Много снов назад (СИ) - "Paper Doll" - Страница 54

— Могу ли я тебя спросить кое-что личностное? — спросила вдруг Бриана, вытирая с кончиков пальцев розовую глазурь от пончика.

— Никаких «правда или нет»? — она неуверенно усмехнулась, но лицо Бри сохраняло хладнокровную серьезность, будто она должна была спросить о чем-то действительно личностном, что могло бы не понравиться Рози. — Не уверена, что смогу ответить тебе, но можешь попытаться.

— Между тобой и тем профессором что-то было? — Бриана решила рубать с плеча. — Я имею в виду, было ли что-то большее, о чем ты теперь могла бы жалеть? — более мягко спросила девушка, заметив, как к лицу Рози в ту же секунду прилила кровь. Она опешила, открыла рот от удивления, но не смогла произнести и слова. Затем глупо улыбнулась, сжала губы в тонкую полосу, а потом их уголки и вовсе опустились вниз.

— Мы знакомы, но… Он ни за что и никогда не сделал бы ничего плохого, — Рози подняла стеклянные глаза на Бри, которая распознала в них что-то глубоко сокровенное. Это была сама суть естества девушки, что было чистым алмазом, потерявшемся в пыли безразличности и высокомерия, что она пускала в глаза каждому, кто подходил к ней чуть ближе, чем сама хотела, чтобы к ней приближались.

Короткая минута слабости, что одолевала с каждым днем сильнее. Вопрос Брианы стал ударом поддых. Рози больше не могла скрывать своей привязанности к Дугласу, что стала неотделимой частью её самой. Ещё одно короткое упоминание о нем кольнуло в сердце неуверенностью и упреком, стоило ли ослушиваться его. Мотнула головой, отгоняя сомнения, что без мыслей о Дугласе наполняли Рози всю доверху своей желчью, и проверила часы на телефоне.

— Реджи знает? — Бриана решила не останавливаться на половине стези, что вела в самую сердцевину сущности Рози, дверь которой оказалась случайно приоткрыта. Страх сделал её уязвимой, но всё же не глупой и малодушной.

— Знаешь, ему не обязательно знать обо всем, что со мной происходит, — в голосе прорезались нотки раздраженности, и Бри поняла, что оступилась. Зашла слишком далеко, воззвав к той самой Рози, которую опасалась и избегала. — Особенно о том, что, в сущности, не имеет большого значения, — произнесла нарочито громко. Похоже, успокоительное начало действовать.

— Прости, я не хотела. Просто твое поведение было странным сегодня. И…

— Пожалуйста, давай сосредоточимся на важном, — Рози закатила глаза и обреченно вздохнула. В конце концов, она отломила треугольник пиццы и заставила себя съесть что-нибудь, унимая недовольное ворчание голодного желудка. Таблетки действовали, и Рози почувствовала накрывшую её волну спокойствия, что было не настоящим. Голова всё ещё гудела от голосов, что стали всего лишь тише. Они перестали кричать, но стиха шептали, угрожая тем, что всякая ложь будет разоблачена.

Они продолжили сидеть в напряженном молчании. Бриана жадно ела пиццу, кусок за куском, когда Рози заказала ещё одну чашку кофе.

— Осталось немного, — произнесла Бри, когда они покинули маленькое уютное кафе, оказавшись на промозглой улице. Шел снег, большие хлопья которого залетали за ворот и остужали пыл возбудившегося тела, что в жаре снова начало сопротивляться волнению. Небо успело окраситься в глубокий синий, пестривший белыми бликами, утопающими в штучном свете уличных фонарей.

Рози поежилась. Натянула на руки перчатки, замотала шею в шарф, хоть идти им было не так далеко. Чудилась тому, что тело не охватывала приятная дрожь волнения, а напротив сердце проваливалось в темные глыбы мрака, сковывающие сознание в крепкие цепи. Когда она обводила вокруг пальца помощника Дугласа, это выдавалось ей забавой, да и только. Рози блефовала так легко, ловко играла с парнем, не замявшись ни на секунду. Была убедительно серьезной и прямолинейной. Была самой собой, что сработало безотказно. Теперь это не срабатывало.

