Принцепс (СИ) - "Пантелей" - Страница 63

Роберт де Бомон не шутил, он вообще никогда не шутил на службе, это знали все, в том числе и воины баннерета Людовика. Тем не менее, они безропотно подчинились приказу разоружиться и молиться в ожидании своей судьбы. Восемь сотен титулованных сеньоров, рыцарей и оруженосцев молились три дня, и Господь их услышал. А может быть сказалось мастерство личного лекаря графа Лестера и троих рыцарей Ордена Святого престола, бывших Госпитальеров, или организм юного принца, закалённый постоянными тренировками, оказался сильнее, последовавшей после ранения горячки. Всё может быть даже совокупность всех трёх факторов, но это не так важно, главное, что на четвёртый день Людовик пришёл в себя. Жар у него почти спал, раны, (ведь застрявшую в теле стрелу пришлось извлекать проталкивая вперёд, создавая сквозной канал) почти перестали гноиться, а воспаление вокруг них перестало расширяться и сменило цвет со зловещего фиолетового на оптимистичный бордовый, на что консилиум из четверых лекарей, после очередного осмотра, отреагировал вердиктом – кризис миновал, жить будет. Встанет, правда не скоро, в лучшем случае через пару недель, да и то в специальном корсете, ведь помимо ран было ещё и сломанное ребро, но судьбу отца сын не повторит. Во всяком случае, не в этот раз.

Граф Лестер внешне никак не отреагировал на эту новость, хотя душа его возликовала, он лишь сухо распорядился вернуть неудачникам оружие и допустить к Людовику его оруженосцев. Ближе к вечеру, Роберт де Бомон навестил принца сам.

– Здравствуйте, Луи. От лекарей я о вашем состоянии знаю, меня интересуют ваши ощущения. Как вы себя чувствуете?

– Отвратительно, Сир. Из-за моей глупости чуть не погибли восемьсот ни в чём неповинных воинов.

– Я рад, что вы это сознаёте, Луи. Признаюсь, я был категорически против решения вашего отца вручить вам баннер, но подчинился его воле. В столь юном возрасте в смерть не верится. В собственную смерть, я имею ввиду. Вас неплохо обучили. И как воина, и как командира, но есть кое-что, чему обучить просто невозможно. Это приходит только с годами и только на войне.

– Вы заберёте у меня баннер, Сир?

– Теперь уже поздно, Луи. – впервые за почти год (с момента начала войны) улыбнулся граф Лестер – В строй вы встанете уже повзрослевшим лет на десять, эта стрела их вам добавила. Смерть вас на этот раз не забрала, но познакомиться вы с ней успели. Так ведь?

– Так точно, Сир. Я вёл себя как дурак. Хотел всем доказать, что достоин быть командиром не только по праву рождения, но и благодаря умению и знанию. Я ведь изучил все прошедшие битвы, по многу раз их переигрывал и даже иногда находил лучшие варианты действий, даже в вашей осаде Ноттингема. Ну, так мне казалось. – смутился юный принц.

– Вам правильно казалось, Луи. Когда я свои битвы после переигрываю в уме, тоже всегда нахожу лучшие ходы. Но я понимаю, что во время боя, решение нужно принимать быстро, при этом не обладая такой полнотой картины битвы, которая есть при спокойном анализе её после. В бою достаточно принимать хорошие решения, этого для победы хватает. А стремление найти идеальное, может закончится печально. Вы меня понимаете?

– Теперь да, Сир. Я был таким дураком, что считал себя умнее вас. Извините, меня!

– Пустое, Луи. В вашем возрасте по-другому и быть не могло. Я когда-то тоже считал себя самым умным на свете. Вам придётся полежать ещё пару недель, а в строй встанете в лучшем случае через пару месяцев, к осаде Марракеша. До тех пор, ваш баннер я спешиваю, и буду пускать их при штурмах в передовых отрядах. Пусть Господь сам выберет – кому из них жить.

– Вы бы их правда всех казнили, Сир?

– Правда, в этом не сомневайтесь.

– Но в чём их вина, ведь командовал то я?

