Польские народные легенды и сказки - сказки Народные - Страница 45

Приехал на Лысую гору, а там веселье идет вовсю, ведьмы танцуют с чертями, и все разодеты, словно прекрасные пани да паны. Столы заставлены серебром и золотом, и полно на них всякой еды и питья. Черти гостя потчуют, ведьмы с ним любезничают, а он ест, что только может. И вот подошел шабаш к концу, и им с хозяйкой нужно домой ехать; кони их стоят в стойлах сытые. Вышел самый старший черт, каждому из гостей подал красную шапку и велел не снимать ее с головы. Только надели гости те красные колпаки, как в мгновение ока, невидимые свету, оказались на своем месте, а кони опять превратились в кочерги, песты и помела. Батрак с хозяйкой тоже благополучно добрались до дому и на другой день опять делали свою работу. Батрак, однако, не удержался и давай похваляться перед другими, где был, что видел и слышал; особенно старался расписывать угощение — выпивку и закуски. Вся челядь над ним смеялась, не верила его басням.

В следующий четверг опять батрак с хозяйкой отправились на дьявольское веселье и опять гуляли. Батрак и думает: «Теперь-то уж я не оплошаю. Мало поесть да попить, надо что-нибудь и с собой прихватить».

Вот набил он карманы золотыми стаканами, серебряными ложками — тащил не то, что под руку попало, а выбирал с толком. Наутро батрак еще больше, чем в первый раз, стал нахваливать еду и питье, а в доказательство хотел показать уворованные вещи. Вывертывает карманы, а там вместо серебра и золота — рога, копыта да когти. Выбросил он все это в сердцах, товарищи надрываются от смеха, а у него в это время началась страшная рвота, так что все внутренности выворачивало, съеденное вылетало из горла мочой и калом, даже было смотреть противно. Побежал батрак к ведьме и давай проклинать ее, а она его хлесть по морде и говорит:

— Чего ты наплел, осел! Мы не другое едим и пьем, а то же самое, что и все.

Он — на бабу, баба — на него, и так меж собой повздорили, что батрак пошел к ксендзу и рассказал ему, что баба эта — ведьма.

Баба сообразила, чем дело пахнет, сама прибежала к ксендзу и, как будто желая оправдаться, попросила исповеди. Ксендз выслушал ее и узнал обо всем.

Ксендз в приходе был молодой, любопытный до всех мирских дел, вот он и говорит бабе:

— Дай и мне той мази, я тоже с тобой поеду.

— Хорошо, — ответила баба, — раз так, пусть пан ксендз приготовится, заедут за ним кони с повозкой, и пусть святой отец сядет в нее.

Баба дала ксендзу мази, и в новый четверг о полночь, завернули за ним кони с повозкой. Ксендз поехал, и баба за ним — на кочерге. Она очень просила ксендза, чтобы он никак не снимал с головы красной шапки, которую получит. Ксендзу пришлись по душе гулянки на Лысом горе. Много раз путешествовал он тем же способом на шабаш и всегда возвращался благополучно, не снимая по дороге шапки. Но однажды по пути с дьявольской пирушки захотел он получше рассмотреть красный колпак. Снял его с головы и только стал разглядывать, как тут же вдруг вылетел из повозки и в чем бог сотворил оказался во Франции, где перец и виноград растут, — лежит у одного купца в подвале между бочками. Стыдно ему было ужасно, так как в погребе кругом люди ходили. Сидел он тихо за бочкой, а ночью, когда никого не было, выходил и ел, что под руку попадало — миндаль, изюм, фиги, — и все это запивал вином, которого тут было вдосталь. На его счастье, зашли однажды в тот погреб несколько ксендзов покупать вино. Бедняга как увидел их — обрадовался (ясное дело — это свой брат), вылез из-за бочки и просит их:

— Frater[4], спаси! — И снова: — Frater, спаси! Спасите меня! — Так они и договорились промеж собой.

Узнал от них ксендз, что находится он больше чем за триста миль от своего прихода, начал причитать, жаловаться да горевать над своим несчастьем. А те ксендзы дали ему одежду, взяли с собой в монастырь, а там еще деньгами на дорогу ссудили и попрощались с ним. Успокоился ксендз, отправился в путь, а через три месяца был дома. И как только оказался в своем приходе, первым делом спросил про ту ведьму. Велел ее доставить к себе, развести большой костер и спалить ее на огне.

