Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред - Страница 29
- Предыдущая
- 29/49
- Следующая
Она рассмеялась — смех был звучный, глубокий.
— Да. «Ода Эмпедоклу».
— Как вы сказали?
— Вы, наверное, прочли это в моем школьном ежегоднике.
— Как я мог читать ваш школьный ежегодник?
— А где же? — спросила госпожа Сильвия.
— Не помню.
— Одна подруга сделала такую надпись под моей фотографией. Считала, что я законченная идеалистка — по земле не ступаю, витаю в облаках… Она была очень пристрастна ко мне.
— Вам надо в отдел кадров, — напомнил я.
Кое-что в моем сне оказалось правдой. А в некоторых деталях явь была совершенно иной. При ясновидении — так назвал бы это Фил — ошибочное восприятие или ложные трансдукция и интерпретация образов находящимся в состоянии сна разумом привели к сильному искажению информации. Вряд ли я мог записывать песни в исполнении секретаря-стенографистки; таких дисков много не продать. Вряд ли я мог действовать согласно инструкциям, полученным во сне, пусть даже таковые исходили от ВАЛИСа.
Сохранилось имя, да и внешность посетительницы была точно такой, какую показывали мне на фотоснимке и на обложке диска — уже только это доказывало справедливость сна. Но тут совпадения, по всей вероятности, и закончатся: работу у нас она получит только чудом — насколько мне было известно, штат фирмы переполнен.
Госпожа Сильвия поставила чашку, поднялась, и ее лицо на мгновение озарилось улыбкой.
— Может быть, мы еще увидимся.
Она вышла, ступая медленно и как-то нетвердо. Ее ноги выглядели очень тонкими, хотя расклешенные брюки не давали возможности судить об этом определенно.
Закрыв дверь, я обнаружил, что женщина оставила на моем столе свою анкету и ключи. Я не удержался и взглянул на ее анкету, пока шел по коридору. Родилась в Йорба-Линде, округ Орандж, в 1951 году. Девичье имя: Садасса Арампров.
Я застыл на месте с анкетой в руке. Отец: Серж Арампров, мать: Галина Арампров.
Не потому ли ИИ-оператор устроил нашу встречу?
Я догнал ее и остановил.
— Вы когда-нибудь жили в Пласентии?
— Я там выросла, — ответила Садасса Сильвия.
— Вы знали Ферриса Фримонта?
— Нет. Когда я родилась, он уже переехал в Оушнсайд.
— Я живу в Пласентии, — сказал я. — И как-то со своим приятелем наткнулся на имя Арампров — оно было вырезано на тротуаре.
— Работа моего младшего брата, — улыбнулась Садасса Сильвия. — У него был трафарет с этим словом, и он писал его где попало.
— Мы нашли надпись в квартале от дома, в котором родился Феррис Фримонт.
— Я знаю это место.
— Есть ли какая-нибудь связь…
— Никакой, — сказала она решительно. — Просто совпадение. Мне вечно задают этот вопрос, когда я называюсь своим настоящим именем.
— А Сильвия — не настоящее?
— Нет. Я не была замужем. Просто из-за Ферриса Фримонта я сменила фамилию. Сами понимаете: жить с фамилией Арампров невозможно. Я взяла фамилию Сильвия, понимая, что все автоматически воспримут ее как имя и станут думать, что меня зовут Сильвия Садасса.
Она улыбнулась, обнажив восхитительные зубки.
— Я должен заключить с вами договор на запись вашего исполнения.
— Исполнения? Игры на гитаре?
— Пения. У вас превосходное сопрано. Я слышал.
Она ответила как ни в чем не бывало:
— Да, у меня сопрано. Я пою в церковном хоре. Я, видите ли, прихожанка епископальной церкви. Но голос так себе, ведь я не училась петь. Лучше всего мне удаются скабрезные куплеты, если выпью немного виски.
— Я говорю лишь то, что знаю, — сказал я. Похоже, не все, что я знал, имело какой-то смысл. — Хотите, я провожу вас к начальнику отдела кадров и представлю?
— Я с ним говорила.
— Уже?
— Он как раз выходил из кабинета и сказал, что компания не набирает сотрудников. У вас штат переполнен.
— Верно. — Мы стояли и смотрели друг другу в лицо. — А почему вы ищете работу именно здесь, в «Новой музыке»?
— У вас хорошие художники. И исполнители мне по вкусу. Согласитесь, работать здесь куда увлекательнее, чем в адвокатской конторе или нефтяной компании.
