Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 21

— Алекс…

— Просто ответь, — он заставил его развести бедра ещё шире, уперевшись в них плечами.

— Fick mich Zunge.

— Как скажешь, — улыбнулся, наклоняясь.

Книжка упала на пол.

— Ты для этого побрился, — проговорил Симон глухо, пряча лицо в сгиб локтя. Вместо ответа получил шлепок по заднице, звонкий и хлесткий.

— Halt die Klappe und beweg dich nicht, * — эхо разнесло его голос по всему бассейну, как и звонкие удары.

— Ты. Ты говоришь… — он попытался посмотреть через плечо, но очередной, куда более сильный, шлепок пришелся по другой стороне. Симон выдохнул шумно, утопая в гулком эхо.

— Я же попросил: заткнись и не двигайся.

Он чувствовал, что едет крышей от этого… Своенравного, раскрепощенного, продуманного и похотливого… Но продолжал молчать. Новый шлепок вырвал из мыслей.

— Guter Junge, ** — сплевывая и растирая, проговорил Алекс сосредоточенно.

Симон провел по затылку руками, чувствуя сразу за своим прикосновением его, поцелуй и касание самыми кончиками пальцев вдоль всего позвоночника, отчего всерьез выступили слезы.

— Попроси меня ещё, — Алекс провел языком по тугой, немного припухшей звездочке.

— Fick mich mit den Fingern bitte, — он входил во вкус игры, часто-часто облизывая губы.

— Bitte, — согласился Алекс.

Он его дразнил, сперва пальцами: надавливая большим, но не проникая, водил по окружности и гладил промежность. Симон по инерции приподнял бедра, раскрываясь сам от таких заигрываний, и почувствовал укус в ягодицу — сначала в одну жалящий, а потом поцелуй в другую. Он опустил голову на руки, ложась полностью на шезлонг.

— Fick mich in den Arsch, — попросил самым безобидным тоном, на который был способен.

— Грязный мальчишка, — хриплый-хриплый, ухмыляющийся голос ласкал слух, а его дыхание — кожу. — За такие слова тебе нужно рот вымыть с мылом. Или отшлепать…

«Он больной. Больно-больной…» — как же ему такой Алекс нравился: жадный, берущий то, что хочет и как хочет. Заходящий настолько далеко, что сложно осмыслить.

Симон улыбается, становясь мягким под его пальцами. Оставляя блестящий след на коже, Алекс подсовывает руки ему под бедра и устраивает ладони на напряженных ягодицах, чтобы открыть для себя лучший доступ. От всех этих приготовлений Симон только тяжелее дышит, а потом чувствует, как натягивается кожа, тело расслабляется под напором языка и мягко его принимает много-много раз.

— Трахнуть меня жестко, — стало не до немецкого, он просто говорит, то что нужно сделать.

Пальцы проникают, медленно скользя. Алекс услышал выдох слишком отчетливый и влажный в акустике кафельных стен, посмотрел на напряженные лопатки. Симон гладил свою шею и плечи, явно нуждаясь в тактильном контакте, в прикосновении его рук, и это очень льстило. Он высвободил руку и нашел напряженный и уже слишком твердый член. Аккуратно отвел его от живота книзу и взял в рот только головку, массируя пальцами раскрывающееся отверстие. Желание для Симона стало сродни тихой боли. Для всего лишь второго дня их совместного уик-энда это было слишком. Запредельно откровенно и бесстыдно. Он встал на четвереньки, подтягивая за собой и Алекса, завел за спину руку и нашел его член, головкой надавливая между собственных ягодиц, не понимая какого черта он медлит. И почувствовал шепот в шею:

— Нет, нет, нет — ночью кто-то и так переусердствовал.

— Ты издеваешься?

— Я всё вижу сам, — он надавил пальцами, так и не проникая. — Поэтому только римминг, детка. Расслабься и дай сделать то, что хочу.

Тихая боль у Симона внутри становилась настоящей и безысходной.

— Я хочу тебя, разве ты не понимаешь?

— Хочешь хромать на своём подиуме?

— Просто будь осторожнее.

— Я осторожно не умею.

— Но и я не девственница, — психовал Симон.

— Ложись, — попросил твердо.

Лег щекой на шезлонг, прогибаясь ниже, демонстрируя согласие, но опустил руку между ног, находя вход и проталкивая в него пальцы, почувствовал захват на запястье, но почти сразу Алекс отпустил его, завороженный зрелищем.

— Нечестно играешь.

