Мученики Колизея - Тур Евгения - Страница 25

При звуке литавр, распевая, по своему обыкновению, громкую песнь битв и победы, шли Готы по улицам Рима. Не останавливаясь на ходу, они поджигали дома направо и налево; сады Саллюстия, это чудо искусства и роскоши, загорелись прежде всего и скоро от всех сокровищ, которыми они славились и красовались, осталась одна груда черного пепла.

Пробужденные внезапно, жители в неописанном ужасе метались туда и сюда, преследуемые огнем и мечом врагов. Пламя, несомое ураганом, бежало с быстротою молнии. Оно пожирало безразлично дома бедных и богатых, дворцы, церкви, капища языческие. Оно подымалось до темного, омраченного дымом неба, ревело с треском, но над ним, заглушая его, стоял вопль погибающих. Мужчины, солдаты, женщины, дети, патриции, рабы, в одной страшной свалке давили одни других и гибли от мечей Готов. Разразилась страшная внезапная гроза, гром гремел, молния сверкала, и ее ослепительный блеск смешивался с кровавыми исполинскими языками пламени. Оно лизало стены не занявшихся еще зданий и они в свой черед разгорались и пылали. Молния упала на Форум и разгромила его, статуи его окружавшие, сорванные с пьедесталов, рухнули на землю и, разбившись вдребезги, являли безобразную груду. Многие храмы и все их сокровища загорелись от грозы и превратились в пепел и развалины. Обгоревшие дома рушились — кровли провалились, высокие, обнаженные балки, как мрачные великаны, шатались во мгле дыма и пепла, несомого ураганом, и валились с треском, давя окружающих. Мраморные колонны, великолепные фронтоны, рухнув, лежали в обломках на прожженной, черной, как уголь, почве.

«Запылал, вспыхнул великий Рим, — говорит Иероним, — и погреб сам себя под пеплом!»

Там, где огонь не свирепствовал, грабеж и убийства довершали разрушение. Сам Аларих смутился; варвар, крещенный в христианскую веру испугался Божией кары. Он вспомнил, что уничтоженный им Рим, не есть только столица вселенной, но и город, где чтили Апостолов, где почивали мощи их. Он приказал войску пощадить базилики Св. Петра и Св. Павла и не дерзать посягать на священные сокровища, которые они вмещали, не прикасаться к тем, которые искали в них убежища[2]. Кроме этих двух церквей, все остальное отдал он солдатам, прибавив, что они должны щадить жизнь жителей. Но то были бессильные слова; кто мог остановить дикие полчища варваров, распаленные жаждой добычи, упоенные жаждой крови. Во всяком углу Рима совершались трагические ужасы. Одна знатная и богатая вдова христианка, по имени Марцелла, друг Иеронима, жила на Авентинской горе, в большом доме своих предков, со внучкой своею Принципией. Марцелла раздала все свои деньги бедным, и внутри дворец ее отличался убожеством. Не только роскошь, самые удобства жизни были из него изгнаны. Сама Марцелла и все ее домашние носили самое простое, бедное платье. Варвары, привлеченные внешним великолепием дворца, вторглись в него и, залитые кровью, закоптелые дымом, окружили Марцеллу, требуя денег и драгоценностей. Напрасно несчастная женщина указывала им на свое платье, на свои комнаты, объясняла им, что раздала все, что имела, бедным, Готы не понимали этого и не верили ей. Они схватили ее, избили так жестоко, что она упала замертво; до последней минуты сознания она кричала раздирающим голосом: «Пощадите Принципию!» Марцелла умерла на другой же день; многие женщины погибли, как она, после жестоких истязаний. Проба-Фалькония, которую обвиняли в том, что она впустила Готов в Рим, была точно также застигнута варварами в богатом своем доме. Пьяные, обезумевшие от грабежа и убийства, солдаты вбежали в ее покои. Она схватила свою внучку Демитриаду и прикрыла ее собою: солдаты вырвали у нее девочку и хотели увести ее. Она отдала им все свои драгоценности, чтобы ее выкупись. Но Готы взяли их обеих и привели в то место, где стерегли всех богатых людей, надеясь позднее взять за них дорогой выкуп.

В эти ужасные минуты другая христианка проявила редкое мужество и твердость духа. Она была замужем и нежно любила своего мужа. Какой-то солдат Гот вбежал к ней и хотел ее увести с собою. Она противилась. Между ним и ею завязалась страшная борьба. Отчаяние придавало ей сверхъестественную силу. Он не мог одолеть ее. Тогда в припадке ярого гнева он вынул меч и, желая устрашить ее, провел острием его по ее шее, обещаясь убить ее тотчас, если она не последует за ним. Кровь хлынула ручьем из раны и залила несчастную с головы до ног, но она не закричала от боли и испуга, но напротив того подняла гордо голову, шагнула вперед и сказала:

— Рази! Я предпочитаю смерть плену. Умру, но не расстанусь с мужем!

