Судьба на троих (СИ) - "Майский День" - Страница 2

Я понемногу начал приходить в себя. Оставшись здесь один, без помощи и поддержки, я тоже мог вскорости умереть. Следовало собрать все силы, что теплились в измученном теле, и ползти к людям. Выход из пещеры манил. Посмотрев на него, я едва не ослеп от предвечернего сияния дня, потому не увидел, что с вампиром, как оказалось, ещё не покончено, а услышал.

Лёгкий шорох от которого бросило в дрожь. Я быстро повернул голову, всматриваясь. Перед глазами плавали цветные круги. Вампир словно скрёб пальцами по своей одежде — настойчиво, терпеливо, сопровождая манипуляции сдавленными стонами, потом вскрикнул и отбросил в сторону тускло звякнувший о пол пещеры предмет.

Получается, он с самого начала сражался с арбалетной стрелой в теле и ничем не выдал своих страданий, да ещё всех фактически одолел! Меня пробрала дрожь. Я не раз наблюдал, какие муки причиняют нежити серебряные наконечники наших болтов. До чего же упорное мне попалось существо!

— Охотник! — прозвучало едва слышно. Недавно ещё звонкий голос был тих как шелест. — Поделись водой, у тебя ведь есть, я знаю.

— Мерзкая нежить, ничего от меня не получишь! — ответил я как мог сурово.

— Ты жесток. Я ведь не хотел тебя убивать.

— Лишь потому, что рассчитывал получить меня в качестве законного приза и схарчить не спеша.

Сдавленный смешок прозвучал одобрительно, как видно вампир отдавал должное моей проницательности.

— Это верно. Нелепо отрицать очевидные вещи.

— Потому заткнись и сдохни!

Мы препирались, с трудом выговаривая слова, слабые от потери крови, больные от ран. Упрямые оба. Почему-то помимо отвращения к мерзкому упырю я ощущал и нечто иное — уважение. Он славно бился и выстоял до конца. Лишь бы теперь скорее умер. Хорошо бы у желтоглазого клинок оказался посеребрённым. Раны от такого оружия плохо заживают или не затягиваются вообще. Надо ждать, терпеть. Ещё немного и я смогу выползти на свет, осмотреть и перевязать свои повреждения, а там, глядишь, и спуститься в долину.

— Плохой охотник! — сказал вампир. — Злой.

Глаза вновь приспособились к полумраку, теперь я хорошо видел недавнего противника. Он лежал на спине и выглядел вполне готовым к тому, чтобы отойти в иной мир, если для его мерзкого племени существует хоть какое-то посмертие. С трудом верилось, что жизнь или её подобие ещё цепляется за израненное тело. Мелькнула мысль отыскать свой нож и добить упыря, но я ощущал себя слишком слабым, да и что скрывать — страшился резать глотку беспомощному. Не дело это всё же, нет в том чести.

На несколько полновесных вдохов воцарилась тишина, а потом произошло нечто неожиданное. Вампир не только не шагнул за грань, но вяло перевалился на живот и пополз ко мне. Лишь теперь я сообразил, что следовало не лежать колодой, а обзавестись хоть каким-то оружием, даже если и не собирался вершить дело расправой. На полу валялось ведь клинки и арбалеты, но теперь, когда владение одним из этих предметов стало для меня жизненно необходимым, ничего не попадалось шарившим вокруг рукам. Я попробовал отползти, убраться в сторону, но не успел. Вампир приблизился, ладони упёрлись в грудь, потом локти больно придавили живот и рёбра. Этот гад перебирался через меня двигаясь по прямой к какой-то ведомой лишь ему цели.

Я так растерялся, что, когда нащупал на полу рукоять ножа, всего только и смог сжать пальцы, но не поднять оружие и не ударить им врага. Мой овладело странное смущение, словно тела касалась ядовитая змея, тронь которую, и тотчас вопьются смертоносные клыки, а оставь как есть, и обойдётся. Всем ведь известно, что гады не нападают почём зря: собственная отрава потребна им, чтобы кормиться.

Новым рывком вампир перетёк через меня, толкнув напоследок сапогом в рёбра. Я вскрикнул от боли, но он, не обращая на меня внимания, устремился дальше и теперь я узрел его цель. Мальчик следопыт лежал в стороне от других погибших. Он выглядел мёртвым, но застонал, когда неумолимые клыки жадно впились в его шею. Парнишка был жив, а я позволил упырю достать его! Крепче вцепившись в оружие, я тоже перевернулся и пополз, точнее попытался это сделать, потому что порыв мой сразу оказался не нужен.

