Пиратская доля (СИ) - "Милена Вин" - Страница 5

Мужчина галантно подал мне руку. Неуверенно обхватив его горячую ладонь, я поднялась и едва не задохнулась от его близости. Он не отпускал моей руки, так пристально смотрел в мои глаза, что я почувствовала приятную истому. На мгновение мне показалось, что он желает мне что-то сказать. В его глазах блестел странный огонек, но он продолжал молчать, лишь облизнул пересохшие губы.

– А где будете спать вы? – тихо спросила я, нарушив напряженную тишину.

– Не беспокойтесь, на корабле хватит места для всех, – глухо ответил он. – Но если вы пожелаете, я с удовольствием составлю вам компанию.

Губы пирата расплылись в довольной улыбке. Поразительно! Как же возможно совмещать в себе такие противоречивые качества? Его любезность и галантность плавно сменялись на похоть, и меня жутко раздражали такие переходы.

– Но не сегодня, – поспешил добавить мужчина. – Сейчас вы очень устали.

Он быстро отвел от меня взгляд и, не отпуская моей руки, повел в смежную каюту. Отворил передо мной дверь и остался стоять на пороге, когда я зашла внутрь маленькой комнаты, в которой находилась одна большая кровать с балдахином и платяной шкаф из темного дерева.

Я обернулась к капитану и несильно сжала пальцами юбку платья, ожидая, когда он соизволит закрыть дверь.

– Если вам понадобится моя помощь, – протянул он, быстро оглядев меня с ног до головы, – зовите меня.

– Единственное, что я попрошу сейчас, капитан, – сказала, чуть улыбнувшись, – это чтобы вы оставили меня одну. Я справлюсь сама.

– Доброй ночи, миледи, – мягко произнес мужчина и закрыл дверь, не дав сказать мне ни слова.

Я немного потопталась у выхода, затем прошлась к кровати, сняла помятое платье и оставила его лежать на полу. Затем сняла плотную нижнюю юбку, подол которой был в грязи, оставшись в корсете, нательном платье и чулках. Не представляю, сколько времени прошло с того момента, как я начала расшнуровывать корсет. Мои пальцы постоянно путались в завязках, и я пожалела, что утром решила потуже затянуть их. Избавившись от ненавистного атрибута одежды, я устало взобралась на кровать и натянула на себя одеяло.

Кажется, я долго неподвижно лежала, иногда бросая взгляд на закрытую дверь, словно ожидая, что капитан вот-вот войдет сюда. Но ничего подобного не происходило. Спустя некоторое время я наконец-то расслабилась. Мысли о случившемся, о капитане и письме дяде вяло ворочались в голове, и я не заметила, как уснула.

Примечания:

* Та-моко – татуировка тела и лица, традиционная для народа маори – коренного народа Новой Зеландии и основного населения страны до прибытия европейцев.

Глава 3. Моя грешная доля.

Спала я долго, очень долго… И так сладко, словно заснула в своей большой уютной кровати. Ложе капитана отличалось удобством. А одеяло было таким большим, теплым, мягким и пахло как-то по-особенному.

Я резко разомкнула веки и села в кровати. Что это еще за глупости? Чем это оно таким пахнет, что способно было вскружить мне голову?

Лавандой вообще-то… Пахнет как восточные пряности. Запах доброй сказки, теплого лета, хороших воспоминаний, умиротворения…

Нет, я явно не в своем уме. Слегка встряхнула головой, пытаясь прийти в себя, и сладко потянулась. Мое странное утреннее поведение было вполне объяснимо. Вчерашний вкусный напиток был отнюдь не соком, но, по правде говоря, я не знаю, что это было. Капитан незаметно пытался меня опоить – у него это получилось. И я не хотела думать о реальных причинах этого поступка, наивно решила, что он пытался таким образом успокоить меня, втереться в доверие, чтобы после разговора я уснула быстро, не видя кошмаров.

Я медленно осмотрелась. Каюту освещали пробивавшиеся через маленький иллюминатор лучи теплого летнего солнца. Рядом с кроватью стоял ночной горшок, кувшин с водой и стул, обтянутый голубой шелковой тканью, а на самом стуле лежало легкое платье цвета морской волны. Моего же платья на полу не оказалось, и от мысли, что, пока я спала, здесь расхаживал капитан, я почувствовала, как зарделись щеки.

