Незабываемая ночь - Верейская Елена Николаевна - Страница 6

Как быть с Ириной? Мне кажется, нянька оберегает ее от меня, как курица цыпленка от коршуна. Ну, так или иначе, а завтра я вырву время, чтобы рассказать ей все!

И еще один день прошел, когда мы совсем не виделись с братом. Я в те дни совсем не могла учиться, я места себе не находила. Болезнь бабушки, тревога за нее, приезд Володи, все его странное поведение, разговор о тайне, которую я никак не могу узнать, непрерывные слухи о каких-то надвигающихся ужасах — все это совершенно выбивало меня из колеи.

Но вечером 24-го мы, наконец, встретились с Володей. Вместе с ним зашел к нам его друг Андрей. Володя познакомил нас.

— Как она похожа на свою мать! — воскликнул Андрей и, не выпуская моей руки из своей, посмотрел на Володю и прибавил:

— Еще больше похожа, чем ты на отца.

Я вскрикнула, вырвала свою руку и бросилась бежать. Чего я испугалась? Тогда я сама этого не понимала, а сейчас думаю так: должно быть, я боялась узнать что-то об отце не от Володи.

Андрей скоро ушел. Володя позвал меня.

— Ирина, — сказал он очень серьезно, — идем ко мне, нам надо поговорить.

У меня сильно забилось сердце… Вот оно! Наконец-то! Но не успела я двинуться с места, как в гостиной раздались быстрые шаркающие шаги няни.

— Иринушка, куда ж ты убежала? Иди спать сейчас же!

— Подожди, няня. Я только к Володе…

— Нам надо поговорить, няня, — сказал и Володя.

Няня рассвирепела. Никогда еще не видала я ее такой.

— Какие разговоры по ночам? — набросилась она на Володю. — Дня тебе мало! Шляешься весь день невесть где, бабушку бросаешь, сестру бросаешь, а ночью разговаривать! Приехал, — подумаешь, командир! Бова-королевич! Ирина, спать пора. Иди, Ирина.

— Сейчас, няня! Спокойной ночи, Володя! — Я бросилась брату на шею и, пользуясь тем, что няня была глуховата, быстро шепнула ему в ухо:

— Все равно не даст говорить! Она заснет — я прибегу! Жди!

— Чего еще шепчетесь? — окончательно вышла из себя няня, схватила меня за руку и потащила за собой. — Иди спать! Он тебя невесть чему научит. Бог его знает, что у него на уме.

Я оглянулась. Володя все еще стоял в дверях и смотрел нам вслед, пока мы шли по залу. Мы обменялись только взглядами, но поняли друг друга: «Жду!» — «Жди, приду!»

«Жди!»… Легко сказать!.. Няня никогда не ложилась спать, пока не зайдет ко мне, укутает одеялом, перекрестит, поцелует и дождется, когда я усну. На этот раз я, конечно, «заснула» моментально. Няня потушила свет. Из раскрытой в ее комнату двери лилось мягкое мерцание лампадки. Я изнемогала от нетерпения и тревоги. Слышу, — няня начала молиться. С тех пор, как заболела бабушка, она молилась особенно долго и обычно, помолившись, на цыпочках уходила еще проведать больную. Вот бы удрать, пока она пойдет к бабушке!.. Нет, нельзя, — перед тем, как лечь, она еще заглянет ко мне, ну и сразу побежит к Володе и все равно не даст нам говорить!.. А ждать больше сил нет!

И тут мне приходит в голову блестящая мысль: Нэлли! Вскакиваю с постели и подкрадываюсь к шкафу с игрушками, — они накопились в этом шкафу за годы моего детства.

Когда мне исполнилось восемь лет, бабушка подарила мне куклу Нэлли. Кукла была ростом чуть-чуть меньше меня. И у нее были такие же белокурые, вьющиеся волосы, как у меня.

«Нэлли! Выручай!» Я осторожно снимаю куклу с полки, укладываю ее в кровать, лицом к стене. Светлые кудряшки куклы рассыпаются по подушке, — должно быть, и у меня так, когда я лежу. Голова, конечно, меньше моей, но в полумраке этого не разглядишь. Только вот вся она короче меня… Я беру с дивана две небольшие подушки и надставляю ими матерчатое тело Нэлли. Накрываю ее одеялом, подворачиваю его, как это делает со мной няня.

