Параша Лупалова - Местр Ксавье де - Страница 11

Параша очень любила слушать разговоры образованных людей, преимущественно тогда, когда на нее не обращало особенного внимания. Смотря на говорившего, она боялась проронить слово и никогда не забывала слышанного, доступного ее понятиям. Когда же она была в кругу добрых знакомых, то невольно склоняла разговор на милостивый прием, оказанный ей Августейшими Особами, с истинным чувством вспоминала каждое Их слово и всегда говорила об этом со слезами благодарности. Она жалела, что редко говорят о ее признательности к благодатному Императорскому семейству.

Между тем указ о возвращении ее отца состоялся не так скоро как она ожидала. В то время как покровители Параши старались ускорить ход дела ее родителя, она не забыла и о двух ссыльных, которые при расставании с нею в Ишиме, отдавали ей на дорогу свои последние деньги, составлявшие всего один рубль.

Часто она говорила об этих добрых несчастливцах тем, кто мог оказать им помощь своим ходатайством; но все единодушно советовали, просить лишь за отца, и только одна боязнь повредить ему, могла заставить ее следовать справедливым и благонамеренным советам. К счастью двух страдальцев, милосердие Императора доставило Параше возможность и им быть полезною.

Когда указ об освобождении отца ее был послан в Сибирь, Государь Император повелел объявить ей эту радость и поручил Министру спросить, нет ли у нее собственной просьбы о себе самой. Параша отвечала, что если великодушному Государю угодно оказать ей еще одну милость, то осмеливается умолять Его о помиловании двух несчастных сотоварищей ее родителей. Министр доложил Императору об этих благородных чувствах юной просительницы, которые заставляли Сибирячку просить Царской милости не себе, но другим. Просьба Параши была исполнена, и указ об их возвращении был в скором времени отослан к Тобольскому губернатору.

И так доброжелательство двух ссыльных, хотя малыми средствами помочь страннице было вознаграждено Монаршим милосердием.

Параша, счастливо совершив свой подвиг, вскоре стала думать об исполнении данного обета и пошла на богомолье в Киев. Размышляя о всех благах, ниспосланных Провидением, она твердо решилась посвятить свои дни Богу. В то время, когда она готовилась к этому и исполняла в Киеве обязанности белицы с высоким христианским смирением, отец ее в Сибири получил вовсе неожиданное известие о своем помиловании. Прошло около двух лет, как Лупаловы отпустили свою дочь, но со дня разлуки не имели о ней никакого известия, хотя Параша не упускала случая посылать им письма. В это время Александр Благословенный вступил на престол; при радостном короновании Его изливались Монаршие щедроты; многие ссыльные получили свободу и дозволение возвратиться на родину, но Ишимские не были между счастливцами. Участь Лупаловых стала еще тягостнее; лишенные всякой надежды, в разлуке с нежно любимою дочерью, которая прежде хотя несколько облегчала их изгнанническую, печальную жизнь, они уже совершенно были готовы пасть под бременем несчастия, как неожиданно курьер из Тобольска привез им прощение; и грусть ими овладевшая заменилась радостью. С указом о своей свободе получили они паспорт для возвращения в Россию и необходимую на то сумму денег. Это происшествие и те события, которые, так сказать, произвели его, наделали много шума в Сибири. Жители Ишима и ссыльные, знавшие Лупалова, по получении известия о его прощении, пришли к нему. Старые сотоварища его несчастия, смеявшиеся над предприятием Параши, и в особенности те, которые отказали ей в помощи, теперь очень сожалели, что прежде не хотели оказать ей пособия на дорогу. Лупалов с благодарностью принимал поздравления и был совершенно счастлив, но ему было жаль оставить двух своих друзей, о радостной участи которых он еще не знал.

Эти два старика находились в Сибири с давнего времени. После разлуки с дочерью, Лупалов еще более сблизился с ними; они одни, между всеми его знакомыми, приняли искреннее участие в юной страннице. Постоянным их разговором была Параша. Где-то она теперь, счастливо ли кончит свое предприятие; вот о чем они постоянно думали. Лупалов хотел поделиться с ними полученным пособием, но они отказались от его предложения. «Нам не нужны твои деньги, — сказал один из них, — у меня еще цел двугривенный, который Параша не хотела взять от меня».

