Избранница Серых холмов (СИ) - Иванова Инесса - Страница 21

Остаток времени до того, как нас позвали к Старейшине Эвелин из рода Шайла, я провела на Главной площади, разумно ожидая, что мелиады не станут проводить ритуал Очищения втайне от остальных, чтобы потом их не объявил в сговоре с Уной. И я не ошиблась.

Вскоре к площади стал подтягиваться народ, одетый по случаю ритуала в одежду красных цветов. Мелиады редко используют такие оттенки, предпочитая нейтральный белый, голубой или светло-зелёный, но сегодня был особый случай, и он требовал цветов, угодных фейри. Так обычно одеваются блуждающий народ, выбравший одинокую судьбу Сказителя или Путника.

Я стояла вместе с Кхирой и служанками Уны чуть поодаль, но с нашего места всё было прекрасно видно. Лишь по большим праздникам на площади воздвигались скамьи, но не сейчас, должно быть, мелиады дубовой рощи надеялись быстро завершить ритуал.

На помосте из деревянных брусьев появилась Эвелин, ведя за руку Уну. На дочери мачехи был всё тот же дорожный наряд, а Старейшина выглядела так же, как и накануне, когда мы виделись на исходе дня.

— Прошу Духов внять нашей просьбе и не отказать в ответе, как не отказываем мы в обильных жатвах, когда приходит их время, — нараспев произнесла Эвелин. Её белоснежные волосы тихонько колыхались за спиной на невидимом ветру, будто жили своей жизнью.

Молодая дева с золотистыми волосами и смуглой, почти коричневой кожей, поднялась на помост. Поклонилась Старейшине и подала завёрнутый в серую ткань кинжал. Другая прислужница, более низкого ранга, если судить по украшениям на запястьях, поднесла кувшин и поставила сосуд на пол.

Я не раз видела ритуал Очищения, будучи наследницей престола. Он не нёс ничего опасного, а был лишь способом узнать правду, сокрытую до поры до времени от глаз несведущих. Кровь, пролитая в заговорённую воду из источника, бьющего рядом с чащей, меняет оттенок, если её носитель лжёт или считает, что говорит правду, но пребывает в иллюзии.

— А если так? — прошептала Кхира. — Может, и вам последовать её примеру? Помните сказание о той человеческой душе, что смогла понести от фейри? Ищейки рассказывали.

— Если это правда, то Жиннивер не примет дочь обратно. Так велят наши обычаи, она понесла во время странствия, значит, должна уйти на новое место, — покачала я головой. — Она ведь королевская дочь.

Вряд ли Уна этого не знала, значит, просто решила затянуть время. Уже вовсю рассвело, деревья проснулись, и мелиады должны заняться каждодневным трудом, обеспечивающим не только собственное выживание, но и поддерживание жизни Главного Дуба, в котором скрыта душа рощи. Им сейчас будет не до проводов, значит, мы либо выедем на закате, либо завтра с утра.

Шанс не поспеть вовремя ничтожен, но если вспомнить обо всех задержках в пути, отклонении от заданного курса и Главного тракта, то он становился всё реальнее. Впрочем, я была уверена, что Арлен предусмотрел и это.

В руках подоспевшего на помост кудесника, старца с величавой осанкой, но чья голова почти лишилась естественных волос, блеснуло лезвие серебряного кинжала. Он взмахнул им так, будто хотел перерезать Уне горло, но потом замедлился.

— Близится время сумерек, — произнёс он. — И в этот день нам как никогда важен свет правды.

Уна вытянула руки, подставив запястье под лезвие кинжала и зажмурилась. Многие в толпе в этот миг прикрыли глаза, чтобы скорее забыть о том, насколько порой болезненно рождение правды. И пусть ритуальные шрамы зарастают скорее, чем придёт новый день, всё же даже чувствующего себя правым иногда посещают сомнения, не грезит ли он, принимая желаемое за действительное.

Я не отводила глаз от лица Уны. Она держалась вполне достойно той роли, какой для неё видела её мать. И пусть бледная, но будущая королева Авелина выстояла, набрав в полную грудь воздуха.

— Ради Старца и Старицы, что сейчас бродят по миру, яви нам правду, — закончила за кудесника, присевшего на корточки и всматривающегося в воду в кувшине, старейшина Эвелин.

Наступила тишина. Народ замер и весь обратился в слух. Даже я почувствовала волнение. Хотя до этого и была уверена, что Уна лжёт.

