Куплю любовницу для мужа (СИ) - Халь Евгения - Страница 35

С замиранием сердца звоню в дверь. Мне открывает женщина лет сорока с небольшим, очень похожая на Тату. Невысокая, худенькая, с круглым миловидным лицом и ямочками на щеках, она одета в легкий халатик в веселеньких цветочках.

— Добрый вечер, — улыбается она, с удивлением глядя на меня.

— Добрый! Простите за вторжение. Я насчет вашей дочери.

Улыбка сходит с ее лица.

— Она что-то натворила опять, да? — в глазах женщины мелькает испуг.

Открываю рот, чтобы выдать заготовленную легенду, и… понимаю, что мне совсем не хочется врать этой милой женщине. Да и не поверит она, скорее всего, что я журналистка, которая пишет о моделях, что пробились из самых низов.

— Она любовница моего мужа, — выдаю я и осекаюсь.

— Ох, господи! — она на миг закрывает лицо руками, замолкает, а потом решительно произносит: — Заходите!

Суетясь, она бежит передо мной по коридору.

— В залу проходите, пожалуйста! Садитесь. Нет, этот стул качается. Муж все обещает починить, но вы же знаете мужиков: все завтра, все потом, кроме пива и рыбалки. Вот на этот присядьте, — она усаживает меня за стол, покрытый вязаной крючком скатертью.

Сама садится напротив.

— Может, чаю? Вас как зовут, кстати?

— Настя. Спасибо большое, чаю не нужно.

— А я Мария.

Повисает напряженная пауза. Я не знаю, как начать этот тяжелый разговор. А она явно боится спрашивать. Сидит, теребит краешек скатерти, и вдруг закрывает лицо руками, всхлипывает и причитает:

— Господи, стыдоба какая! Господи! За что мне это? — она отрывает руки от лица, — я же все для нее делала. Мы с отцом ничего не жалели. От себя отрывали — клянусь вам! Давали, что могли, а давать-то особо и нечего. Я в столовке всю жизнь поварихой, отец водилой вкалывает. А она, понимаете, себе в голову вбила, что принцесса. И что ей все особое подавай. Даже как-то крикнула нам, что мы ей не родные.

— В каком смысле? — решаюсь уточнить я. — Она приемная дочь?

— Да какая там приемная! — машет руками Мария. — Наша она. Просто лет до десяти была девочка как девочка. В принцесс игралась. Ну они все же такие! А потом как свихнулась. На самом деле вообразила себя принцессой. Прям слово не скажи! Все поперек делала. Как бес в нее вселился. Я ее даже к знахаркам водила. Думала: может, гормоны или еще что? Отпаивали ее травками, заговоры читали — да только не вышло ничего путного. Наоборот, такое впечатление, что еще хуже стало.

— А к врачу не пытались? — осторожно осведомляюсь я. — Знаете, хороший психиатр мог бы помочь, возможно.

— Да не догадались мы к врачу, — горько произносит она. — Да и не до того было. Сначала лихие 90-е еле пережили. Она как раз в девяносто четвертом родилась, когда отец работу потерял. Да и потом еле выплывали. А Лена как раз уже подросла, и с этим своим Сашкой встречаться начала.

— С Сашкой? С Хлыстовым? — от волнения у меня даже голос дрогнул.

— Да, Хлыстов. А вы его знаете? — удивленно спрашивает Мария.

— Приходилось сталкиваться. Один раз всего. Но мне хватило.

— Им как раз по пятнадцать лет было, когда они познакомились. Его родители в Истру переехали, и он в Леночкину школу пошел. Уж как его мама и папа были против их дружбы! Да только не помогло им ничего. Эта парочка всю округу в страхе держала. Настоящие Бонни и Клайд. Участковый наш от них два инфаркта схлопотал. Еще счастье, что не загремели в колонию. Потому что люди на них жаловаться боялись.

— Что значит боялись?

— А вот так! — снова всхлипывает она. — Они жалобщикам втихую потом мстили, да так, что никто ничего доказать не мог. А потом все рукой махнули. Кому надо связываться с такими безбашенными? А потом Сашка с Леной школу закончили и деньги украли у Сашкиных родителей. Они не то, чтобы богатые были, но какие-то накопления дома держали. Заначку на черный день. Лена и у меня взяла пару серег да бабкино кольцо — все, что было. И они с Сашкой в Москву махнули. И с тех пор я свою дочку и не видела. Восемь лет уже. А недавно соседка в Москве была, на свадьбе племянницы. Так, говорит, встретила Ленку нашу. Вроде такая упакованная. Явно при деньгах и не бедствует. Соседка к ней бросилась здороваться, а Лена ей:

— Вы меня с кем-то перепутали. Я не Лена и вас не знаю.

