Опасная красота. Поцелуи Иуды (СИ) - Юраш Кристина - Страница 35

Пару секунд он медлит, тяжело дыша и лишь сильнее стискивая мои запястья своими стальными пальцами. Его зрачки наливаются багровым туманом, в котором мне суждено заблудиться, сгинуть безвозвратно…

Время в комнате словно замедляется, и несколько секунд текучими ртутными каплями скатываются в низ моего напрягшегося, сведенного судорогой живота. Его прикосновения, его глаза и его поцелуи — яд, и он для меня смертелен.

Смертелен. Но он разливается по моим венам, когда Кастор Трой сдергивает с меня перекрученную, задравшуюся юбку и рвет крючки корсета, с остервенением рвет на мне тонкие кружевные полоски трусиков, оставляя обнаженную, взмокшую, в одних черных чулках с фривольными красными атласными бантами на резинках.

Под одним только его взглядом мои соски наливаются и твердеют, и в самых кончиках отдается зудящая, ноющая боль, сковывающая мой живот и волглые складочки меж моих ног.

Выпрямившись надо мной, Кастор Трой стаскивает свою черную футболку и расстегивает ремень на джинсах. Его обнаженный торс, очевидно, можно рассматривать, как отдельный вид искусства — идеальные линии накачанных мышищ на животе потрясающе красиво и восхитительно гармонично переходят ниже.

Ниже, святые небеса…

Я чувствую его между ног. Чувствую мокрым пульсирующим лоном одуряюще-сладкую, вожделенную, сводящую с ума твердость его члена. Чувствую, какой он сильный и тяжелый — расплющенная по кровати, пытаюсь поймать хотя бы глоток воздуха между исступленными и гортанными, глубокими поцелуями, которыми он впивается не то, что в мой рот — в самое мое существо.

Комкая скрюченными пальцами текстурный алый шелк покрывала, я извиваюсь от похоти под Кастором Троем, как самка кораллового аспида во время гона, а он по моей шее опускается вниз, к грудям. До боли засасывая нежно-розовые ареолы, прикусывает острыми клыками соски, и, не в силах сдерживать мучительный стон, я прижимаю его голову к груди сильнее, и выгибаюсь навстречу, впиваясь ногтями в его раскаленное плечо.

Каждая клеточка моего изнывающего тела молит, кричит только об одном — получить его, насытиться им, захлебнуться им и долететь…

Долететь на качелях до луны.

До луны, где рдяными каплями чернил на белой бумаге тумана распустятся кровавые розы, аромат которых отравит мою душу, но это смертельное сплетение пышных соцветий останется со мной навсегда.

До луны, где я буду сплетаться в единое целое и двигаться в едином ритме с пугающим и ненавистным офицером Кастором Троем в атласной лавине постели, где он будет слизывать испарину с моей кожи, одной рукой сминая мои влажные груди, а другой надавливая и теребя скользкий от смазки бугорок у меня между ног.

До луны, которая под давлением десятка тысяч атмосфер превратится в маленький серебряный шарик, когда он войдет в меня резким, мучительным, болезненно-сладким и таким долгожданным толчком.

И когда шарик выпадет из моих ослабевших пальцев и запрыгает по мраморным ступеням зеркального замка, в котором я не смогла спастись от чудовища, которое рывками станет двигаться во мне, волны бесстыжего наслаждения внахлест пойдут одна на другую.

Все ближе и ближе к границе, и я чувствую подступающие к ресницам слезы, и боль вперемешку с наслаждением расцветают по моему телу причудливыми узорами, отталкивающими и восхитительными соцветиями оттенка кармина и буроватой радужки его карих глаз.

Все глубже, все неистовее, все острее Кастор Трой движется во мне, и я чувствую его каждым нервным окончанием, каждой стенкой, каждым миллиметром распаленной под его поцелуями кожи, в которую он с чувственной грубостью вдавливает сильные пальцы.

Мое сумасшедше колотящееся сердце уходит на багровый пик, чтобы заискриться и взбрызнуть мириадами кровавых огненных брызг, слившихся с его тугим горячим изливом в меня, в мое лоно, в самую мою суть, а потом выплеснуться в мои вены дивным нектаром, шелковистым наслаждением и пронизывающим заходящимся лунным светом.

Кастор Трой впечатывает в мои губы жгучий поцелуй и, крепко зажмурившись, я понимаю, что долетела.

