Цепи грешника (СИ) - Волков Александр Мелентьевич - Страница 6

Я не успел осознать момент старта. Улитка так бодро рванула вперед, что меня вдавило в спинку кресла, и, ей богу, я едва не выплюнул внутренние органы. Ветер обдувал щеки, гудел в ушах, и чуть не сорвал чехлы с крыльев. Ход был на удивление мягким, ни одной кочки не чувствовалось. Возникло ощущение, что я ехал по хорошей трассе на быстром мотоцикле.

— Охренеть! — я перекрикивал ветер. — Это как?

А потом вспомнил, какой Маша была в постели. Быстрой, страстной, и неудержимой. Наверное, предположил я, это и отразилось на физических свойствах питомца.

— Не знаю! — ответила Маша. — Подожди!

Она выполнила другое танцевальное па, замысловато двинула рукой, и шум ветра исчез. Вокруг улитки появился невидимый барьер, покрытый синими защитными символами. Символы растворились, и мы оказались под прозрачным колпаком, глушившим шум ветра.

— Так получше, — кивнул я.

— Не знаю, как так вышло, — призналась Маша. — Я призвала питомца, и он таким появился.

— Скоростная улитка…. — усмехнулся я. — Антерра — земля контрастов.

— И как ты сюда попал? — поинтересовалась Маша. — Я решила покурить травку с бывшим. Мы накурились, и он убил меня.

— Ты курила травку? — поразился я. — Вот этого я не ожидал. Ты ведь раньше и к алкоголю лишний раз не прикасалась. В нашей семейке я был главным курильщиком и алкоголиком.

— Многое поменялось с тех пор, как мы расстались. Я открыла бухгалтерскую фирму, но не справилась, и потом ушла куда мечтала — в академию актерского мастерства. Решила стать актрисой.

— И как вышло? — поинтересовался я.

— Я стала курить травку. Забыл? — усмехнулась Маша. — Это не похоже на успех. Связалась с дурной компанией, и вместо посещения актерских курсов тусовалась в клубах. Зато про тебя именно в клубе я и услышала. Рассказала подруга.

Впервые с момента встречи в атмосфере разговора появилась легкость. Улитка бесшумно проскальзывала через Костяной лес, за бортом проплывали спокойные лесные пейзажи, а в небе ярко светили звезды. Мне нравилась эта поездка, хотя я все время думал, что если вдруг повстречаю бывшую, то сразу пошлю ее куда подальше.

— Я тоже курил травку, — признался я. — И долбил кокс. И бухал как тварь. Хотя то, что в общепринятом понимании называется успехом, у меня было. Я разбогател через шесть лет после нашей разлуки. Так что зря ты не подождала, — мне захотелось позлорадствовать. Пусть это неправильно, но разлука с Машей оставила в душе неприятный след.

— Может и зря. Дрон, мы маленькие были, глупые. И дело тогда касалось не только денег.

— Я был беден. А ты хотела, чтобы я сам решал свои проблемы, без твоей помощи. Ты хотела, чтобы я был мужчиной, способным решать проблемы.

— Если не забыл, то это ты сказал, что мы расстаемся. Помнишь? — упрекнула Маша. — Не думай, что я пытаюсь тебя обвинить. Но я защищала тебя до последнего. Всегда. Пока ты совсем не озверел.

— И пока ты через два месяца после расставания не заявила, что влюблена в другого, — криво ухмыльнулся я. — Признайся. Ты искала повод меня сбагрить.

— Признаюсь. Да. Но это только под самый конец, когда у меня не оставалось сил. Вспомни любую из наших совместных фотографий, в самом начале, и попробуй сказать, что я была несчастлива. Что мы были несчастливы.

Я сердито засопел носом. Мне казалось, что Маша виновата во всем. Конечно, решение о расставании было принято мной, но мотивации для решения, на мой взгляд, создавала Маша. Раздражало, что она отказывалась принимать на себя хоть какую-то вину.

— Мы оба виноваты, Дрон, — Маша попыталась нас примирить, но я только больше разозлился. — Оба недоглядели. В разлуке виноваты оба.

— Ты просто не захотела терпеть, — настаивал я. — А если бы дотерпела, то купалась бы сейчас в золоте, и стала бы тем, кем тебе хотелось бы. Но тебе надо было всего и сразу.