— А где родители этого Хлыстова? Можно с ними поговорить?

— Так они в Иркутск переехали, отсюда подальше. У них там родня. Вот и сбежали, чтобы людям в глаза не смотреть. Стыдно ведь! Ни телефона, ни адреса не оставили. Мать его на прощание мне еще в лицо плюнула.

— В каком смысле? — осторожно спрашиваю я.

— А в прямом. Слюной. А потом сказала: " Это все твоя дочка виновата. Будь ты проклята вместе с ней! Лучше бы ты камень родила вместо ребенка!" Представляете, Настя? Вот как можно матери такое сказать? — она закрывает лицо платком и заходится в рыданиях.

Я и сама заливаюсь слезами вместе с ней. Сбиваясь и чуть заикаясь, она продолжает:

— А я думаю, что как раз наоборот. Это он Леночку с пути сбил. Она до этого не ангел была, нет. Но все же такого не отчебучивала, как с ним. А он вообще черт в тихом омуте: накрутит ее, а сам вроде бы и ни при чем. Так на него посмотрите и даже не скажете, что он такой гнилой внутри. Мальчик как мальчик: симпатичный, вежливый.

— Подождите говорю я. — Симпатичный и вежливый? Но ведь Хлыстов сидел в колонии для малолетних!

— Сашка? Да нет. Вы что-то путаете! Ни разу он не сидел. Привлекали, было дело, но доказать ничего не смогли. Свидетели потом отказывались от показаний и дело закрывали. Ну вот родители Сашки в Иркутск, значит, вернулись, а нам с отцом и ехать некуда.

— Может есть какие-то фото этого Саши? Ну хоть что-то? — с надеждой спрашиваю я.

— Да ничего не осталось, — она громко сморкается в платок. — Они все забрали. Один раз сюда приезжали, когда мы с отцом на даче были. Весной же в огороде работы полно, вот мы все выходные на участке и проводим. Мы бы без этого огорода и не выжили бы. Вот Лена с Сашей дождались, пока мы уедем, и все альбомы умыкнули. И даже все детские фото моей дочки. Так иногда хочется на нее посмотреть, а кроме памяти, ничего и нет! И документы прихватили: аттестат зрелости, свидетельство о рождении. Весь дом наш перевернули. Мы тогда поняли, что кто-то их ищет, наверное, поэтому они следы заметают. Иначе зачем им выпускные школьные альбомы и старые фотографии? А вы-то как с ней познакомились? И что она вам сделала?

— Да я сама виновата. Разрешила ей с моим мужем встречаться. У нас открытый брак., — вижу по ее лицу, что она не понимает, о чем я, и поясняю, — ну это когда у супругов официальные любовники есть.

— Ой, господи! — вскрикивает она. — Да что у вас там в Москве творится?

— Да ерунда всякая творится, вы правы. Но наша с мужем история тоже непростая. Мария, понимаете, не в этом дело. А в том, что Тата… простите… Лена сначала была такая тихая, спокойная, нежная. А потом вдруг резко изменилась. Как вы сказали: словно бес вселился. Другой человек совсем.

— А с ней всегда так было, — горько произносит она. — Такая вроде девочка-припевочка, вся ладненька, красивенькая. А как что не по ней — со свету сжить может. И ведь все тихо так. Никто и не верил, пока своими глазами не видел. Знахарка говорила, что у нее две души. Одна как у обычной девочки, а другая — старая, бесовская. Мол, вселился в нее кто-то. Такое бывает иногда. И откуда только это в нашей семье? — она горестно всхлипывает. — Мы же люди простые, обычные. Никому зла не делаем. За что же нас так?

У меня самой сердце переворачивается. Какая-никакая, а дочка. Даже страшно подумать, в каком аду живет эта женщина. Глажу ее по руке и шепчу:

— Наладится все. Вот увидите!

Она хватает меня за руку, умоляюще заглядывает в глаза, горячо и сбивчиво говорит:

— Вы, пожалуйста, передайте Лене, что я очень прошу ее приехать. Ни одного вопроса не задам и в душу не полезу! Мне бы хоть обнять ее разочек! Я так по ней скучаю! Все ночи плачу. Все снится она мне, в последние дни особенно. Я даже не удивилась, что вы приехали именно сегодня. Этой ночью вещий сон видела: голубь белый сел на подоконник и курлыкает. Да так жалобно, словно плачет. Я к нему подхожу, а у него лицо моей дочки. И она улыбается, как в детстве, спокойно так, радостно, и говорит: "Здравствуй, мамочка!" Я руки раскинула, чтобы обнять, а он вдруг взмахнул крыльями и улетел.