Как положили бабу на костер, она и завопила:

— Рокита, спасай! — И дьявол ее с костра сбросил.

Так было три раза, пока ксендз не догадался окропить костер святой водой и осенить его крестным знамением. И тогда дьявол ничего уж не мог сделать.

И ведьма, как полагается, вся дотла сгорела на костре.

Во времена, когда в Поморье еще не было князей, вся власть принадлежала там собранию свободных людей, или вече. В назначенный день собирались со всей страны крестьяне, вершили дела своей земли, а также правили суд.

Как-то раз такое вече было созвано на большой поляне под Бытомом. Рослые, крепкие мужчины оживленно разговаривали: всех взволновала причина, по которой их собирали, — убийство крестьянина Гневомира.

Были выбраны председатель и пять судей. Собравшиеся образовали круг. Старший объявил громким голосом:

— Пусть станет сюда Милобрат, которого обвиняют в убийстве Гневомира.

Вперед вышел уже довольно пожилой человек с длинными седеющими волосами, с виду спокойный, солидный. Крестьяне удивленно закачали головами. Те, кто знал Милобрата, сомневались, что он мог совершить злодейство, другие же готовились к неожиданностям.

Обвиняемый, как того требовал обычай, снял шапку с головы, развязал платок на шее, все это положил сбоку, выпрямился и спокойно ждал, что будет дальше.

Председатель стал рассказывать о случившемся. Три дня тому назад нашли мертвого крестьянина Гневомира. Улики и показания брата убитого говорят, что убийца не кто иной, как стоящий перед вечем Милобрат. Затем председатель обратился к обвиняемому и спросил:

— Признаешь ли ты свою вину?

— Не признаю, — ответил тот. — Я не убивал Гневомира.

— Но это нужно доказать, — сказал судья.

По его знаку двое мужчин внесли на жердях тело убитого. Люди вытягивали шеи, чтобы получше видеть зрелище, которое бывает не каждый день.

Судья подошел к мертвецу и открыл полотняное покрывало. Перед глазами собравшихся предстало бледное лицо умершего. На фоне этой белизны зловеще чернела кровавая рана на лбу. Чьей рукой она нанесена?.. Судьи спросил:

— Кто признает умершего?

Выступил брат покойника и подтвердил, что это труп Гневомира. Тут председатель обратился к Милобрату:

— Ты знал Гневомира?

— Знал. Это же был мой сосед.

— Правда, что вы не ладили?

— Иногда между нами происходили небольшие ссоры, но до драки никогда не доходило.

Судья потребовал, чтобы показания дал брат убитого. Он сказал, что между Гневомиром и Милобратом часто происходили столкновения, что Милобрат назвал Гневомира строптивцем и что в день убийства Милобрата видели во дворе Гневомира. Он закончил такими словами:

— Я не присутствовал при смерти брата, не видел, кто нанес ему смертельный удар, но, по-моему, убийца — стоящий тут Милобрат.

Председатель снова обратился к Милобрату:

— Отвечай!

Побледневший от всего услышанного обвиняемый, однако, спокойно сказал:

— Я не отрицаю, что назвал Гневомира строптивцем: он часто распалялся гневом, злился из-за пустяков. Но отрицаю также, что в день убийства был у Гневомира. Просил тогда одолжить коня, а Гневомир отказал. Но повторяю, не убивал я его. Это сделал кто-то другой, но кто — не знаю.

Председатель объявил, что следствие закончено. Судьи собрались на совещание. Некоторое время они разговаривали приглушенными голосами. По выражениям их лиц и движениям рук можно было сделать вывод, что судьи придерживались единого мнения. По окончании совещании председатель, чтобы утихомирить людей, поднял руку и сказал:

— Оглашаю приговор по делу убийства Гневомира… Суд признал, что обвиняемый Милобрат повинен в смерти Гневомира, и накладывает на него штраф в пятьдесят гривен. Если Милобрат не сможет заплатить этой суммы, то лишится двора и пашни.