Долетела до самой луны…

ГЛАВА 16

Епитимья

Я стояла напротив зеркала, абсолютно обнаженная. Холодные капли леденили кожу, но полотенце в душ я специально не взяла. Мне хотелось померзнуть. Хотелось остудить не только голову, но и тело.

Осторожно беру с постели приготовленные алые трусики из тончайшего и очень мягкого кружева. Никогда бы не подумала, что кружевное белье может быть таким удобным. Никогда бы не предположила, что в таком чувствуешь себя сексуальной, даже зная, что оно скрыто твоей одеждой.

Гипюровый бюстгальтер с узорчатой тесьмой составляет комплект к трусикам — такого пламенеющего цвета, что от него невозможно оторвать глаз. Как невозможно оторвать глаз от моей аппетитной груди, которую подчеркивает кружево и красный цвет. И никакой пуш-ап мне совершенно не нужен!

Дальше… Колготки. Знаменитые «Моншелье» с имитацией чулок. Нежные и лёгкие, как паутинка. Никакого сравнения с «Любавой». Никакого. До бедер капрон довольно плотный, но выше — совсем тонкий, с более плотными ажурными линиями, имитирующими подвязки, как будто на мои ноги и вправду надеты чулки.

Облизываю пересохшие губы и снимаю с вешалки платье.

Прямое, темно-коричневое, длиной ниже колена, с дурацкой тесьмой по подолу, толстыми пуговицами и нелепым воротником водолазкой.

И оно скрывает все.

Я как будто надела на себя мешок из-под картошки с прорезями для рук и головы. И стала обычной Моникой. Дурнушкой Моникой Калдер, которую в школе дразнили Мадам Флюгер и которая на все сто процентов была уверена, что в этой жизни она едва ли достойна чего-то хорошего.

Идеальный архивный работник. Скромная серая мышка, выглядящая совсем уж жалко на фоне уверенных в себе и раскованных подруг.

Но я помню, что под этим платьем. Ни на мгновение я не забуду, что под ним. Как ни на мгновение не забуду ту ночь, перевернувшую мой мир.

— Моня, а я тут яичницу с беконом поджарила! И кофе заварила! Ясочка моя, глотни кофе — он тебя взбодрит!

Бросив взгляд на наручные часы, понимаю — одевалась слишком долго и времени, чтобы позавтракать, у меня уже нет. Поэтому яичница и гренки в расписной тарелке, дожидающиеся меня на обеденном столе, так и остаются нетронутыми.

На кофе его тоже, к сожалению, нету. А жаль, бабушка варит превосходный кофе!

Единственное, что я действительно могу себе позволить — это залпом выпить стакан апельсинового сока.

— Бабуль, таблетка! Кладу ее вот тут, рядом с чайником — ты сразу заметишь. Не забудь, пожалуйста выпить ее в обед! На всякий случай я поставила на твой телефон напоминание. Это “Теагаст”, который тебе доктор Румкорф прописал. Очень хорошие таблетки, но, чтобы они подействовали, ни в коем случае нельзя пропустить даже один прием!

Да, именно так и было написано в инструкции — таблетки на основе вампирской крови имели накопительный эффект и важно было строго соблюдать дозировку. Они действительно обладали мощным действием, сродни волшебному. Бабушка принимала их всего три дня, а результат уже был налицо.

— Да помню я, помню я про “Теагаст”, ты из меня совсем безумную старуху-то не делай, — усмехнулась бабуля, а потом внезапно накрыла мою кисть своей мозолистой ладонью. — А еще я помню, что стоили они очень дорого. Монечка, откуда ты взяла такие деньги?

— Ну, бабуль! Я ж тебе рассказывала — я теперь дополнительно работаю секретарем помошника комиссара, а еще мне выдали премию!

— Нет. Дело не в работе, Моня. Что-то в тебе поменялось. Я чувствую…

Кастор Трой с сигаретой в пальцах, развалившись, восседал на оттоманке, откинув голову назад, а я, обнаженная, лежала у него на коленях, глядя снизу вверх. Мои распущенные волосы рассыпались по его коленям по каретке — их было так много, что, казалось, ими можно набить целый диван. Выпуская дым в потолок, Трой перебирал их и гладил, как хозяин гладит любимое домашнее животное — кошку или собаку, думая о чем-то своем.