Эффект бабочки - Альвтеген Карин - Страница 1

© Karin Alvtegen, 2013

© Е. Крестовская, перевод на русский язык, 2021

© ИД «Городец», издание на русском языке, оформление, 2021

 «Малейшее воздействие на любой элемент системы может в перспективе иметь далеко идущие и непредсказуемые последствия для других ее элементов».

СРОЧНОЕ СООБЩЕНИЕ: По меньшей мере 11 человек погибли при столкновении поезда дальнего следования с автомобилем на подъезде к станции Русерсберг. По имеющимся сведениям, на месте катастрофы царит хаос, руководители спасательной операции полагают, что под сошедшими с рельсов вагонами все еще могут находиться погибшие и раненые. Свыше 50 человек госпитализированы, многие – в тяжелом состоянии. Поезд со 180 пассажирами отправился с Центрального вокзала Стокгольма в Евле в 17.40. Катастрофа произошла на железнодорожном переезде, оборудованном автоматическими шлагбаумами и сигнальными фонарями, работавшими, по словам спасателей, во время происшествия в штатном режиме. По неизвестной причине автомобиль протаранил один из вагонов, который, сойдя с рельсов, потянул за собой другие. Водитель автомобиля скончался на месте.

Незнакомый звук.

Так я теперь просыпаюсь по утрам. У всех домов свои особенности, но за четыре дня успеваешь привыкнуть только к самым характерным. Квартира небольшая – комната да кухня, и она была уже полностью заставлена, когда я въехала сюда со своими двумя коробками. Больше вещей мне не нужно. Несколько книг и одежда на четыре сезона. Потому что кто знает?

Теперь уже точно никто.

Мне пятьдесят пять. А такое ощущение, будто только что родилась. Неуверенно ступая босыми ногами, пытаюсь научиться ходить. Все, что беспокоило меня раньше, пять дней тому назад стало совершенно неважным. На этой неделе я рассталась с мужем и уволилась с работы без предупреждения. Ни Кристер, ни мой начальник не очень-то хотели идти мне навстречу, но я первый раз в жизни настояла на своем, не обращая внимания на реакцию.

Они не знают того, что знаю я, и поэтому для их злобы я неуязвима.

С тех пор я живу как дикарка. Делаю все, что мне вздумается, и позавчера впервые в жизни напилась допьяна. Правда, здесь, в квартире, не на глазах у посторонних, но все же я была пьяна в стельку и уснула в одежде. Не помывшись и не намазав себя новым дорогим кремом. Не могу сказать, что этот опыт обогатил меня. Целый день был выброшен из-за похмелья, а я теперь не могу себе такого позволить. Зато я присмотрела ресторан за углом, он открывается в четыре, и в первые часы посетителей там немного. Думаю, буду заходить туда каждый вечер, чтобы выпить бокал-другой вина, пренебрегая мнением мужа, будто в одиночку в рестораны ходят только женщины легкого поведения. Кстати, этого я тоже никогда не пробовала, так что сейчас самое время.

Все, что я до сих пор отметала, обрушивается на меня как валуны при камнепаде.

Бессмертному легко оставить сделанное и несделанное позади.

Или, вернее, у него все впереди.

Смертному труднее.

Встаю я не сразу. Такая роскошь по-прежнему кажется мне непривычной, но с понедельника я уже больше не испытываю угрызений совести. Наблюдаю, как полоса света пробивается в узкий переулок, в котором я теперь живу. Солнце проникает в окошко лишь утром ненадолго, а потом уходит блуждать по крышам Старого города, оставляя мою квартиру в тени. Но это неважно. Если я захочу увидеть солнце, пойду искать его на улицу. На этой неделе оно завело меня в такие места, где я раньше никогда не бывала. Хотя почти всю свою жизнь провела в Стокгольме.

Встаю и иду в ванную. По пути приходится огибать коробки и стопки книг, стоящие на полу; переехав сюда, я не стала трогать папины вещи.

