Судьба на троих (СИ) - "Майский День" - Страница 11

Аккуратно ступая, чтобы не испачкать сапоги, пошёл в верхнюю часть города. Здесь селилась местная знать, богатые купцы, тут же стоял простой обширный дом нашего главы. Официально он назывался мастером, заглазно то князем, то магистром, то той ещё сволочью, и был волен в жизни и чести каждого обращённого. Кроме меня.

Я редко бывал в столице, этот город сохранил много домов и вещей из былого времени, но в таком жалком, а часто нелепом виде, что не смеяться тянуло, а плакать о прочно забытом величии. Разглядев очередную примету прошлого, я невольно отводил глаза. Люди сновали вокруг, куда-то спеша. Фонарей почти не осталось, да и те нелепо торчали, ничему не служа, лишь у богатых домов горели костры в каменных вазонах. Мостовые здесь были почище, чем в порту. Асфальт с них почти везде облез, проглядывали камни брусчатки — прошлое встретилось в будущем само с собой.

Резиденция мастера приняла ожидаемо неприветливо. Мне пришлось долго ждать внизу, где сновали мимо лишь высокомерные слуги. Изредка кто-то из вампиров проходил, старательно воротя рожу. Я ни на кого не обращал внимания. Расстегнул несколько пуговиц у ворота, чтобы ошейник с драконьими иероглифами оказался на самом виду. Я не собирался притворяться не тем, что я есть.

Соблюдя положенный приличиями час презрения к неполноценному обращённому, меня позвали наверх.

Тамир сидел за столом для совещаний. Стулья вокруг находились в некотором беспорядке, из чего я заключил, что высшие решали какие-то вопросы. Помимо мастера в зале оставался лишь один вампир — подмастерье Вессон. Он глянул с такой ненавистью, что я едва удержал на месте бровь, возжелавшую вопросительно взлететь вверх. Этому-то где я дорогу перебежал? Мы и не разговаривали ни разу.

Я опустился на одно колено. Простой поклон существовал только для свободных. Тамир не сразу воздел глаза от пергаментов и ещё позже слабым движением пальцев разрешил подняться. Вессон жёг взглядом, я его игнорировал. Знал, что задеть меня всерьёз не рискнёт. Взрослые вампиры ничего не могли со мной поделать, ведь отвечать за нанесение вреда пришлось бы перед ящеркой, а спрашивать он любил. Молодняк, теоретически, тоже должен был сторониться соблазна, но зачастую разум здесь уступал место дурным хотениям. Старые вампиры потому и дожили до своих лет, что научились сдерживать порывы.

Тамир сказал помощнику несколько слов так тихо, что я их не разобрал, и Вессон ушёл, демонстративно шагнув в сторону, чтобы не коснуться меня даже краем накидки. Как им всем не надоело за столько лет выказывать мне бесконечное презрение? Мастер поманил, и я ступил вслед за ним в маленькую комнату за портьерой. Щёлкнула, затворяясь, дверь.

— Что ты хочешь, Лэ?

— Мир за барьером. Он скоро будет здесь.

— Почему ты так думаешь?

— Аелия сказал. У драконов яркие глаза, они плохо видят границу. Если различают движение по ту сторону, значит вторжение уже близко.

Тамир глянул остро, исподлобья.

— Мне почему об этом говоришь?

— Перемены коснутся всех, и я не сказал ничего для тебя нового. То, что драконы узрели только что, вампиры разглядели давным-давно.

Он прошёлся по комнате, словно мои слова подвигли на некие размышления. Я ждал. Тамир единственный удостаивал меня нормальной беседой. Он делал вид, что это лишь его обязанность правителя, перед которой пустое все предрассудки и моральные разногласия, но я догадывался, что невероятно сообразительный собрат хорошо знал цену всему. Бениг Лэ, если разобраться, ведь не только собственность ящера, но ещё и вампир, который может без помех разгуливать среди огнедышащих и узнавать многое такое, да чего иные кровососы и мечтать не могли добраться.

— Да, — сказал он неохотно. — Сведения поступали. Смутные сплетни, потому что движение по слухам происходит в драконьих отрогах.

Вот мы и коснулись главного. Я с трудом сдержал улыбку, но Тамир как будто разглядел в моих чертах нечто его не устраивающее. Он резко развернулся, а его длань шлёпнулась на моё плечо, слегка сжала и дёрнула к себе, словно намекая, что шутки здесь неуместны.

