Дракон на войне - Диксон Гордон Руперт - Страница 8

• Предыдущая
• 8/86
• Следующая

Джим четко, по слогам, произнес: — Фи-то-фто-ра ин-фес-танс. Глаза Элли загорелись. Джим был удовлетворен. Цепкая память, которой обладали все эти люди, чтобы, как клеем, зафиксировать в мозгу услышанное, вновь проявила себя. Хорошая память была просто необходима, ведь письменность не имела широкого распространения. Выйдя из дома, Элли сможет повторить эти звуки как попугай, независимо от того, понимает она их или нет. Она направилась к выходу, ее сестра уже распахнула дверь и выскочила наружу.

— Милорд, — дрожащим голосом сказал Теолаф, — я теперь оруженосец и со своим господином до самой смерти. Но вот остальные парни ни за какие коврижки не захотят быть рядом с магом, если у него такая смертельная болезнь. Нам не унести его на носилках всего лишь втроем.

Об этом Джим не подумал. Какое-то время он стоял, держа почти на весу скрючившегося, как мешок, святого отца, у края постели, затем на него опять снизошло вдохновение. Он подозвал Энджи, отстранил святого отца на вытянутой руке, а другой повернул к себе Энджи так, чтобы прошептать ей на ухо на одном дыхании:

— Картофельная болезнь.

— Что? — громко и удивленно переспросила Энджи. — Кар…

— Шш! — прошептал Джим. — Осторожно, не произноси вслух… даже если эти слова ничего не говорят этим людям. Я старался придумать какую-нибудь страшную болезнь, такую, чтобы отец Морель не понял даже по-латыни, но испугался. Все, что я смог придумать, это болезнь картофеля, которая случилась в Ирландии во время картофельного голода. Помнишь? В тысяча восемьсот сорок шестом и сорок седьмом годах эта болезнь опустошила картофельные поля Ирландии. Считается, что миллион человек погибли тогда от голода.

— А, — сказала Энджи, — конечно.

— Хорошо. Теперь иди и объясни Теолафу на ухо, что все это хитрость, что я просто назвал болезнь растений, которых здесь даже еще и нет. Затем оба идите во двор и прошепчи это каждому воину на ухо. Они еще могут усомниться в словах Теолафа, но леди Анджеле де Маленконтри-и-Ривероук они поверят. А эта банда во дворе пусть думает, что ты просто даешь своим людям особые инструкции и не хочешь, чтобы кто-нибудь подслушал. Сделаешь?

— Сию минуту. — И Энджи тотчас вышла из дома. Прошло около десяти минут, прежде чем Энджи вернулась, но на этот раз она привела с собой четверых воинов с носилками, сделанными из двух шестов, очевидно взятых у людей во дворе, так как шесты были сухие и обветренные, и нескольких слоев материи, прикрепленной к шестам, что и образовывало носилки, на которых можно было нести Каролинуса.

— Теперь, — сказал Джим воину с носилками, — надо аккуратненько переложить на них Каролинуса. Пусть один разложит носилки, а Теолаф, ты и остальные возьмут за края простыню. Потом поднимите простыню вместе с Каролинусом и переложите на носилки.

Они проделали все это под наблюдением Джима и Энджи. Когда Каролинуса перекладывали, он слабо застонал, но других признаков того, что пришел в сознание, не выказал. Он, казалось, все еще был без сознания либо, в лучшем случае, в полузабытьи.

Все вышли из дома; Джим по-прежнему держал кинжал у горла Мореля. Он закрыл за собой дверь, зная, что она автоматически магическим образом запрется. Четыре воина уже сидели в седлах, другие четверо, которые должны были нести носилки Каролинуса, стояли рядом, готовые взяться за ручки носилок, как только понадобится.

Толпа бродяг подалась назад от входа в дом и расчистила своего рода дорожку к лесу, но они отошли не настолько далеко, как надеялся Джим, к тому же открывшаяся дорожка была не так уж широка. Они просто перенесли шатры, стоявшие прямо на дороге, шатры, которые Джим и его люди слегка помяли копытами своих лошадей по дороге сюда.

Джим испытывал неловкость, когда, прокладывая себе путь, просто смял эти, пусть временные, укрытия, но он хорошо знал, что в четырнадцатом веке люди его звания всегда так поступают. Поступи он иначе, и не только его воины, но и сами бродяги сочли бы это слабостью.

