Эффект бабочки - Альвтеген Карин - Страница 2

Пока я потягиваю кофе, взгляд падает на мобильный телефон. Он был выключен с момента моего переезда сюда, и чем больше проходит времени, тем меньше мне его хочется включать. И не потому, что он так уж часто звонит, просто надо было несколько дней побыть в покое. К своему изумлению, я начала прислушиваться к собственным потребностям, отставив в сторону запросы других. Мое обычное «я», или, правильнее сказать, та, кем я была до понедельника, никогда бы себе этого не позволила. Она считала, что бытие даст трещину, стоит только перестать все контролировать, но, судя по всему, жизнь продолжается. Возможно, Кристеру несладко в нашем таунхаусе, но какое мне дело? Самое удивительное, что меня это не беспокоит. Я больше не в состоянии волноваться. На самом деле я давно уже была не в состоянии, но, несмотря ни на что, продолжала.

Только сейчас я понимаю, что каждый из нас несет бремя своих тревог, но, застревая в чужих тревогах, мы понапрасну тратим силы.

Чтобы справиться с приближающимся будущим, силы будут нужны мне самой.

Последнее, что я сделала перед тем, как выключить телефон, – отправила эсэмэску дочери: «Привет, Виктория! Можем встретиться в пятницу в 18.00 в кафе «Табак» на площади Корнхамнсторг? Буду рада, если сможешь прийти. Всего доброго, мама».

Как долго я подбирала слова, прежде чем сформулировать сообщение. Особенно подпись. Будиль? Твоя мать? Мама? Я вдруг поняла, что не знаю, как Виктория меня называет. Дочь никогда не говорит о Кристере как о «папе», всегда называет его по имени. Мы так редко видимся, что я уже не знаю, как она к нему обращается.

Сегодня я увижусь с дочерью и от этого нервничаю. С тех пор, как она стала жить самостоятельно, мы встречаемся эпизодически и всегда по моей инициативе. На самом деле мы не знаем друг друга. И тут тоже все получилось совсем не так, как я хотела. Слишком много других вопросов отнимали мое внимание в те годы, когда закладывались основы отношений, а мне не хватало ни мужества, ни ума, чтобы правильно расставить приоритеты. Я долго ощущала разочарование дочери. Иногда в ее взгляде я вижу отражение моей собственной ненависти к себе, и от этого становится невыносимо. Мне было проще не попадаться Виктории на глаза.

До сих пор.

Новый взгляд на мир открыл мне всю глубину утраченного. Пока не поздно, больше всего я хочу поближе ее узнать. И если не попросить прощения, то, по крайней мере, рассказать свою историю.

Объясниться.

Но как это сделать, если мне и самой-то толком непонятно?

А часы все тикают.

Вторник, 6 марта 2012 года. Если бы время было зримым, в этот день ровно в 13.22 появилась бы жирная красная черта. Моя жизнь делится на «до» и «после». Возможно, начало случившемуся было положено намного раньше, но как бы я ни крутил, как бы ни анализировал все совпадения, мне непонятно, почему это произошло именно со мной. Почему я оказался там именно в тот момент. Вероятность была ничтожно мала. Я взвесил все «если» и «если бы не» и все равно не нашел объяснения. Поэтому я попытался перестать думать о случившемся, но забыл, как мыслил раньше. Сейчас мне кажется, что я вообще тогда не думал. Моя жизнь текла как по маслу, день за днем, все по плану. Отвезти детей в школу, потом – работа, покупки, готовка, футбол у Вильяма, гандбол у Майи, по выходным матчи, гости в субботу вечером. Обычные дни обычной недели. Их явное однообразие мы разбавляли горнолыжными поездками в Альпы, отпуском в Азии, обустройством новой ванной и кухни в нашем красивом особняке в стиле северный модерн.

Бывало, изредка повеет скукой, промелькнет тоска по чему-то грандиозному. Правда, я никогда не задумывался, что это может быть просто нечто, способное нарушить привычный порядок и вытащить меня из рутины.

Сейчас я хочу одного – вернуться в нее.

