жюли.

– Чтобы стать достойным членом общества, нужно хорошо учиться.

– Плевать я хотела на общество.

– Тогда что тебя интересует? – осведомилась мать.

– Ничего.

– Чем же у тебя забита голова? Может, ты влюбилась?

Жюли откинулась на спинку стула.

– Плевать я хотела на любовь.

– Плевать, плевать… Ты только это и знаешь. Тебе надо бы хоть чем-то интересоваться или кем-то, – настаивала мать. – Ты же миленькая – у тебя не должно быть отбоя от мальчишек.

Жюли как-то странно скривилась. В ее светло-серых глазах мелькнуло недовольство.

– У меня нет ухажера, и я, да будет тебе известно, все еще девственница.

Лицо матери обрело недоуменно-изумленное выражение. Вслед за тем мать рассмеялась.

– Девятнадцатилетние девственницы теперь встречаются разве что в научно-фантастических книжках.

– …Да не собираюсь я заводить себе никакого ухажера, замуж выходить не думаю и детей не хочу, – не унималась Жюли. – А знаешь почему? Потому что боюсь стать такой, как ты.

К матери вернулась самоуверенность.

– Бедная доченька, у тебя целая куча проблем. Хорошо, что я договорилась, чтобы тебя посмотрел психотерапевт! В четверг.

Мать с дочерью привыкли к подобным перепалкам. В этот раз они пререкались битый час, и за обедом Жюли съела только вишенку, украшавшую мусс из белого шоколада с ликером «Гран Марнье».

Между тем отец, несмотря на то что дочь не раз пнула его ногой, оставался бесстрастным и остерегался вступать в их горячий спор.

– Ну же, Гастон, скажи хоть что-нибудь! – праведно вознегодовала его супруга.

– Слушайся мать, Жюли, – складывая салфетку, только и бросил отец.

И, вставая из-за стола, сказал, что хочет пораньше лечь спать, потому что завтра на рассвете собирается отправиться с псом на дальнюю прогулку.

– А мне можно с тобой? – попросилась девушка.

Отец покачал головой.

– Не в этот раз. Мне хотелось бы поближе осмотреть овраг, который ты обнаружила, и побыть немного одному. Потом мать права. Чем попусту болтаться по лесу, лучше часок-другой посидеть за учебниками.

Когда он наклонился к ней, чтобы поцеловать и пожелать доброй ночи, Жюли шепнула:

– Папа, не бросай меня.

Отец сделал вид, будто ничего не слышал.

– Приятных сновидений! – просто сказал он.

И вышел из столовой, уводя на поводке пса. Перевозбужденный Ахилл хотел было стрелой рвануть вперед, но на навощенном до блеска полу его лапы с длинными, не втягивающимися внутрь когтями разъехались в разные стороны.

У Жюли не было ни малейшего желания оставаться один на один с матерью. И сославшись на то, что ей приспичило в туалет, она выбежала из столовой.

Надлежащим образом заперев за собой дверь, темноволосая девушка со светло-серыми глазами села на крышку унитаза – и тут ей показалось, будто она катится в пропасть, оказавшуюся много глубже той, в которую она провалилась в лесу. Только в этот раз ее вряд ли кто смог бы вытащить оттуда.

Она выключила свет – и осталась наедине с собой. Чтобы подбодрить себя, она снова замурлыкала: «Зеленая мышка / Бежала по травке…» – но в душе у нее было пусто. Она чувствовала себя совершенно потерянной в каком-то огромном мире. Она чувствовала себя совсем маленькой – крохотной, как муравей.

Муравей несется вскачь, изо всех сил шуруя шестью своими лапками, так, что ветер гнет назад его усики. Подбородком он задевает мох и лишайники.

Он без устали петляет меж коготков, фиалок и лютиков, но охотник и не думает отставать. Огромный еж, сплошь утыканный острыми иголками, упорно гонится за ним, распространяя кругом жуткий мускусный смрад. Земля содрогается под каждым его шагом. На иглах у него кое-где все еще торчат ошметки вражьей плоти, а будь у муравья время рассмотреть ежа поближе, он не преминул бы заметить, как по его длинным колючкам ползает вверх-вниз целый рой блох.

Старый рыжий муравей спрыгивает с откоса в надежде уйти от погони. Однако еж не сбавляет скорости. Иголки защищают его, смягчая падение. Он сворачивается клубком, чтобы ловчее проделывать кульбиты, и снова встает на все четыре лапы.

Старый рыжий муравей прибавляет ходу. И вдруг видит прямо перед собой что-то вроде гладкого белого туннеля. Он не сразу смекает, что это такое. Вход в туннель достаточно просторен для муравья. Что же это может быть? Для норки сверчка или кузнечика слишком широко. Может, это кротовая или паучья нора?

Усики у него были сильно отогнуты назад, и учуять, что там, впереди, он не мог. Пришлось положиться на зрение, хотя с его помощью он различает предметы только на близком расстоянии. Ну вот, так и есть, теперь он все видит. Белый туннель никакая не нора. А разверзшаяся пасть… змеи!

Сзади – еж, спереди – змея. Определенно, этот мир не создан для одиночек. Старый рыжий муравей видит только одно спасение: зацепиться за травинку и по ней уползти. Вот уже вытянутая морда ежа оказывается перед пастью ползучей твари.

У ежа только остается время отпрянуть и впиться зубами в змеиную шею. Тут змея мгновенно обвивается вокруг него. Она не любит, когда ей в глотку забирается что-то большое.

Между тем ошеломленный старый рыжий муравей наблюдает с ветки за схваткой двух хищников.

Длинная холодная труба против теплого колючего шарика. В желтых, с узеньким разрезом глазах гадюки нет ни страха, ни ненависти – одна лишь целеустремленность. Она старается точно нацелиться своей смертоносной пастью. А еж напуган. Он вскидывается на дыбы и нападает, пытаясь пронзить брюхо ползучей твари своими острыми иголками. Зверек необычайно проворен. Когтистыми лапками он раздирает змеиную чешую, которую не может проткнуть колючками. Но змея обвивается вокруг него плетью и затягивается все крепче. Гадючья пасть, клацнув, раскрывается, обнажая пару ядовитых зубов, источающих смертоносную жидкость. Ежам не страшны змеиные укусы – они оказываются смертельными для них, только если змее удается вцепиться зубами в узкий, тонкокожий кончик их мордочки.