Маленький отряд построился, окружив носилки с Каролинусом. Теперь между Каролинусом и бродягами был двойной ряд воинов, считая тех, что несли носилки, которые уже привязали к высоким задним лукам средневековых седел. Энджи вскочила в седло, Джим тоже, усадив Мореля впереди себя.

— Отлично, — сказал Джим, — а теперь поехали потихоньку, чтобы как можно меньше трясти Каролинуса. Энджи, поезжай рядом и присматривай за ним…

Со стороны Джима это была своего рода хитрость. Он хотел, чтобы Энджи, как и Каролинуса, окружали вооруженные люди. Энджи поехала как было сказано; Джим замыкал процессию с Морелем, сидящим на шее его коня, и кинжалом, приставленным к горлу святого отца. Они начали медленно продвигаться сквозь толпу.

Сначала им молча разрешали проехать, потом среди бродяг поднялся ропот, который постепенно усиливался. Затем за спиной Джима внезапно послышались яростные крики, он взглянул через плечо и увидел, что группа оборванцев попыталась ворваться в дом Каролинуса и потерпела неудачу. Конечно же, магическое заклинание, наложенное Каролинусом, удержит дверь против любого вторжения, даже если будет применен таран. Джим мысленно улыбнулся и вновь сосредоточил внимание на проходе сквозь толпу.

Бродяги теперь явно не хотели, чтобы Каролинуса и отца Мореля увезли от них. Они начали собираться вместе, закрывая проход к лесу. В толпе засверкали ножи, и, пока Джим наблюдал за оборванцами, появился сначала один, а потом еще несколько мечей, и было заметно общее движение по направлению к небольшому отряду всадников.

— Вы не имеете права забирать его! — услышал он пронзительный голос Элли у себя за спиной. — Вы несете его на явную смерть, а мы можем спасти его! Только мы!

Джим почувствовал себя неуютно. Очевидно, страх, который он рассчитывал вызвать упоминанием латинского названия картофельной болезни, быстро прошел. Он посмотрел вперед и увидел, что проход закрылся, со всех сторон к ним подступали бродяги. Голоса вокруг становились все громче, и, в конце концов, отряд оказался в центре кричащей толпы. Теперь у бродяг в каждой руке появился клинок.

— Вперед, — мрачно скомандовал Джим.

Впереди Теолаф эхом повторил команду, и воины обнажили мечи.

Толпа сомкнулась вокруг них. Их заставили остановиться. Теолаф повернулся к Джиму в ожидании нового приказа.

— Если надо, прорубите себе дорогу! — крикнул Джим.

Но, прежде чем они успели двинуться с места, раздался звук, который заставил всех замереть на месте.

Это был серебряный перезвон рожка. Нет, не грубый голос пастушьего рожка или какого-нибудь простого приспособления, а редкий звук настоящего музыкального инструмента, сделанного из металла и используемого только королевскими герольдами и важными особами.

Он слышался из леса, несколько правее того места, куда направлялся Джим со своим отрядом. Вглядевшись, Джим увидел трех всадников. Один из них, не такой плотный, как остальные, держал жезл с прикрепленным к нему раздвоенным вымпелом и только что отнял от своего поднятого забрала рожок. Он был весь закован в доспехи четырнадцатого века — сочетание металлических колец и пластин.

С другого бока от центральной фигуры ехал низенький, коренастый человек в таких же доспехах, у него тоже имелся раздвоенный вымпел, но он развевался на копье, которое было установлено в специальном гнезде, прикрепленном к седлу. А между ними возвышалась фигура с опущенным забралом, закованная в доспехи, состоящие сплошь из пластин, — нечто весьма редкое. Пока Джим их рассматривал, центральная фигура подняла забрало, и над толпой раздался голос, который был очень хорошо знаком Джиму:

— Именем короля!

Мечи и ножи, которыми только что открыто размахивали бродяги, моментально исчезли. Джим выпустил отца Мореля, который нырнул вниз и побежал, чтобы присоединиться к бродягам около двери дома. Когда святой отец скрылся, Джим повернул своего коня и направился прямо к фигурам трех всадников, за ним последовал весь его маленький отряд.

• Предыдущая
• 8/86
• Следующая