— А можно взглянуть на ваши стихи?
— Ну конечно.
— Вы не поете, когда играете на гитаре?
— Разве что чуть-чуть. Так, мурлычу себе под нос.
— Позвольте пригласить вас на ленч?
— Но уже половина четвертого.
— Может быть, выпьем чего-нибудь?
— Мне вести машину. Стоит мне выпить, и я почти ничего не вижу. Во время болезни я вообще ослепла. На стены натыкалась.
— А чем вы болели?
— У меня был рак. Лимфома.
— Сейчас с вами все в порядке?
— Ремиссия. Я прошла лучевую терапию и химиотерапию. Ремиссия наступила полгода назад, как раз перед завершением курса химиотерапии.
— Замечательно.
— Врачи сказали — если я проживу год, то смогу прожить еще пять, а то и десять лет.
Так вот почему у нее такие тонкие ноги, вот почему она выглядит такой слабой и усталой…
— Простите, — промолвил я.
— Болезнь меня многому научила. Я хотела бы служить церкви. Может, со временем епископальная церковь станет посвящать женщин в духовный сан. Сейчас это кажется странной идеей, но к тому времени, когда я закончу университет и семинарию, все может измениться.
— Я восхищен вами, — сказал я.
— В прошлом году в разгар болезни я ослепла и оглохла. Я и сейчас принимаю лекарства, предотвращающие приступы. Еще до ремиссии метастазы распространились на позвоночник и проникли в мозг. — Она помолчала и добавила спокойно, задумчиво: — Доктор сказал, что медицине не известны случаи, когда больной с такими метастазами выживает. Он сказал, что напишет обо мне статью, если я проживу еще пять лет.
— Вы удивительный человек.
— В медицинском смысле — да. Во всем остальном… я только и могу, что печатать и стенографировать.
— Вам известно, почему вы вошли в состояние ремиссии?
— Врачи и сами не понимают. Думаю, это из-за молитвы. Я говорила, что меня исцеляет Бог. Я говорила это, когда не могла ни видеть, ни слышать, когда из-за препаратов приступы следовали один за другим, ноги отекали, волосы… — Садасса умолкла в нерешительности, затем продолжила: — Волосы выпадали. Я носила парик. Он и сейчас у меня сохранился — на всякий случай.
— Я хотел бы угостить вас. Или подарить вам что-нибудь.
— Подарите авторучку. Мне трудно удержать в пальцах обычную шариковую — они такие маленькие, а у меня очень слабая правая рука, вся правая сторона еще слабая. Хотя слабость проходит, я чувствую.
— Перьевую ручку вы можете держать?
— Могу. И могу печатать на электрической машинке.
— Впервые вижу такого человека, как вы, — сказал я.
— Думаю, вам повезло. Парень, с которым я встречаюсь, говорит, что со мной скучно. И дразнит — зануда, зануда, зануда.
— Не похоже, что он вас очень уж любит.
— Да я у него на побегушках: и то, и се, и по магазинам хожу, и шью… Почти все, что на мне, я сшила сама. Так гораздо дешевле, я уйму денег сэкономила.
— С деньгами у вас неважно?
— Всего-то пособие по инвалидности. Хватает только за квартиру заплатить. На еду почти не остается.
— Боже мой, я угощу вас обедом из дюжины блюд.
— Я мало ем. Аппетита нет. — Тут она заметила, что я оглядываю ее с головы до ног. — Во мне девяносто четыре фунта. Доктор говорит, что надо набрать до ста десяти — моего нормального веса. Я всегда была худой. И родилась недоношенной — почти самым маленьким ребенком в округе Орандж.
— Вы и сейчас живете в Орандже?
— В Санта-Ане, возле храма Мессии. Это моя церковь. А священник в храме — отец Адамс, самый лучший из всех людей, кого я знаю. Пока я болела, он все время был со мной.
Мне пришло в голову, что наконец я нашел человека, с которым можно говорить о ВАЛИСе. Но потребуется время, чтобы узнать ее поближе, тем более что я женат.
Я дошел с Садассой до магазина канцелярских товаров, подобрал подходящую авторучку, а затем мы распрощались — до поры.
Разумеется, я мог поговорить обо всем с моим другом, писателем-фантастом Филом Диком. В тот же вечер я рассказал ему об ИИ-телетайпе, напечатавшем «Португальские Штаты Америки». Он счел это весьма важным.
- Предыдущая
- 29/49
- Следующая