Пораженный ее поступком, солдат умилосердился. Он отвел ее в базилику Св. Петра, где христиане нашли безопасное убежище, и дал шесть золотых привратнику церкви, чтоб он кормил ее, пока муж не придет за нею.

Готы метались, носились, рыскали по всему пространству Великого Рима, ища везде добычи. Один из готских начальников попал в отдаленное предместье и, заметив в нем большой дом, вошел в него. Историки называют этот дом духовным, ибо в нем жили девицы и вдовы христианки, посвятившие себя молитве и добрым делам[3]. Дом был пуст. Он нашел там одну старуху, одетую в платье, назначенное посвященным на служение церкви женщинам. Он обратился к ней с приказанием принести тотчас все золото, серебро и драгоценности, которые были у ней. Она беспрекословно отворила дверцы потаенного места и вынула оттуда золотые вещи, оправленные драгоценными камнями; то были различные украшения искусной работы, великолепные сосуды и вазы, чудной резьбы блюда и дорогие ларцы. Гот изумился богатству своей находки и залюбовался невиданною им до тех пор странною формой сосудов и украшений. Он спросил, для какого употребления служат эти вещи, цены несметной.

— Это сокровища церкви Св. Петра, — сказала старуха гордо и важно, — мне вверили их на хранение. Они служат для совершения таинств в великие праздники. Возьми их, если хочешь, ты сам знаешь, кому ты отдашь отчет в похищении их. Что касается меня, я отрекаюсь от них, оставляю их на твой произвол, ибо не имею силы защищать их и не имею права располагать ими. Бойся Бога!

Гот опустил протянутую к сокровищам руку и отступил. Он был христианин и послал предупредить Алариха об открытом им богатстве. Аларих ужаснулся и приказал с должным почитанием взять священные сосуды и утварь и отнести их в базилику Св. Петра, строго запрещая утаить из них малейшую безделицу. Готский офицер собрал своих солдат, к ним пристали солдаты римские и многие христиане, которые отправились в процессии ко храму Св. Петра. Готские солдаты с обнаженными мечами шли впереди, другие несли на головах сосуды церковные, утварь и все драгоценности; за ними следовала вооруженная стража; и вся эта многочисленная толпа завершалась примкнувшими к ней христианами. К ним, ища спасения от Готов, присоединилось многое множество язычников. Торжественное шествие тронулось; христиане и Готы на своих языках пели псалмы и гимны, прошли таким образом полгорода и достигли церкви Св. Петра. Среди ужасов взятого Рима, эта случайная, но величественная и внушающая благоговение процессия представляла дивное зрелище. При зареве пожара, среди грабящих, убивающих, убитых и умирающих шла она с пением, унося церковные сокровища, и никто не осмелился коснуться до них. При входе в церковь Св. Петра всякий должен был объявить, что он христианин. Многие язычники, чтобы не быть изгнанными из безопасного убежища, назвались христианами, многие другие действительно обратились и приняли христианство.

Между тем, как огонь и молния пожирали Рим, а меч разил его жителей, толпы граждан спасались в церкви Св. Петра и Св. Павла. Церковь Св. Петра была построена частию на древнем христианском кладбище, частию на развалинах цирка Нерона. Она считалась одною из самых огромных и богатых базилик, построенных после Константина Великого. Ее внешний вид имел форму креста, а внутренность была украшена высокими колоннами из порфира и белого мрамора. Под ее сводами почивали мощи Св. Петра, а паперть, выложенная мозаиками, была расписана искуснейшими мастерами. Множество приделов, во имя святых, прилегали к главному корпусу церкви. Огромная купель стояла близ церкви, осененная деревьями, и из нее била струя чистой воды, которая стекала в мраморный бассейн. Вокруг церкви шла ограда, с тремя бронзовыми громадными дверями, украшенными великолепною резьбой. Туда-то стремились христиане, как в верное убежище, куда ни один Гот не смел проникнуть. В другой стороне Рима, пройдя мост Адриана, за воротами Остии, находилась церковь Св. Павла. Она была построена за Тибром, вдоль болот, Константином Великим и хотя по размерам не могла сравниться с базиликой Св. Петра, но по своим богатствам могла поспорить с нею. Туда направились другие толпы христиан и скоро наполнили обе церкви и принадлежащие к ним места густою несметною толпой. Эти две церкви походили, посреди горящего города, мятущегося населения, на два благоденствующие острова, на тихую, неприступную обитель. Дикие орды жестоких и разнузданных варваров, обезумевшие от ужаса жители, оглашали воздух воплями и в неописуемой свалке, где лилась кровь ручьями, достигая этих двух христианских убежищ, стихали. Спасенные падали в изнеможении, многие в молитве, свирепые враги останавливались и опускали покрытые кровью мечи, не смея переступить через заповедные границы церковного погоста.