— Ты, блин, честно…

— У тебя красивые руки, — он провел по тонким пальчикам, проскользнувшим в тело, не в силах смотреть, как он дразнит себя. Алекс отвел его руку, снова касаясь губами, вслушиваясь в стоны, делая его максимально мокрым. А Симон не унимается, подливая в огонь масла:

— Ich will wirklich, dass du mich fickst, — раздвигает половинки и шепчет: — Только осторожно, постарайся и всё получится.

И больше не до игр. Он смотрит на голые плечи, спину, линию позвоночника — в этом столько тепла, столько нежности, в его голосе столько доверия. Алекс моргает и больше не спорит, потому что быть с ним сейчас важнее, чем всё остальное. Все объективные причины — больше не аргумент, ему важно физически ощутить их близость, и единственный путь известен — быть внутри его тела. Алекс сплевывает ещё раз и медленно-медленно входит, действительно стараясь быть осторожным. Симон дергается навстречу с такой силой, что приходится тормозить.

— Осторожнее, рабочий станочек… — но тут же затыкается оттого, как Симон выгибается, пропуская в себя член. Выпрямляется и опускается на ствол мягко и медленно, полностью раскрываясь. Чувствуя на животе горячие руки, и снова соскальзывает.

— Я сам тебя трахну, mein Schatzi, — сверкает глазами через плечо и улыбается. И это так пошло, так заводит. Алекс поддерживает, пока он трахает себя его членом. Но в какой-то момент понимает: «поиграли и хватит». Возвращает его снова вниз лицом, входит на всю длину и выходит обратно под стоны на весь бассейн, сжимает бедра, фиксируя в одном положении и вталкивается вновь. Амплитуда небольшая, он старается не жестить, но со стороны оценить сложно. Погрязнув в процессе: в плавных движениях гибкого тела, в его тепле и откровенности, чувствует, как накрывает — сильно и безвозвратно, будто волной сносит. На какое-то время пропадает картинка, Симон же рвано вздрагивая, вновь упирается влажной рукой в хлипкий шезлонг и замирает.

Алексу нужно пару минут, чтобы прийти в себя. Когда помехи рассеиваются и картинка восстанавливается, он видит темно-русый затылок и голое плечо, изгиб шеи, пальцы поглаживающие ворсинки белого полотенца. Симон ждет его. В сердце будто заноза. Алекс выходит осторожно, трогает его затылок и целует ниже линии волос.

— Ты как?

Почувствовав, как из него снова вытекает, Симон понимает, что его состояние от этого ощущения уже тянет на фетиш. Он вскользь вспоминает о пачке презервативов на дне рюкзака, которые купил специально перед визитом в Берлин, и так же благополучно забывает о ней.

— Пойдем поплаваем, — морщась встает, но улыбается. Алекс оценивает — глаза у Симона красные, слезятся, как после прихода, но судя по довольному виду, не похоже, что будут претензии.

В прохладной воде Симон немного кривится, забираясь на него и обвивая ногами.

— Сам виноват, — укоряет Алекс, замечая дискомфорт по лицу.

— Ты издеваешься?

— Вечером сделаем перерыв.

— Уверен? Ты сейчас хотел сделать.

Алекс смотрит на него улыбающегося, бледного с красными губами и горящими чистыми глазами, и понимает, что наверное это уже не влюбленность. Он гораздо большее. Но молчит, слушая, как Симон переваливает ответственность:

— Ты виноват, Саш. Сам начал.

— Знаю, всегда не умел сдерживаться. — Появляется нервная дрожь, Алекс прикрывает глаза, чтобы унять её, и прижимает Симона крепко, целуя в изгиб шеи, прислушиваясь к себе.

— Вот и я так же, — он поглаживает его спину, ему спокойно вот так с ним болтать об их сексе и смеяться друг над другом. Ему кажется, что они знакомы всю жизнь, и даже не верится, что по факту, это всего лишь третий день их совместного чего-то.

— Не умею сдерживаться, — повторяет Алекс, зависая на одной мысли. «Это чувство внутри не развеивается. Это очень похоже на то настоящее, что бывает между людьми, которых потом так больно терять. Это жутко и это спасительно. Между ними всё развивается слишком быстро, слишком быстро устанавливается взаимопонимание, поэтому назвать всё фальшивкой нельзя» — Алекс не подает вида, что загнался, кивает на его слова, пытаясь не выдать лицом степень внутреннего конфликта. Что с этим делать, он не знает. После развода он всегда боялся, что такое повторится. И стоило расслабиться, убедившись за много лет, что уже не испытаешь ничего подобного, как бах. И имя ему Симон.