Очевидно, дело было в том, что всё было куда серьезнее, чем прежде. Рози всё тщательно продумала, а не действовала, как обычно, экспромтом, блистая умением импровизировать в запутывание, блефе и иронии, смесь которых была безотказно действенной. Умудрилась вмешать во всё Бриану и Реджи, чтобы затем самой не быть уверенной в том, что делала всё правильно. Она должна была ощущать себя иначе, но была на пределе чувств, что вырвались наружу, когда Рози полагала, что сумела похоронить их все заживо, выстроив из себя ту личность, которой было удобнее быть. Она даже сумела убедить себя в том, что была настоящей в своей высокомерной строгости, что хоть и было не далеко от правды, но истоки своих чувств Рози искала намеренно не в правильных местах.

Она не копалась часами в прошлом, что почти ничем не отличалось от действительности. Не зацикливалась нарочно на издевках отца, который не находил в своей беспочвенной критике что-то неправильное, или безразличности матери, увлеченной самой собой больше, нежели воспитанием детей. Не хотела даже думать о брате, который так легко испортился, позволив себе немыслимое безрассудство и жестокость. Кроме Реджи у Рози больше не было друзей. Никто ни разу не признавался ей в любви.

Самоуверенность не была признаком любви к себе, но стала порождением эгоизма. Истоки вели к одиночеству, что было искорени самым глубоким чувством, что Рози отчаянно отрицала. Прятала его внутри себя, прикрывая самообманом того, что ей никто, в сущности, не был нужен. Она была умнее, красивее, лучше того мира, что отказывался её принимать. Вот только вместо того, чтобы испытывать на себе это убеждение, девушка лишь показательно его демонстрировала, заставляя других верить в собственную неуязвимость, что пала у подножья неуверенности перед единственным, чего она не могла научиться делать — врать.

Они оказались на пороге общежития ровно в обозначенное время. Бриана сжимала в ладони отрывок с номером комнаты, что они изучали, неторопливо ступая путанными суетливыми коридорами, где никому до них не было дела. Здесь оказалось достаточно шумно и многолюдно, особенно под вечер, невзирая на то, что многие из студентов собрались убывать в скором времени домой, куда спешили попасть к Рождеству.

Рози с ужасом осознавала, что подобное ждало её уже меньше, чем через год. Только бы планы не были отменены против её воли. В попытке сохранять свои взгляды реалистичными, а мысли трезвыми, она не исключала и худшего развития событий. И, тем не менее, картина предстоящей жизни удручала. Слишком много шума, слишком много лиц, слишком много здесь было того, чего Рози обычно избегала. Одноклассников после школы она могла ещё полдня не видеть, в университете отдыха от одинаковых серых лиц не было совсем.

Они обнаружили на одной из комнат тот самый номер, что искали на протяжении пятнадцати минут. Ещё раз неуверенно переглянулись между собой. Рози включила диктофон, сжав телефон в потной ладони, Бриана набрала полную грудь воздуха, прежде чем постучать.

За дверью послышался крик, но слова были едва различимы. Ещё через два стука дверь открыли, и перед ними стояла одна из девушек, которую они встретили днем. За её спиной Рози заметила ещё четверо других девушек.

— Мы как раз тебя ждали, — девушка отодвинулась, позволив Бриане войти в комнату. Когда Рози вознамерилась войти следом за ней, ей этого не позволили сделать. — Тебе лучше остаться здесь. Обещаю, с ней всё будет в порядке, — девушка выдавила натянуто вежливую улыбку, которая была, как ведро холодной воды вылитой на голову как раз в разгар разбушевавшегося мороза.

— Я буду ждать тебя… — только и успела произнести Рози, прежде чем дверь перед её носом захлопнулась. Она оставалась стоять на месте ещё несколько бесконечно долгих минут в смятении, что же стоило делать дальше.

В конце концов, выключила диктофон, расстегнула пальто и обессиленно опустилась на пол и зажала голову между ног. Теперь она точно ничего не могла сделать.

***

Оставался всего один экзамен, но Дуглас вынужден был появляться на рабочем месте каждый день, что было, по его мнению, бессмыслицей, которую будто бы забавы ради придумал мистер Мэдден, занявший место Гудвина. Он стал к нему тщательнее присматриваться, что не очень помогало, потому что новоиспеченный декан был с головой в делах и выделял время на подчиненных лишь дважды в неделю исключительно по расписанию. Неразговорчив и нелюдим — он был полной противоположностью Гудвина, любителя громких вычурных торжеств и слишком явной лести. Кроме того Мэдден едва справлялся со своими обязанностями, о чем Дугласу неизменно докладывала Кэрол, которой было напрасным верить, но в то же время пропустить её болтовню через себя он тоже не мог.