— Всё правда, — тихо произнесла Старейшина, и я в удивлении подняла на неё глаза.

Я молча повернулась и чуть было не наткнулась на широкую грудь старшего Ищейки. Дав знак Кхире не следовать за мной, я пошла через расступающуюся молчаливую толпу. Кто-то бросил мне под ноги платок, потом прилетел ещё один, и вскоре мой путь был устлан ими, как в то утро, в которое я покинула родные земли. Только тогда мне бросали под ноги белоснежные цветы.

Я не оглядывалась. На Мабон принято подводить итоги, а мне не хотелось признавать, что за спиной я навсегда оставила дом. Да что дом! Надежду когда-то увидеть отца, ведь когда я спущусь в подземные чертоги, никто меня там не станет искать. Не посмеет даже самый отчаянный безумец.

— Меви, подожди! — окрикнул меня Арлен, когда я выбралась на тропу, ведущую к уединённому месту, где можно присесть на поваленной коряге, чувствуя её тепло, и подумать, как быть дальше.

Я чувствовала себя хуже некуда, но всё же была полна решимости сражаться до конца. Вот только желания беседовать с Ищейкой, ведущей меня на погибель, не было.

— Можно, я побуду рядом? — спросил он робко, и я удивлённо подняла брови. Чтобы фейри просили о чём-либо тех, кого считали ниже себя, то есть всех остальных, должно было произойти что-то из ряда вон. И это явно не тяжесть Уны!

— Боитесь, что я пропаду, как мой отец?

— Боюсь, — ответил он, смотря в глаза безо всякой усмешки. — Хотите, я расскажу вам о мире за Чертой?

— О людях? Зачем?

Я отвела глаза, до того стало неловко, будто между нами только что протянулась тоненькая ниточка, похожая на осеннюю паутинку, сорванную ветром и зацепившуюся за первый попавшийся куст.

— А впрочем, с удовольствием послушаю, — решила я, чувствуя, что Арлен из рода Рокси хочет отвлечь меня от грустных мыслей. И неважно, что он это делает из собственных корыстных интересов.

Мы медленно пошли рядом. Вокруг не было ни души, все собрались на Главной площади.

— Расскажите, какие они, люди? — спросила я первое, что пришло в голову. На самом деле мне было это не очень интересно, какое дело мелиадам, живущим почти триста лет, до того, кто не может пережить и одну сотню?

— Некрасивые, хитрые, безголосые, — внезапно ответил Арлен совсем не то, что я ожидала. — Жадные. Им всегда мало того, что они уже имеют.

— Вы намекаете, что я должна быть довольна выпавшей на мою долю судьбой, а не роптать на испытания, выпавшие на моём пути? — хмыкнула я, не ожидая от себя агрессивного тона. Просто все эти слова о том, что надо смириться и быть радостной хороши ровно до того момента, пока они не касаются произносящего их лично.

— И в мыслях не было, арта, — холодно ответил Арлен, и мне стало стыдно за вспышку гнева. Ищейки просто выполняют свою работу. Кстати, я не могла спросить об этом.

— Вы знаете, я давно хотела спросить. Чем вы будете заниматься после того, как прекратите ходить за Черту. Для вас, должно быть, это трагедия?

Он слегка дотронулся до моей руки, и я почувствовала, как от пальцев фейри идёт свет. Именно почувствовала, а не увидела.

— Меви, вы, мелиады, почитаете Мабон, как праздник состарившейся богини, а мы, фейри, смотрим на это немного иначе. С вашего разрешения я хочу рассказать. Ваша богиня состарилась и рыдает по необходимости отпустить повзрослевших детей, а наша — вечно молодая, потому что знает секрет: Колесо жизни повернётся, и всё повторится.

Я слушала, склонив голову и удерживая слёзы, готовые пролиться из глаз. Все предлагали мне смириться, никто — бороться.

— А вы уже смирились, что никогда не увидите мир за Чертой? — спросила я, поднял голову и посмотрев фейри в глаза.

В первый миг мне почудилось, что он растерялся.

— Вы всё время говорите, что там плохо, тогда почему больше сотни лет ходили за Черту? Только не говорите, что из чувства долга. Вам нравилось там, я по глазам вижу. Чужой воздух отравил ваш разум настолько, что вы готовы были дышать им снова и снова. Это ведь так? Молчите? Вот и не давайте советов, которым сами не готовы следовать.