Прислушиваюсь, спрятавшись за шкаф. Слышу: няня, кряхтя, поднимается с колен. Шаги ее зашаркали к моей двери. Стараюсь не дышать.

— Иринушка, спишь? — шепчет няня. Ну, конечно, я сплю!.. Шаги няни удаляются. Ушла к бабушке!.. Скорей!

И вот я в коридоре. Совсем темно. А вдруг кто-нибудь из прислуги еще не спит? Вдруг бабушке станет хуже и поднимется переполох!.. Открываю дверь в столовую. Никого! От уличных фонарей совсем светло. И бегом, на цыпочках, я мчусь через столовую и зал к Володе.

Я была так поглощена своим побегом и страхом, что почти забыла в этот миг, зачем иду к брату. И только остановившись у его двери, вспомнила все. Сейчас, сейчас!.. Сейчас я узнаю, кто был мой папа… И еще узнаю что-то большое и важное… От волнения захватило дух…

24 октября. Поздно вечером.

Я почти не бываю дома. Мы готовимся… Подробно записывать некогда, — сейчас придет Ирина. Но главные события хочу записать. Это же — история. Это надо запомнить на всю жизнь!

Вчера назначены комиссары во все воинские части. Военно-революционный комитет объявил их неприкосновенными.

А сегодня уже начались столкновения. Керенский решил закрыть нашу газету «Рабочий путь», послал броневики к типографии, велел занять ее. Красногвардейцы отстояли типографию, не подпустили к ней; броневики уехали ни с чем. Сегодняшний номер газеты вышел! Вот он — лежит передо мной! Каждая строчка зовет к оружию. Свергнуть Временное правительство! Вся власть Советам!

…Что же не идет Иринка? Или няня еще не заснула?

Андрей забегал сегодня ко мне на минутку. Как Ирина вскрикнула и убежала, когда он заговорил об отце! Испугалась? Чего? Жду ее и волнуюсь… Точно перед экзаменом… Сумею ли рассказать ей так, чтобы поняла?

Андрей ругал меня, когда я рассказал ему все. Согласился со мной, что поговорить с сестрой необходимо, и разрешил мне остаться для этого на ночь дома. Весь десяток уже с вечера в «Тихой долине». Я должен быть там не позднее шести утра.

Андрей передал нам слова Ленина: «Нельзя ждать! Можно потерять все, если упустить момент! История не простит нам промедления. И — только вперед! Не отступать ни на шаг!»

Завтра будем ждать приказа о выступлении. В полной боевой готовности. Завтра! Завтра! Ух, хорошо!..

Эти дни не раз попадался на глаза Шаров. Кажется, он шпионит за мной и Андреем.

Ага, вот и Ирина!

Я постучала чуть слышно. Володя сразу открыл дверь и впустил меня в комнату. Я в изнеможении упала в кресло.

— Вот и молодчина! — сказал Володя вполголоса и рассеянно потрепал меня по голове. — Слушай, Ирина… Как мне трудно говорить с тобой!.. А нужно.

— Почему трудно, Володя?

— Трудно потому, что ты — куколка, тепличное растение… Я, конечно, сам очень виноват, что ты такая. Я слишком надолго оставил тебя во власти их всех.

— Я не понимаю, о чем ты, Володя, — прошептала я. — Я думала, ты мне расскажешь о нашем папе! Расскажешь?

— Расскажу, Иринка. Но сначала расскажу о себе. — Володя начал ходить по комнате. Потом остановился передо мной.

— Няня, по-видимому, подозревает правду, сестренка. Я большевик.

Я вскочила с кресла, глубоко возмущенная.

— Зачем ты шутишь сейчас, Володя! Как не стыдно — смеяться надо мной! — голос мой сорвался.

— Я не шучу, Ирина, — сказал Володя очень серьезно, — я большевик. Уже больше года, как я вступил в партию.

— Ты? Нет! Неправда! — крикнула я.

— Правда, Ирина. И я горжусь этим.

— Володя, зачем ты пугаешь меня? Ты! Ты, мой Володя, — бунтовщик?! Разбойник, грабитель?! Нет!

Володя усмехнулся.

— Так, по-твоему, большевики — разбойники, грабители?

— Все так говорят! Бабушка и доктор, и няня, и все знакомые! Все! Все!

— Все? — Володя сел в кресло, взял меня за руки и притянул к себе. — Да, все, кто тебя окружает, Ирина. Но это неправда. Народ этого не говорит.