– В чём их вина? – повторил вопрос Роберт де Бомон и на минуту задумался – То, что они неудачники, известно всем, но, если бы умерли ещё и вы, я решил бы, что они приносят несчастье. Я рад, что вы избавили меня от этого решения. Они просто неудачники, пусть Господь сам решит, кому из этих неудачников следует жить дальше. Я погоню их в самое пекло, пусть их останется половина, четверть, или всего сотня, но останутся только те, кого любит капризная девка Удача.

– Это напоминает какой-то языческий обряд, Сир.

– Пусть напоминает, мне всё равно. Язычники разбирались в войне ничуть не хуже нас, а Удача пришла в этот мир намного раньше Христа. В любом случае, мы на войне, а на войне приказы не обсуждаются, Луи. Если вы, конечно, командуете армией, а не бандой. Я оставляю вас здесь, даже на носилках, лекари вас пока переносить категорически не рекомендуют. Этот оазис передан мной во владение рыцарям Ордена Святого престола, они оставят здесь достаточную охрану и начнут проектировать замок. Отряд племени Мазига Теззита будет пока контролировать окрестности, а когда вы поправитесь, с ними меня и догоните. Приказ понятен, баннерет?

– Так точно, Сир!

Весть о ранении Людовика Капетинга-Плантагенета догнала Ричарда уже в Риме, уже после того, как пришло пространное письмо от графа Лестера, в котором тот сообщал подробности и между строк намекал, что думает об умственных способностях тех, кто отправляет детей на войну командовать отрядами. Скрытые упрёки графа были справедливы, к тому-же поданы так безупречно тактично, что Ричарду стало по-настоящему стыдно. Сам доверил Роберту воспитание Людовика, и тут-же сам в него вмешался. Пора наконец остановиться, одуматься и перестать быть затычкой в каждой бочке. Так в ответном письме он и ответил – «Извините, Сир. Хотел как лучше, а получилось, как всегда. Все ваши решения одобряю, полномочия[99], полученные вами в августе 1192 года полностью подтверждаю и обещаю больше не вмешиваться.»

В начале сентября, в Риме, по-прежнему не имеющий собственного палаццо, а потому квартирующий в имении Диктатора Рима, Ричард наконец задумался о целях восстанавливаемого им Принципата. Ведь первое заседание сената намечено на двадцать шестое декабря, то есть меньше, чем через четыре месяца, и тот-же Гийом де Баскервиль наверняка уже находится в пути. Ему ведь нужно не просто успеть добраться из Южной Африки, но и посетить Багдад, чтобы собрать достойную сенатора свиту, переодеться по моде, да и просто войти в курс дел, чтобы не выглядеть дикарём на фоне остальных. Словом, времени осталось совсем немного и пора было привести свои мысли в порядок.

За пять лет, прошедшие после того странного события, когда душа, находящегося в коме после битвы при Яффе Ричарда, каким-то чудесным образом перенеслась в тело студента из двадцать первого века, историю он уже изменил до неузнаваемости. Экспансия мусульман остановлена, а все их владения в Европе, Африке и Азии, западнее Тигра, завоёваны христианами. Византийская империя упразднена, но не так, как в той истории, когда взятие Константинополя крестоносцами Четвёртого крестового похода привело к расколу христианства на ортодоксов[100] и католиков. На этот раз, упразднение Восточной Римской империи, наоборот, христианство сплотило, удалось восстановить Пентархию, которая снова задумалась о высших целях учения Христа, а не о том, как урвать у коллег часть паствы, а с ними и доходов. Упразднена и Венецианская республика, на деньги которой и осуществлялся тот самый злосчастный Четвёртый крестовый поход. Почти упразднена Священная Римская империя, германскую часть которой уже разделили на три королевства братья Вельфы, а итальянскую Святой престол, Гуго де Лузиньян и Ицхак Левит. Бургундское графство воссоединилось с Бургундским же герцогством, а Богемия и Моравия, под властью Принца-Бастарда, завоевавшего ещё и Польшу, были больше ориентированы на восток, где проживали родственные славянам (по крайней мере по языку) русы. Впрочем, какой уже теперь это восток, если Спящий Леопард основал город в устье Одера… Словом, де-факто Священная Римская империю распалась, осталось только объявить об этом и оформить этот факт юридически.