Я с удивлением узнала об этой недвижимости, когда отец умер восемь лет назад, завещав мне ее в личную собственность. Квартирка с кухней притаилась на третьем этаже за неприметной входной дверью в переулке Йорана Хельсинге. По сведениям жилищного кооператива, отец приобрел ее в 1976 году. Догадываюсь зачем. И догадываюсь, почему оставил потом себе. Мне все понятно по книгам, теснящимся в переполненных книжных стеллажах: «Ботаника», «Флора Скандинавии», «Птицы полей, гор и вересковых пустошей». Мне все понятно по вещам из дома бабушки и дедушки – я помню, как мама просила отца их выбросить. Эта квартира была его отдушиной. Пристанищем, где хранились его мечты.

Я все думала: что мне делать с квартирой? Никто, кроме меня, не знал о ее существовании, я сберегла отцовскую тайну, не рассказав о ней ни мужу, ни дочери. Примерно раз в месяц я заходила сюда проверить, все ли в порядке, и ни к чему не притрагивалась, сохраняя квартиру в качестве мавзолея семьи из моего детства. Все они ушли, кроме меня.

И обменяться воспоминаниями уже не с кем.

Возможно, где-то в глубине души я знала, что однажды квартира окажется моим спасением. Папино пристанище станет моим.

Кран над ванной подтекает. Немного, приблизительно две капли в минуту. Я подсчитала в один из вечеров, принимая ванну и наслаждаясь новой солью с эфирными маслами лаванды, лимона и розмарина. Водными процедурами я никогда особенно не увлекалась. Ванна в нашем таунхаусе в Тюресэ[1] с тех пор, как выросла Виктория, использовалась исключительно в качестве подставки для красивых бутылочек с маслами для купания, которыми ни у кого никогда не было повода воспользоваться. А на этой неделе я принимаю ванну каждый вечер, разрешив себе не задумываться о расходе воды. Если посчитать, сколько воды я потратила на прием ванны за всю мою жизнь, отрицательное воздействие на окружающую среду будет совсем незначительным. В том месте, куда падают капли воды, эмаль пожелтела. Я слегка потерла пятно чистящим средством, но оно не поддалось, и я оставила все как есть. Отсутствие необходимости беспокоиться дает ощущение свободы. Слишком большая часть моей жизни ушла на всяческие беспокойства.

Теперь я знаю, что это время было потрачено зря.

Почистив зубы, я на секунду задерживаю взгляд на отражении в зеркале. В лице женщины средних лет угадывается преисполненный ожиданий подросток, которым я когда-то была, – узнаю все ту же неприкаянность. Но потом вижу лишь худощавую женщину, вечно зацикленную на своих недостатках. Изучаю морщинки вокруг рта. Две вертикальные черточки над переносицей. Они создают озабоченный вид даже сейчас, когда я наконец чувствую себя свободной. Рассматриваю шею, которую часто скрывала платками, – Кристер говорил, будто она выглядит старой.

Однажды я буду стоять здесь перед зеркалом и говорить себе, что на самом деле я довольно красива. Или, по крайней мере, найду в себе хоть что-то симпатичное. Это мой долг перед телом, столько лет выносившим мою ненависть.

Поэтому я задерживаюсь перед зеркалом каждое утро. Тренируюсь смотреть себе в глаза.

Глаза на удивление те же, что и раньше, но, кажется, видят они теперь все по-другому. Картинка обрела резкость, пропорции стали другими. Шкала цветов будто бы дополнилась новыми оттенками, и детали внезапно проступили четким узором.

С понедельника я смотрю на мир с внимательным любопытством, поскольку не уверена, увижу ли я все это вновь.

Иду на кухню и завариваю кофе. Я купила себе маленькую кофемашину, которая даже умеет взбивать молоко в пенку. Слушая, как что-то шипит в аппарате, чувствую, что иду в ногу со временем. Украдкой смакую кофе у окна – благодаря толстым стенам здесь можно сидеть в оконной нише. Особого вида тут нет, только фасад следующего дома в нескольких метрах; признаться, вечерами я выключаю свет и заглядываю в окна, сидя в темноте. Окна одной квартиры чаще зашторены, а во второй живет пара лет тридцати, которая, не скупясь, выставляет напоказ свою частную жизнь. Вероятно, они просто не заметили, что кто-то заселился в первый ряд партера. Кажется, у них все хорошо, они много разговаривают и вместе готовят, часто прикасаются друг к другу совершенно без всякой необходимости. Я успела всякое повидать, и их другая жизнь поражает меня. Мне не дает покоя вопрос: почему человеческие жизни так по-разному складываются?