Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 35

А: «Пока сложно сказать».

С: «Неделя? Месяц? Год? Сколько мне ждать?»

А «Не истери, как…»

С: «Так, по-твоему, я истерю?»

А: «Да».

С: «За что ты меня наказываешь?»

А: «Я не могу больше это продолжать».

С: «Хочешь, чтобы я съехал?»

А: «По-моему, этого хочешь ты».

С: «Скажи, что всё ещё меня любишь».

А: «Господи, ты серьезно?»

С: «Мне не нравится, как ты относишься ко мне».

А: «Зачем ты всё усложняешь?»

С: «Я понял».

А: «Нихрена ты не понял!»

С: «Так объясни».

А: «Я устал».

С: «От меня?»

А: «Только такой можешь сделать вывод?»

С: «Только такой».

А: «Ты предсказуем».

С: «Знаешь. Действительно хватит. Хватит со мной так…», — он не знал, чем закончить фразу, бросил ему писать. Алекс тоже не ответил. Вышел из сети.

К началу июня Симон поселился у мамы, возвращаться в свою квартиру не стал, остаться одному было опасно. Он прислал ключи от дома на адрес Авро и Оливии и больше не писал Алексу. Старался отвлечься, но сны не давали. После переезда он отработал на двух фотоссесиях в Москве и вернулся домой полностью обесточенным. Вопреки ожиданиям, не отпустило, стало только хуже. Симону казалось, он умирает и не ему одному. Мела понимала, что у сына депрессия, и если ничего не предпринять, всё закончится очень плохо. Симон сказал, что хочет уйти из профессии, он почти не спал и много курил, игнорировал контракты и перестал выходить из дома. Она высказал ему свои опасения и предложила выбрать лечебницу. Симон обещал подумать. А утром позвонил менеджеру и согласился на новый контракт. Он уехал в Ниццу в середине июня, дальше были Стокгольм, Канада, Штаты, он не хотел возвращаться в Прагу, стал ненавидеть это место. Больше не пытался набрать ему, хоть и думал постоянно, пил таблетки от головной боли и никого к себе не подпускал, а желающих становилось всё больше.

Кажется, это случилось в Нидерландах. После активного съемочного дня, они забрели в бар с парнями и несколькими девушками-коллегами. Заказали изолированную кабинку, много алкоголя и еды. С недавних пор Симон воскресил свой инстаграм и нечасто что-то постил на радость подписчикам. В самый разгар отдыха завибрировал телефон, номер был не знакомый, не задумываясь он смахнул в сторону, отвечая. От тембра заледенели пальцы, он перестал что-либо различать перед собой.

— Симон, это я, — произнесли в трубке. — Мы можем увидеться?

— Кто это? — не мог поверить Симон.

— Это Алекс, — прозвучало с нажимом, раздражающе, будто ножом по металлу.

— Я… Я. Меня нет, — вышло спутано и глупо.

— Я знаю, что ты не в Праге. Я вылетаю сегодня. Мы можем?..

— Не можем. Не звони сюда больше, — он сбросил вызов. Трясущимися пальцами достал симку, а потом долго смотрел, как она догорает в пепельнице.

— Надеюсь, ты сохранил контакты хотя бы на корпоративной, — предположил Эли — парень-модель из французского агенства, с которым Симон сблизился больше, чем с остальными.

Ответа не последовало.

— С тобой всё в порядке? — Элиоту не нравился тяжелый взгляд, будто смотрящий сквозь него.

— Да. Всё хорошо, — произнес севшим голосом. — Нужно выпить. — Прохладная водка вместо анестезии, той ночью они набрались в хлам. С Элиотом целовались весь вечер, снимая отрыв на телефон. Симон постил развратные сторис, тут же их удаляя. Но несколько всё же оставил. Элиот отметил его на фотке, где сам, оседлав бедра друга и прикрыв глаза, касался языком его блестящей верхней губы, руками пробравшись под футболку. Самым первым в списке комментов под фото был один особенный, на чешском:

«Когда я найду тебя, будет больно, не сомневайся». Симон заблокировал Алекса в инстаграмме, коммент удалил, предварительно зачем-то заскринив. Когда с обрыванием последних нитей прошлого было, на его взгляд, покончено, он пошел к бару и, сняв первого приличного мужика, повез к себе в гостиницу для завершения обряда прощания.

