Дикая орда - Робертс Джон Мэддокс - Страница 12

– А ты ее опиши, Мансур, – лукаво попросил один из них. – Любой талантливый поэт сумеет так описать свою возлюбленную, что остальные легко смогут ее представить, даже не зная имени.

– Волосы ее, друзья мои, черны, как полуночное небо…

– Да вряд ли во всей Согарии найдутся волосы другого цвета, разочарованно протянул лукавый собутыльник Мансура.

– Кожа ее бела, как восходящая луна…

– А поточнее нельзя, Мансур? – попросил "самоубийца". Вдруг поэта словно осенило:

– Подождите! Я знаю, как рассказать вам о ее несравненных качествах.

Он потянулся к другому сапогу и извлек скатанные в трубку бумажки.

– Как раз сегодня я посвятил ей стихи. Эта безделица, пока еще черновик, всего-то двести девяносто семь строк. Я…

Мансур поднял взгляд и увидел, как последние из его друзей спешно – кто в дверь, кто в окно – выскакивают из харчевни. Юноша смущенно оглядел опустевший стол. Потом сел и с горя осушил полную чашу вина.

– В наше время не осталось ни мужества, ни чести, – пробормотал он, ни любви к поэзии. – Тут он огляделся, ища поддержки, как раз вовремя, чтобы заметить хозяина. Судя по всему, трактирщик вознамерился получить плату. Мансур понял, что настало время спешно уносить ноги.

Вылетев на улицу, он резвой рысью направился в сторону княжеского дворца, по пути размышляя о превратностях своей судьбы. Как всякий поэт и философ, он понимал, что обречен всю жизнь сносить насмешки товарищей. И в любви ему тоже не на что было рассчитывать, поскольку лишь самая необыкновенная, самая прекрасная дама могла тронуть его сердце. И Мансур нашел такую, нашел в своем родном городе. Но она, как и следовало ожидать, принадлежала к очень высокому роду; юноше из бедной рыцарской семьи нечего и мечтать о подобной возлюбленной.

Как и все честолюбивые юнцы, Мансур был слишком горд, чтобы служить при дворе мальчиком на побегушках, и слишком беден, чтобы иметь какие-нибудь выгодные связи. Кое-как он зарабатывал уроками фехтования в школе мастера Накшафа. Дело это нехитрое – учить балбесов-переростков основам боя. Однако все, что связанно с оружием, Мансур считал чуть ли не священным. Сейчас юноша мог гордиться своим мастерством. Он еще мальчиком упросил отдать его в фехтовальную школу. Сначала старый учитель пренебрегал им, но потом принял, а приняв – высоко оценил. В конце концов старик сделал Мансура своим помощником и даже намекал, что, может быть, когда-нибудь способный молодой боец займет его место.

Мансур на ходу вытащил клинок и провел сложную атаку, – провел безупречно, хоть пребывал сильно под хмельком. Вооружен был юноша туранской саблей, с одной стороны острой как бритва и слегка искривленной. Тонкий и легкий туранский клинок в умелых руках превращался в смертоносную молнию. Мастер Накшаф заставил Мансура освоить в совершенстве все известные типы клинков, но эту легкую саблю юноша полюбил больше всего.

Он направился к задней стене дворца и отработанным движением спрятал саблю в ножны. Мансур разыскал место, где по стене вилась старая виноградная лоза, кривая, толстая и шишковатая. Юноша оглянулся; переулок, по которому он шел, был пуст. Ни один караульный не показывался на стене. Довольный, что его не видят, Мансур принялся карабкаться наверх.

"Вот еще одна примета упадка, – думал он, – подобной живой "лестнице" позволяют расти прямо на дворцовой стене". То, что это упущение дворцовой стражи как раз и позволяет ему видеться с воз люб лен иной, отнюдь не уменьшало праведный гнев Мансура. Взобравшись наверх, он спрыгнул в маленький дворик. Было тихо. Он прошел мимо бассейна в середине дворика и вышел на веранду – на таких в жаркое время прячутся от солнца знатные дамы. Осторожно ступая по покрытому замысловатым орнаментом мрамору, юноша еще раз огляделся и страстным шепотом позвал: "Ишкала! ". Он ждал затаив дыхание. Каждый раз, когда Мансур проникал сюда, он понимал: в один прекрасный день вместо возлюбленной может появиться десяток свирепых княжеских воинов.

– Мансур? – стройная фигурка появилась в дверях, расположенных за мраморной оградой. Мансур, не помня себя от радости, бросился вперед и обнял возлюбленную.