Не зависть, а глубокое уныние сокрушало этих двух несчастливцев с тех пор как они получили известие, что единственный друг разлучается с ними. Они вспомнили о Парашином обещании постараться о них, но узнав по слухам, дошедшим до Ишима, что она осыпана Царскими милостями, почитали себя забытыми и, в глубине сердца, таили свою горесть.

Накануне отъезда Лупалова, они хотели уже проститься с ним, чтобы не тосковать более, провожая его, и ушли в свое жилище в девять часов вечера, с сердцем исполненным неизъяснимой грусти.

После их ухода, Лупалов с женою рассуждали об участи своих друзей. «Конечно, — говорили Лупаловы, — наша добрая Параша и их не забыла, верно она будет умолять Государя о их помиловании, если найдет к тому случай. Мы попросим ее об этом». С такими утешительными мыслями они приготовлялись в путь, намереваясь на другое утро встать поранее.

Едва лишь успели они заснуть как громкий стук в двери разбудил их. Это был фельдъегерь, привезший счастливое известие Лупаловым. Не найдя исправника, которому должен был отдать бумаги, он обратился к Лупаловым с известием о помиловании двух их друзей. Лупалов, тотчас же, повел к ним фельдъегеря.

Несчастливцы пришли домой от Лупалова в совершенной тоске. Войдя в свою жалкую хижину, в темноте, сели они на скамью и хранили глубокое молчание. Что было говорить им? Они потеряли всякую надежду, и вечная ссылка представлялась им во всем ужасе. Два часа провели они в глубоком унынии, и вдруг, свет фонаря озарил маленькое окно их жилища. Они слышат. Несколько человек идут подле хижины и разговаривают между собою. Стучатся. Слышится знакомый дружеский голос. «Друзья отворите! Вы помилованы, вы также помилованы! Отворите!»

Трудно выразить радость, предавшихся унынию страдальцев, несколько минут только и слышно было. «Мы помилованы, Государь! Да будет святая воля Твоя, Всеблагий! Благослови милосердого Царя! Сохрани своими щедротами добрую Парашу, которая не забыла и нас!» Немногие в жизни испытали такой быстрый переход от безнадежного отчаяния к неожиданному счастию.

Исправник, придя к себе домой и узнав, что фельдъегерь искал его, поспешно пошел к двум ссыльным, и войдя к ним, распечатал пакет, в котором были два паспорта и письмо от Параши к отцу. Она писала, что, получив новую милость, в прощении добрых друзей своего отца, она с Божиею помощию собрала им на дорогу двести рублей ассигнациями, которые посылает им за дружбу к ее родителям и участие, оказанное ими, при проводах ее, бедной девушки, из Сибири.

Между тем Параша в Киеве с большим нетерпением ждала известия о возвращении отца и матери. По расчету времени, ей казалось, что они могли бы уже и написать к ней. Приняв одежду белицы, она не имела намерения остаться в Киеве, желая навсегда поселиться в Нижнем Новгороде, в женской обители, как прежде уже обещала настоятельнице, которой и написала, что находится на искусе в Киевском женском монастыре. Параша, приехав в обитель, подошла под благословение к игуменье, вышедшей к ней на встречу, в сопровождении монахинь, и после обыкновенных приветствий, в ту же минуту спросила: «Нет ли известий о моем отце». «Дочь моя, — сказала игуменья, — хорошие вести, пойдем ко мне в келью я сообщу тебе их». Настоятельница молча повела ее чрез весь монастырь по коридорам. Монахини молчали, их таинственные взгляды могли бы обеспокоить Парашу, если бы она в тоже время не видела приятной улыбки на их лицах.

Войдя к игуменье, Параша нашла у нее своих родителей, которым также не было сказано о приезде их дочери. В первую минуту они были удивлены, увидев свою любимую дочь в монашеской одежде, но, побужденные чувством благодарности, они пали пред нею на колени, а у Параши, которая также стояла на коленях, вырвались слова: «Что ты делаешь, батюшка? Господь, один Господь, все сделал, станем благодарить Его за милости, нам оказанные!» Игуменья и монахини, тронутые этим зрелищем, также упали на колени и присоединили свои молитвы к благодарным мольбам счастливого семейства. После того Лупаловы обнимали друг друга: но невольные слезы катились из глаз матери, когда она смотрела на монашескую рясу своей дочери.