Должно быть, крови в пареньке сохранилось немного, проклятый упырь управился за несколько мгновений, а вкусив даже столь скудной пищи, сразу заметно окреп. Бросив тело, он поднялся на колени, глубоко, хотя и неровно дыша. Глаза наши встретились.

— Он бы всё равно умер! — сказал упырь с высокомерной насмешкой. — Что ты так разозлился?

Меня действительно терзал гнев. Странное поведение вампира постиг лишь сейчас. Он, как видно, поспешил к тому из нас, чей срок был ближе к завершению. Стремился урвать последние капли крови ещё живого человека, чтобы они не пропали даром. Меня он приберёг в качестве основного блюда. Я крепче сжал нож.

Вампир оживал на глазах. Вот и с колен поднялся неуловимо легко. Я видел его совсем чётко, словно в пещере прибыло света. Солнце что ли, садясь за кромку холмов, стремится протянуть лучи под тяжёлый свод? Если бы оно помогло мне, выручило, дало шанс, припекло мерзкую нежить.

Вампир оказался рядом раньше, чем я успел моргнуть. Сильная рука вздёрнула в воздух, припечатала к стене.

— Ты ведь понимаешь, что я ещё голоден, охотник? Я из тебя выпью, уж не сердись, и кто-то должен ответить за беспорядок в жилище. Пускай оно временное и не моё — это ничего не меняет.

Я ждал. Он был слишком далеко для удара. Вот когда приблизится, приникнет губами к моей шее, тогда и воткну кинжал ему в спину. Пусть сам пропаду, но всё сделаю, чтобы его прибить.

Глаза у него оказались синими. Невероятными просто, глядя в них было очень трудно сохранить волю к сопротивлению, спрятаться от этого обморочного сияния. Мне показалось, что мир закружился вокруг искрящихся сапфировых капель. Вампир воздействовал на меня своим магнетизмом, и не осталось сил бороться. Я почти перестал дышать. Пальцы разжались и оружие бессильно брякнуло, ударившись о камень. Нутро стянуло от мучительного желания отдать себя этому монстру, сделать всё, что он пожелает. Вот как это случается — отстранённо мелькнуло в голове. Теперь я не разумом, а всем существом понимал, почему иных жертв ночных хищников находят с улыбкой на губах. Просто это ведь счастье.

Я содрогнулся от укуса, но короткая боль лишь подчеркнула правильность происходящего, промелькнула перчинкой на дне моего опьянения. Я вздохнул, наслаждаясь каждым мгновением уходящей жизни, прощаясь с ней легко, без сопротивления, и тут сказка завершилась.

Вампир выпустил меня и отпрыгнул, словно его ошпарило серебром, но я ведь ничего плохого не делал. Свалился кулем, хорошо хоть навзничь, а не мордой в камень. Запульсировала в свежей ране боль, накрыло ощущение утраты. Во мне смешивались, стремясь разделиться, два потока желаний: вернуть то волшебное, что объединяло нас с упырём, или прийти в себя, заодно нашарив нож, раз уж меня всё равно уронили на пол.

Я испытывал благодарность к вампиру за то, что постарался смягчить моё умирание, убрать неизбежный в такой момент ужас, но и злился на него: ведь он позволил себя распорядиться моей волей, не спрашивая на то согласия. Причудливые ощущения рвали на части, а тут ещё кровосос вёл себя в высшей степени странно.

Он вышагивал на свободном от тел пятачке пола и ругался, скаля зубы и сжимая кулаки. Легко было догадаться, что это именно брань, хотя я и не понимал ни слова. Я по-прежнему хорошо всё видел, более того, смог сесть. Странно всё происходило: я же ранен и меня только что пили, слабость должна была распластать по камню.

Синие глаза вновь уставились на меня, хотя не ласково, а мрачно. Вспышка ярости погасла, вампир овладел собой и обдумывал что-то, рассматривая меня с усталым любопытством.

— Сделанного не поправишь, охотник, — сказал он и, отвернувшись, принялся созерцать обрамлённый устьем пещеры клочок внешнего мира.

Ждал чего-то или кого-то? Резкий дневной свет сменялся мягким вечерним, шла ночь. Я смотрел на вампира, на павших отрядников и не чувствовал вообще ничего. Почему он меня не прикончил?