— Всегда помни, что ты лишён прежних прав, зато слушаться обязан едва ли не каждого! Иди и делай, что должно!

Наверняка ведь рад, что я сам пришёл и можно меня унизить, а не самому унижаться. Почему нельзя быть проще?

— Я постараюсь, мастер.

Он пытливо заглянул в глаза, потом сосредоточенно рассмотрел новый ошейник, но заговорил о вещах немного неожиданных:

— Старейшины, что помнят времена до Потери. Жаль, что их нет больше с нами. Некому подсказать, что грядёт и когда. Суровая тирания там за барьером или расслабленная демократия.

И опять воткнул взгляд мне в глаза. Я остался безмятежен. Смотри не смотри, лапай не лапай — сложно до смысла доцарапаться. Меня Аелия кнутом воспитывает, я привык держать мысли под замком. Толку пытать суровыми взорами и щупать жёсткой ладошкой — дрогну или нет. Я не сломаюсь.

— Жаль, — сказал я.

Рискнёт прямо обвинить? А смысл? С чужой вещи какой спрос? Он отвёл взгляд и кивнул, прощаясь. Я старательно опустился на одно колено и лишь затем тихо удалился. Улыбаться всё же себе не позволил, хотя зрелей здесь и не водилось.

С Вессоном столкнулся в нижней приёмной. Встреча произошла нечаянная, как видно подмастерье возвращался к Тамиру, выполнив возложенное на него поручение. Я послушно шагнул в сторону, пропуская, но вампир задержался, испепеляя презрительным взглядом.

— Зачем ты являешься туда, где тебе не рады?

Надо же! Он заговорил с чужим рабом, вот не ожидал подобной милости к павшему.

— Мне нигде не рады, но я имею право сообщать нашему главе о своих нуждах или делиться полезными сведениями.

— Единственное право, о котором тебе следовало бы помнить, это обязанность избавить обращённых от своего позора!

Он надменно выпятил нижнюю губу и пошёл прочь.

— Моего? — спросил я в гордую спину. — Теперь это так называется?

Он не справился с эмоциями, чувствовалось, что едва держит себя в руках. Взгляд был совершенно бешеный, когда повернулся и шагнул ближе.

— Никому нет дела до драконьей девки — убил так убил, но раз уж огнедышащему захотелось мести, ты должен был отдать ему голову под топор, а не шею под ярмо.

Он ткнул пальцем в ожерелье, не касаясь, впрочем, блестящих массивных звеньев.

В груди стало больно. Получается, старейшины не только продали меня, но и предали, распустив позорные слухи, скрыв подлинные мотивы своего поступка. Легко потешиться над изгоем, что даже защитить себя не в силах. Я один остался во всём виноват и не готовился к такому повороту судьбы. Тщательно сбережённая невозмутимость дала трещинку.

— Проще простого оболгать бесправного! Швырнуть на расправу едва обращённого мальчишку вместо настоящего виновника — само по себе было низко, но попрекать его тем, что не покончил с собой, заметая следы чужого преступления — это слишком даже для человеческого коварства!

— Хочешь сказать, что ты несчастная жертва неблагоприятных обстоятельств? — ядовито поинтересовался он.

Злобный взгляд прожигал насквозь. Он мне не верил. Не следовало надеяться, что слово невольника имеет хоть какой-то вес. Умнее было промолчать. Я повернулся и пошёл прочь. Казалось, несу чашу, которую нельзя расплёскивать, а она полна, и чёрная жижа вот-вот прянет за край. Аелия с кнутом и то иногда куда более приемлемое общество, чем эти проклятые вампиры.

Я вышел на крыльцо, спустился по широким ступеням и машинально свернул в сторону порта. Жаждал убраться отсюда как можно скорее, зализать очередную рану, вернуть в душу так тщательно выстраиваемый покой, смирение без которого жизнь моя теперь невозможна. Наверное, благо, что вампиры сторонятся меня, легче сохранять невозмутимость, если ты один — не так больно.

Я прошёл несколько кварталов. Ещё переулок, и откроется общественный сад, почти пустой в этот поздний час. Можно посидеть в тени, успокаивая себя, перекусить нечаянным прохожим. Меня опять терзал голод — довели проклятые упыри!