— Ты зарабатывал тринадцать тысяч, — возмутилась Маша, побагровела, и блеснула на меня тяжелым взглядом. Давно не видел, как она злилась. — Зарабатывал тринадцать тысяч почти год, и мы жили вскладчину. Я любила тебя. Я терпела. И знаешь, мне нравилось тогда с тобой быть. Деньги роли не играли. Подарки роли не играли. Это ты на них повернут. Вы тогда не могли найти общий язык с бабушкой. Если бы мы переехали, то все было бы нормально, но ты внезапно захотел переехать за мой счет. Ты обещал помочь мне с долгом, который я получила из-за тендера, но ничего не сделал. Ты постоянно врал мне. Говорил, и не делал.

— Не надо, не постоянно, — возмутился я. — Долг я бы отдал, за тебя, если бы реализовал задуманное с бизнесом. Но не вышло. Сейчас я имею тринадцать миллионов в год, гастролирую, и теперь могу отдать хоть все твои долги. Но нет, — взорвался я, и на эмоциях захотел сказать что угодно, лишь бы звучало обидно. — Хрен тебе теперь.

— Я ничего и не просила. Если ты не забыл — мы расстались. И сейчас нам надо решать не личные проблемы, а проблемы Антерры.

— На проблемы Антерры мне насрать, — грубо ответил я, скрестив руки. — У «Серых перьев» полно бабла. И платить вы мне будете очень хорошо, чтобы я мог привезти что-то домой. Я еще с вами поторгуюсь.

— Я это слышала, — буркнула Маша.

Повисла давящая тишина. Маша была права по большей части пунктов, но мужское эго отказывалось принимать мысль, что я не прав. Вечно мужское «прав только я». Если бы мужчины учились слушать и слышать женщин, то, быть может, многие пары не распались бы. В моем случае не прав был я.

Если взглянуть на ситуацию трезво, тогда мне просто хотелось воспользоваться Машей, а потом обеспечить ей награду с определенной долей вероятности. Я не хотел этого признавать. Я думал, что ей нужны деньги, и что ушла она потому, что я беден. Но дело было только во мне. Жалко что я не хотел этого признавать. Тогда, быть может, ситуацию получилось бы спасти.

— А как ты оказался здесь? — спросила Маша после длинной паузы.

— Не твое дело, — мрачно отозвался я. — А за что тебя убил бывший?

— Не твое дело, — мрачно, пародируя мой тон, отозвалась Маша.

— Да и плевать, — отвернулся я, уставившись вдаль, на пышные кроны деревьев, темневших на линии горизонта. Костяной лес мы проехали. Я не заметил, как на ветках появились листья, да и деревья стали другие. Запах влажного воздуха стал свежим и чистым, как в нормальном лесу. До Абраты осталось недалеко. С нынешней скоростью около часа.

В углу корзины я заметил небольшую коробочку.

— Что там? — спросил я.

— Ты про коробку? — вяло спросила Маша. — Выпивка для гостей.

Я открыл коробочку, достал оттуда стеклянную бутылочку хунса, и вытянул пробку. Глотнул, припав губами к прохладному горлышку. В пищеводе и желудке стало тепло, сладко. В голове приятно зашумело, и я расслабился. Хунс — сладкий алкогольный напиток, который гнали из культурных ягод волта, что выращивали как раз в подземном городе Скид. Рос волт только в условиях абсолютной темноты, промозглого воздуха, и повышенного давления, а такое реально лишь под землей. Это как с алмазами, только под воздействием высокого давления появлялась ягодная руда. Из нее добывался волт, из волта гнали хунс — дешевый, но вкусный напиток. «Серые перья» — промышляли рэкетом, продажей нелегального самогона, и наркотических грибов, которых объелась Маша. Три кита подпольного бизнеса Антеррских кланов.

«Серые перья» — часть альянса бывших бандитов, и помимо них существовали еще какие-то кланы, пять или шесть, но они находились далеко за Хребтом Великана, и Океаном Искупления, и народ их упоминал редко.

Аналог якудзы.

Не сказать, что они были совсем уж кончеными преступниками теперь, но до времен Небесного схода им удавалось держать в страхе всю Антерру. По сути, «Серые перья» могли дать сдачи ангелам, но в результате войны большая часть Антерры была бы выжжена, потому между преступным альянсом «Гидра» и домом «Семь из семи» возник негласный союз.

Ангелы не давали людям жизни. Делали их рабами, использовали как дармовую рабочую силу, и морили голодом, замучивая до смерти на тяжелых каторжных работах. Под протекторатом «Серых перьев» человек получал право торговать, иметь имущество, и испытывать удовольствие от жизни. Все за скромную пошлину в пятьдесят процентов от прибыли. Население Антерры поделили надвое, как пойманную рыбу, и с одной стороны жизнь людей стала кошмаром, а с другой приемлемым компромиссом.