Первую неделю после случившегося я держался относительно хорошо. Продолжал жить, как раньше, четко придерживаясь заведенного порядка. Этот порядок и сейчас существует вокруг меня, я слышу, как моя семья завтракает этажом ниже, и хочу, чтобы, как прежде, все держалось на мне. Я знаю, что Òса надрывается, ей меня не хватает. Мы – слаженная команда, и быт наших насыщенных будней надо поддерживать в четыре руки.

С тех пор как я перестал спать, я больше не могу в нем участвовать.

Стулья скребут по деревянному полу на кухне, семья скоро уедет. Я слышу, как Òса поднимается по лестнице торопливыми шагами, переворачиваюсь на бок и закрываю глаза. В следующее мгновение дверь в спальню осторожно отворяется, жена присаживается на край кровати, и я чувствую, как ее рука касается моего лба.

– Спишь? – Проходит несколько секунд, прежде чем я делаю вид, что просыпаюсь. – Ты, кажется, не такой горячий сегодня, горло еще болит?

Поворачиваясь, я сглатываю и корчу подходящую гримасу, потом отвечаю: «Да».

– Тогда я позвоню в поликлинику. Ты болеешь уже неделю. Может быть, нужны антибиотики.

– Нет, давай подождем еще пару дней. Вроде, с горлом полегче сегодня, просто трудно понять, когда только что проснулся.

Она бросает взгляд на айфон, который держит в руке, кричит Вильяму, чтобы тот взял с собой форму для тренировки, и встает. Спешка сквозит в каждом ее слове и движении.

– Шторы поднять?

– Нет, я еще чуть-чуть посплю.

– Как думаешь, сможешь отвезти мальчиков на футбол к пяти? Сегодня наша очередь.

– Не уверен.

Она скрывает вздох разочарования, но я чувствую его.

– Я спрошу родителей Лукаса. На ужин придется заказать еду навынос, потому что за продуктами я тоже не успею, куплю только что-нибудь вкусненькое в честь пятницы по дороге домой. У нас срок сдачи по рекламной кампании, а клиенту не нравится дизайн. Не знаю, сколько продлится встреча.

– Ладно.

Она опять смотрит на часы и, направляясь к двери, гладит меня по ноге, накрытой одеялом. – Я позвоню тебе днем. Поправляйся. Целую.

Спустя несколько минут хлопает входная дверь и слышно, как заводится «Ауди». Я различаю на слух звуки моторов наших автомобилей. Гравий скрипит под колесами, когда машина выезжает задним ходом за ворота, и звук мотора постепенно затихает. В доме тихо. Я лежу и гляжу в потолок, подложив руки под голову.

Еще один ненормальный день. Я уже неделю провожу время в постели. В нормальный день я сел бы за руль той самой машины, которая везет сейчас детей в школу, припарковался бы у станции Сальтшё-Дувнес[2] и сел на электричку до Слюссена, а потом на метро доехал бы до Родмансгатан[3]. В половине девятого я зашел бы в офис, где, помимо меня, рабочие места снимают еще семь архитекторов, заварил бы кофе и, перекинувшись парой слов с коллегами, принялся за работу, не разбрасываясь драгоценным временем. Его часто не хватает, графики детей держат нас в тисках, а мы с Òсой по возможности делим все поровну.

Делили.

Моя жена – высокооплачиваемый руководитель проектов в рекламном бюро. Она обычно работает больше, чем я. До рождения Майи вся наша жизнь крутилась вокруг карьеры, мы работали допоздна и ужинали чаще в ресторанах, чем дома. Меня считали успешным представителем нового поколения архитекторов, я получил несколько премий и работал со многими престижными проектами. Внезапно оказалось, что я – уже состоявшийся архитектор. Годы шли своей чередой, а мы все работали. Заказы менялись, но время текло обескураживающе однообразно. Нам было немного за тридцать, когда пришло ощущение, что чего-то не хватает. В разговорах все чаще стала возникать тема перемен. Я помню смутное стремление к чему-то большему, к трудностям, которые дадут возможность развиваться по-новому. Такие же настроения наблюдались у наших друзей одного с нами возраста. Возможно, в клетках отозвался древний инстинкт, объяснивший, что пришла пора размножаться. Да, наверное, так оно и было, потому что год спустя у каждой пары, что сидели за столом на наших вечеринках, которые мы раньше так тщательно готовили, родилось по младенцу.