Чужие поцелуи были либо слишком мягкими, либо жалящими. Он не запомнил имя «счастливчика» и называл тем, какое приходило в голову каждый раз, как собирался о чем-то попросить. Они разделись быстро, ещё быстрее оказались в кровати. Симон не хотел целоваться, хотел, чтобы всё уже поскорее закончилось. Услышав липкий звук раскатываемого по стволу презерватива, он развел ноги и прикрыл глаза, хоть в номере и без того было темно. Мужчина целовал его, спускаясь все ниже, начал отсасывать, приставляя пальцы ко входу. У Симона закружилась голова от звуков, которые тот издавал ртом, пальцы, оказавшиеся слишком острыми и холодными, причиняли боль. Совсем скоро Симон почувствовал, как головка тычется между ног, он начал понимать, на что подписался. Парень передергивал его член всё резче, очевидно добиваясь признания.

— У тебя совсем не стоит, — прозвучало в темноте на английском. От британского акцента голова разболелась до тошноты, Симон оттолкнул парня и побежал в ванную. Его скрутило над унитазом. Желудок освобождался от слишком большого объема спиртного и скудного ужина. Включив душ, Симон забрался в ванну и сел, подтянув коленки к груди. Прохладная вода стекала по лицу, в размытом фокусе он видел линии на белом кафеле и хромированную ручку двери. Ручку, замок под которой он провернул, чтобы никто не вошел к нему. Наклонив голову, уперся лбом в колени и, прикрыв веки, заплакал — сначала тихо, поскуливая, но истерика нарастала, через минуту он уже, не сдерживаясь, рыдал, и никакой шум воды не мог заглушить стоны. Симону было плевать, если кто-то его услышит, ему хотелось, чтобы всё это уже закончилось, но он не видел выхода совсем.

Больше не пытаясь заклеить дыру в груди случайными связями, он отработал по контракту ещё полторы недели. Его волосы снова стали короткими, для фотоссесии стилист обесцветил их, и теперь, когда Симон проезжался ладонью по затылку, обычно мягкий «ёжик» непривычно жестко колол кожу. Позвонив домой, Симон предупредил, что образуется брешь в расписании, он соскучился и обязательно приедет совсем скоро. Мама была рада его слышать, но голос её звучал все же настороженно.

***

Один не отходил от него весь вечер. Мела отметила, что вид у сына стал только хуже:

— Ты принимаешь что-нибудь? — спросила она за ужином.

— Наркотики?

— Я имела в виду антидепрессанты, но раз уж ты сам начал эту тему.

— Нет я не принимаю ничего такого. Иногда курю травку, как и раньше.

— Ни с кем не встречаешься?

— Перестань, пожалуйста.

— А я вот встречаюсь.

На лице сына глаза озарились слабым блеском, он отложил вилку, которой без интереса уродовал брокколи.

— И кто он?

— Парень из музыкального магазина. Мы учились вместе в университете, я зашла недавно, колонки сломались, я тебе писала. В общем, зашла в магазин. И он там, помог мне выбрать. Мы разговорились. Было уже три свидания, сюда пока не приглашала, но думаю.

— Это супер. Почему раньше не говорила?

— Ну, ты ведь редко отвечаешь на звонки.

— Мам…

— Не собиралась тебя укорять. Прости.

— Ничего.

— Так, кстати, не одна я считаю.

— Не понял.

— Ты не только мне не отвечаешь. Алекс заходил, сказал, ты не захотел разговаривать…

Симон выронил нож на пол, пальцы онемели.

— Что он хотел?

— Твой новый номер.

Симон накрыл лицо руками, упираясь локтями в стол.

— Я не дала, не переживай. Поняла всё и так.

— Что ты сказала?

— Что ты уехал, работаешь.

— Только это?

— А что ещё я могла сказать?

— Как я загибался здесь без него, например.

— Нужно было?

— Ты точно не сказала?

— Я уже ответила.

Симон встал из-за стола и пошел в ванную. Она пошла следом. Он умывался, она смотрела ему в спину.

— Что он хотел? Что говорил?

— Спросил номер. Сказал, что ему передали твой комплект ключей. Побыл немного с Одином.