Спи, моя радость (СИ) - Билык Диана - Страница 6

— Ты мне руку отдавишь, — шепчет на ухо Ким, выдернув меня из раздумий.

— Извини… те.

Он лишь хихикает в ответ и, приоткрыв дверь клуба, пропускает меня вперед.

И пока мы идем к залу, я почти не замечаю Новогодний лоск и мишуру, что развешана по холлу. Сердце глухо-глухо бьется в груди, словно птица в клетке умаялась, разбила крылья и теперь умирает, забившись в угол.

Ким помогает мне снять пальто и улыбается, хитро и загадочно. Меня терзает высказать ему все, что думаю, но я прикусываю губу и выхожу на паркет. Зал с трех сторон в зеркалах. Отражаюсь в них красным нелепым пятном, а рядом с высоким и широкоплечим Кимом, что все еще ухмыляется, кажусь мухоморчиком под белым грибом. На фото он не казался таким большим и крепким, да и лицо выглядит живее, чем не снимках. Здесь он другой, даже милый. Но за маской хорошенького мальчика, хотя он давно уже взрослый мужчина, прячется развратный и испорченный человек. Я-то знаю. Представляю сколько через его постель баб прошло, сколько выпивки и наркотиков в его крови побывало, мне аж дурно становится. Я не слишком правильная, но этот образ жизни мне всегда был не по душе, но сейчас играет мне на руку. Мужчина падок на женскую красоту, а я готова выжечь из себя все эмоции и просто переждать, пока он оборвет мою связь с Призраком.

Коллеги из журнала тоже вели себя довольно раскрепощенно, даже поначалу смеялись, что я на корпоративах в темном углу всегда сижу, а через год замолчали. После того, как один из журналистов получил оплеуху и тычок колена по яйцам, когда попытался притиснуть меня к стене и забраться мерзкой лапищей под лиф. Во мне словно зверь просыпался в такие моменты, я будто сильнее становилась. Казалось, сам Призрак стоит у плеча и машет моей рукой и выбрасывает вперед ногу.

Ким смотрит на меня изучающе и молчит. На его бледных щеках горит румянец, а в голубых глазах пляшет интерес. Раз мама посоветовала меня, значит, представила во всей красе, расписала не только мои интересы, но и приукрасила, сделав меня идеальной и доступной… Шлюхой? Я приподнимаю подбородок и, разрывая наши взгляды, отхожу к стене, чтобы переобуться. Он наблюдает и молчит. И я молчу. Чувствую кожей его глаза, что скользят по моей фигуре. Нарочно растягиваю удовольствие: опускаю молнию, вытянув ногу перед собой, стаскиваю один сапог, затем другой. Приподнимаюсь, юбка нежно обнимает колени и тащится к бедрам. Погружаю в туфли сначала одну ногу, затем вторую и украдкой наблюдаю за мужчиной. Он замечает мой взгляд, вздрагивает немного и отходит к проигрывателю.

Цифровой дисплей выводит на экран название песни, но отсюда не разобрать букв. Какое-то время в колонках слышится только шипение, Ким успевает подобраться ко мне совсем близко, а с первыми аккордами вальса хватает за руку и притягивает за талию.

— Соблазнить пытаешься? — он разворачивает меня, когда мелодия вальса пробивает тишину. — Рыжая бестия, Ярина яростная, — Ким делает шаг в сторону. И еще два. Поворачивает меня и наклоняет. Медленно, выверено. Прирожденный танцор. И бабник.

— Я тебе не по зубам, Ким Альдов, — отвечаю и стараюсь дышать ровно, чтобы не нарушить заданный ритм.

— А что, Ярина, дочь лучшего педагога по танцам, неприступная крепость?

— Хуже. Бастион, готовый тебя стереть в порошок, стоит лишь приблизиться.

— Злюка!

Он смеется, стискивая сильнее пальцы на моей руке. Кружит, заставляя терять слова и самообладание, а на пике музыки слегка приподнимает. Поворачивает и касается щекой волос, я слышу его терпкий мускатный запах: непривычный, но приятный. Когда Ким опускает меня, ладони небрежно поднимаются вверх и касаются моей груди. Соски твердеют под его руками, и хочется сбежать, но я сцепляю зубы и продолжаю танцы по лезвию. Ким смотрит в глаза и делает вид, что ничего не происходит, а маленькое прикосновение — всего лишь случайное движение руки в танце. Бабник, однозначно. Знает, как искушать и уложить в постель после первого свидания.