– Госпожа моя, любимая моя, как я тосковал по тебе с тех пор…

– Мансур! Ты опять пьянствовал со своими дружками! От тебя несет, как будто ты ночевал в винной бочке.

– Мне нужно было выпить, чтобы забыться, любовь моя, а иначе мысли о тебе затмевают все на свете. И если бы долг чести повелел мне обнажить меч, я бы…

– Прекрати эту болтовню, – прошептала девушка, – случилось нечто ужасное.

Мансур мгновенно протрезвел.

– Тебя с кем-то обручили?

– Немногим лучше. Этот страшный туранский колдун сегодня вечером был при дворе. Я, как обычно, спряталась за троном, чтобы послушать, о чем они говорят. Скоро начнется война!

– Война! – В голове у Мансура тут же возникли сияющие картины великих сражений, где он покроет себя неувядающей славой.

– Колдун Хондемир говорит, что может предотвратить войну.

– Какая жалость, – разочаровано протянул Мансур.

– Он собирается отправиться в поход в далекую пустыню и там сотворить какое-то ужасное колдовство, дабы уничтожить кочевников.

– Из-за этих колдунов мы окончательно утратили воинскую честь, возмущенно фыркнул Мансур.

– Все намного хуже. Хондемир сказал, что для этих чар ему нужна я.

– Ты? Может, лучше объяснишь все с самого начала? Княжна поведала влюбленному поэту о том, что услышала из своего укрытия.

– Сегодня вечером, – рассказывала девушка, – ко мне подошел командир дворцовой стражи и объяснил, что я должна подготовиться к долгому походу. Нас будут сопровождать Красные Орлы. Колдун обещал, что мне от его чар ничего не сделается, но я не так доверчива, как мой отец. Я сердцем чую проклятый туранец хочет обрушить на город злобные силы.

– Я этого не позволю, – вскинулся разгневанный Мансур. – Я потребую у князя аудиенции.

– Любимый, дворцовая стража тебя даже на порог не пустит, – вздохнула княжна. – Я должка подчиняться отцу, даже если он поступает глупо.

– Я не могу остаться в стороне! – воскликнул в отчаянии Мансур. – С тех пор как мое сердце бьется в такт с твоим… с той минуты, как рука судьбы толкнула меня перелезть через дворцовую стену и найти тебя… когда глаза мои… – Мансур еще некоторое время продолжал в том же духе.

По правде говоря, дело обстояло несколько прозаичнее. Просто в один прекрасный день, несколькими неделями раньте, юноша гулял с дружками поблизости от дворца. Приятели-то и подбили Мансура взобраться на стену. Он принял вызов, залез наверх, цепляясь за виноградную лозу, и только повернулся, чтобы отвесить поклон, как вдруг потерял равновесие и упал во внутренний двор, прямо на цветущий душистый куст. Когда у юного смельчака перестало кружиться в глазах, он обнаружил, что пред его взором стоит чудесное видение, настолько прекрасное, что он и вообразить ничего подобного был не в силах. Но сейчас Мансур уже подзабыл далеко не героические подробности знакомства с княжной, сам поверив в ту сказку, что придумал для своей возлюбленной.

– Ты должен уйти, – втолковывала юноше Ишкала. – Охранники-евнухи сейчас начнут обход. Ты должен обо мне забыть. Если я вернусь из похода хорошо. Если нет, найди другую подругу. – Последние слова девушка произнесла уже сквозь слезы.

– Я придумаю что-нибудь, любимая, – пообещал Мансур. – Не знаю пока что, но обязательно придумаю. И буду всегда рядом с тобой!

В глубине двора послышался размеренный лязг доспехов – это шел стражник. Влюбленные бросились бежать. На прощание поцеловав княжну, Мансур подбежал к стене и на этот раз спустился не по виноградным ветвям, а по обычной лестнице.

Потом он уныло бродил по саду рядом с дворцом. Как ему исхитриться, чтобы оказаться рядом с любимой? Ведь он так нужен ей в этот трудный час. Мансур решил было пойти к дому Хондемира и вызвать мага на поединок. Но куда там! Несомненно, этот негодяй прибегнет к каким-нибудь бесчестным колдовским приемам… Мансур бросил взгляд на серебристый лунный серп, видневшийся меж двух высоких деревьев. Бедный страдалец решил сочинить стихи в честь Ишкалы, сравнив ее красоту с красотой луны. Эта мысль показалась ему весьма оригинальной…