Стараясь не думать о бестактном капитане (что выходило с трудом), я решила привести себя в должный вид. Первым делом справила естественную нужду, но вот что делать дальше с ночным горшком не знала. Иллюминатор здесь был наглухо закрыт, и я от безысходности поставила горшок под кровать, решив, что избавлюсь от его содержимого чуть позже, когда будет темно и моего появления на палубе никто не заметит. После этого я умылась теплой водой из кувшина, затянула корсет и надела предоставленное капитаном платье. Порывшись в платяном шкафу, я нашла расческу и, распутав свои непослушные рыжие кудри, с большим трудом привела свою голову в порядок.

После всех этих процедур я почувствовала себя гораздо лучше. Конечно, это не помогло мне избавиться от преследующей меня со вчерашнего дня обиды, но, по крайней мере, я знала, что выгляжу прилично.

Пару минут я неуверенно потопталась у двери, стараясь уловить звуки, которые должны были подтвердить мое предположение, что капитан сейчас сидит там, в смежной каюте. Но слышала только легкий прибой волн и голоса, доносившиеся с палубы. Глубоко вдохнув и выдохнув, я приоткрыла дверь и выглянула. Каюта была пуста. Впрочем, это меня даже не удивило. Конечно, ведь бездельничаю здесь и сейчас только я.

Походив немного по каюте капитана, смело взглянув на его рукописи на столе и даже коснувшись некоторых из них, я начала чувствовать, как меня медленно охватывает скука. Такого не было даже на торговом судне, на котором я плыла. Хотя это, скорее всего, не происходило из-за постоянных мыслей о качке и тошноты – тогда мне точно было не скучно. Конечно, я до сих пор чувствовала себя нехорошо, слегка разбито, но, по крайней мере, меня не мутило.

Ну не должна же я целыми днями сидеть в каюте? Не должна же?..

Пират не ставил мне никаких условий, ничего не запрещал, да и дверь в мои временные покои не запер, значит, я могу делать то, что пожелаю. А сейчас я жутко хотела выбраться из этой комнаты.

Аккуратно приоткрыв массивную дверь, я выглянула наружу. По палубе лениво передвигались матросы, некоторые плели морские узлы, сидя на полу. Парочка пиратов, кажется, во главе с плотником чинили левый борт корабля, пострадавший после морского сражения. Капитана видно не было. Я догадывалась, что он, скорее всего, стоял надо мной, на квартердеке, где был расположен штурвал, но почему-то это не остановило меня. Я выпрямилась и уверенно ступила на палубу.

Реакции пиратов долго ждать не пришлось. Пока я медленно шла к правому борту судна и с интересом осматривала все вокруг, мужчины внимательно и настороженно провожали меня взглядами. Своим появлением я заставила всех отвлечься от работы, что, я не сомневалась, совсем не понравится капитану. Но что я могу поделать, если они сами смотрят на меня как на экспонат в музее?

Я оперлась руками на перила и посмотрела вдаль, на широко простирающееся море. Внезапно я почувствовала, как дрожат мои руки. Мне было неуютно от того, что на меня все смотрят с похабным интересом в глазах. Я буквально чувствовала спиной все взгляды, направленные на меня, и уже начала жалеть о том, что решилась выйти на палубу.

От пенящейся воды меня снова замутило. Я поспешно отвернулась и, вскинув голову, в тот же миг встретилась с ним взглядом. О боги, сколько же злости сквозило в его черных глазах. Он смотрел на меня так сурово, так холодно, словно пытался одним взглядом прожечь во мне дыру, и я сразу поняла, какую ошибку совершила, когда наивно предположила, что вольна делать все что угодно.

***

Этот день предвещал быть не похожим на другие. И остальные тоже. Все перевернулось с ног на голову, когда Жак, решив взять на абордаж торговое судно, заметил на его палубе статную рыжеволосую даму. Он смотрел на нее через подзорную трубу и видел, как она, гордо вздернув подбородок, смотрит вдаль. И сейчас она делала то же самое.