Затем игры повторяются.

Раз-дав-три, шаги легкие, короткие. Раз-два-три, прикосновения точные, обжигающие. Меня пробирает дрожью, как выстрелами из винтовки. Под лопатками взрывается граната, когда Ким снова наклоняет меня назад и, придерживая спину, оказывается близко-близко к губам. Искрит от его самоуверенной улыбки, чувствую, что сейчас она растворится в поцелуе. Ловлю его горячее дыхание и вижу, как расширяются от страсти зрачки, почти пряча небесный цвет его глаз. Жду прикосновения его губ и не удерживаюсь от вздоха, когда осознаю, что и сама хочу этого, но Ким возвращает меня в ровное положение и снова ведет по залу. Играет, как с мышкой, не зная, что сегодня у нас противоположные роли.

Танцуем долго. Я едва переставляю ноги от усталости, а Ким будто и не выплясывал почти два часа, поднимая и опуская меня. Даже лоб не вспотел. Удивительно, но на эти сто двадцать минут я забываю о Призраке.

Когда музыка замолкает, замираю у стены и смотрю в потолок с легкой улыбкой. Грудь поднимается и опускается от раскаленного дыхания. Так легко, будто немыслимые чувства спрятались за ширму. Надолго ли?

— Наслаждаешься? — звучит над головой хрипловатый голос Кима.

Выдыхаю и опускаю взгляд.

— Что ты пристал?

— Я пристал? — густая бровь приподнимается. Он кладет ладонь на стену, слегка касаясь моих волос, и еще немного наклоняется. Челка прикрывает лоб и голубые хитрые глаза. — Это ты разоделась на тренировку в красное платье и надела лучшие туфли. А как соблазнительно выставляла ножку, чтобы меня совратить. Думаешь, я первый день живу и не понимаю твоих сигналов?

— Нет, — отвечаю и приоткрываю рот, чтобы продолжить, но решаю, что зря трачу время. Не вырвет этот человек из меня старые привычки, не вышибет из сердца любовь, что поросла глубокими корнями. — Я думаю, что ты идиот.

Отталкиваюсь от стены и показываю взглядом, чтобы дал пройти, но мне перекрывает путь вторая рука. Она прилипает к стене возле уха, и пальцы неожиданно вплетается в волосы, распуская приятную дрожь по телу.

— Хорошо, что ты больше не работаешь в журнале.

— Это почему? — голос напряженный, совсем не мой. Мне жутко страшно от его близости. Не скажу, что противно от прикосновений, просто страшно предавать. Призрака и себя.

— Ненавижу журналюг, — говорит Ким с необычной для него серьезностью.

— Чем же мы так насолили? Слишком много правды о тебе узнали?

— Ты знаешь о правде лучше меня?

Облизываю пересохшие губы, пить хочется, а еще отстраниться, чтобы не смотрел так. Испепеляюще. Будто душу наизнанку хочет вывернуть.

— Извини, но я не знаю о тебе ничего. Кроме вырванных в новостной ленте похождений.

— Следила за моей жизнью? Наверное, переслушала до дыр мои песни, — он щурится. Кажется, что говорит с издевкой, но не улыбается.

— Я ересь не слушаю. И ни за кем не слежу.

— Врешь, — припечатывает и сильнее напирает: сейчас ребра об стену раскрошатся.

— По глазам вижу, что ты хочешь меня. Ласкала себя, глядя на мои фото из Плейбоя? Признавайся, Яри-и-ина, — пальцы массируют кожу головы и тянут на себя.

— Самоуверенный козел! — шепчу и стискиваю пальцы, сминая его темную рубашку. Она ему так идет. Оттеняет светлую кожу и волосы.

— А то ты не знала, что я такой, когда маму просила познакомить нас, — губы искривляются в коварной усмешке и оказываются совсем близко. Пытаюсь оттолкнуться, но Ким только сильнее отпихивает назад.

— Я никого не просила. Сдался ты мне! — зубы скрипят, и я знаю, что похожа сейчас на ведьму. — Отойди прочь, Альдов. Пусти… те.