Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 15

После трех недель переписки Алекс готов наложить на себя руки оттого, как хочет его, и «увидеть» здесь уже не на первом месте. Он его хочет пальцами, языком, губами, всего полностью, без исключений, от макушки до пяток. И он не может к нему приехать, потому что ходит на консультации и готовится к пластике.

Симон ежедневно присылает фотоотчеты — целые вереницы фоток, начиная с утренних. Вечера же он редко проводит в постельке, всё чаще на вечеринках, где всегда самый красивый среди всех тех притягательно-отталкивающих, а порой и откровенно омерзительных фриков. И Алекс знает — Симон дразнит его — выражением лица, приподнятыми худыми плечами, тонкими запястьями, пальцами в колечках, которые лежат чаще всего на чьих-то таких же худых плечах. Он едва прикасается на этих фото к своим «друзьям», но стоит все равно слишком близко. Ревновать глупо, Алекс ничего и не пишет ему про ревность, но от этого в его сердце её меньше не становится. На расстоянии им проще и тяжелее одновременно. В онлайне они только вдвоём, без лишних глаз и ушей, и только сейчас Алексу кажется, что он по-настоящему узнает Симона, видит его реальную жизнь на этих фотках, понимает, что он за человек, но при этом это всё тот же Симон, который просил его тогда дать ему время, и чего Алекс не сделал. Точнее, просто похерил это время, и теперь с трудом вспоминает на что.

А: «Если ты переспишь там с кем-то, пообещай, что я никогда об этом не узнаю. Это единственное, чего я не хочу о тебе знать».

С: «Ты боишься этого?»

И по их общим установленным правилам Алекс обязан отвечать честно. Он накрывает подушкой голову и накрывает её сверху руками, он представляет, как Симон трахается с кем-то, с кем-то самым красивым, а потому опасным, с тех фоток, он представляет его губы и прикрытые глаза. Обожженную спину тянет, когда он так лежит, но куда больше боли ему доставляют всплывающие в издергавшемся сознании образы, и он рычит, глуша себя подушкой, кусает простынь, и ещё у него дико стоит оттого, что на том конце Симон всё ещё ждет его ответа. Как сказать, что уже месяц дрочишь на его утренние невинные фотки, где нет даже намека на похоть? Но ты хочешь его такого сонного и расслабленного, будто он сам себя задрочил накануне. Дрочить на фотки лучшего друга своей младшей сестры, в которого она ещё и влюблена — дурной сон, воплощенный в реальность. Но Алекс в своей голове уже отбил у Киры своё право на него. Симона он делить больше ни с кем не станет, иначе просто разрушится что-то у самого внутри.

С: «Так что ты ответишь, Алекс?»

Слышен звук входящего. Алекс убрал подушку, перевернулся и взял телефон в руки.

А: «Что именно ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы ты с кем-то спал».

Пока там набирали текст, Алекс вспоминал их разговор в одну из недавних ночей: изрядно загнавшийся Симон задвигал ему преимущества их положения. С трудом формулируя, что отсутствие физической близости не дает остыть влечению, а он не чувствует себя живым, когда не влюблен, поэтому, чем дольше не будет реального секса, тем крепче их связь. А Алекс только и услышал это «влюблен» из всего неразборчивого контекста, оно впилось в мозг: проскочило иглой из динамика и застряло глубоко в коре. При любом другом раскладе он бы уже покупал билет до Канады, где Симон работает на очередном показе своего Gucci, но спина, больничный, операции.

С: «Я, конечно, не планировал на все 100, но и целибат не принимал», — пришло в ответ.

Выматерившись, Алекс закусил губу, чтобы было больно, чтобы не написать ничего такого, о чем пожалеет. Он знает — так Симон мстит, потому что ещё не простил, он и не скрывает.

А: «А если я попрошу тебя? Очень серьезно попрошу?»

С: «И что мне за это будет?»

А: «Что хочешь», — отправляет и уже жалеет.

С: «То есть, я не буду ни с кем спать, и ты тоже?»

Алекс выдохнул носом медленно, точно перед трамплином, когда идешь на серьезный риск.

А: «Да», — Алекс хочет, но не говорит, что ему даже думать о сексе с кем-то, кроме Симона, с недавних пор противно до тошноты.

С: Череда хлопающих в ладоши ручек и смешных рожиц.

Алекс улыбнулся неосознанно.

Симон присылает сердце, и пишет:

С: «Только знаешь что?»

А: «Что?» — нервы сдают. Алекс уже проклял тот трюк, на котором получил эти ожоги, из-за которых привязан к больнице. Иначе, они не страдали бы всем этим, он бы просто к нему прилетел.

С: «Мы можем попробовать вирт».

«Детка», — прошептал, жалея, что не может приласкать его прямо сейчас.

А: «Я уже давно с тобой сплю».

С: «Это как?» — желтая рожа с выпученными глазами.

А: «Это ужасно».

С: «Пугаешь меня».

А: «Фотки. Мне нравится та, где ты только проснулся, без футболки и губы у тебя ещё сухие, потрескавшиеся».

С: «Так ты это?»

А: «Ага».

«Мне плохо, я хочу касаться».

Симон лукаво улыбнулся: «Вселенная всё видит. Это тебе за то, что сделал со мной», — он закусил губу и расставил ноги шире, сфоткал свой живот и тонкую резинку белых трусов. «Отправить».

С: «Хочешь больше?»

А: «Твою мать…», — и хочется написать, чтобы остановился, потому что и без того член от дрочки уже саднит, но Алекс пишет совершенно противоположное и честное одновременно: «Да».

С: «И насколько далеко ты готов зайти?»

А: «Очень далеко и… глубоко» — и злится на Симона, потому что понимает, что подлинная власть в тонких пальцах обиженного на него мальчишки, который так далеко, но при этом так опасно повышает ставки.

С: «У тебя стоит?» — Симон не желает передавать инициативу, сегодня он будет сверху, хотя бы в своих представлениях о них.

А: «Ты даже не представляешь, как долго и насколько сильно».

С: «У Халка большой член», — и пульсирующее сердце присылает. Напоминает тот разговор, когда Алекс его оставил, перед самым отъездом. Алекс понимает, что Симон хочет сказать и чем уколоть. Но следом приходит: «Хочу увидеть твой болт».

«Сука», — шепчет взрослый и опытный, чувствуя себя на нитках у кукловода — как непривычна ему эта роль. Но проходится рукой по стволу, горячей ладонью обхватывая его. Его имеют, нагибают, находясь за тысячи километров, этот… милый парнишка… Но дико хочется, чтобы член сейчас сжимала не собственная рука, а тонкие, изящные пальцы в этих совсем незаметных, на первый взгляд, кольцах, как на тех фото; или, блядь, его губы, которые Алекс видит сейчас на новой присланной фотке: ярко вишнёвые, приоткрытые и влажные, горящие на бледной, почти голубой коже. «Разве бывает у людей такая кожа, или это фильтр», — снова мысли утекают, но следующее фото возвращает в реальность: язык между губами, такой же вишневый, но все равного немного светлее.

С: «Хочу увидеть твой болт», — повторяется и злую рожицу шлет.

Будь, что будет. Алекс ложится осторожно на спину, приспускает светлые клетчатые штаны, стоящий член предсказуемо направлен вверх, головка едва касается пупка, русая дорожка, тату на бедре до колена — всё попадает в кадр.

Отправлено, прочитано, он ждёт ответа, но ответ не приходит.

А: «Ты там?»

С: «Мне плохо, я так давно один и так хочу твой член внутри. Но он очень большой, я боюсь, что будет больно».

Алекс перечитывает каждое слово по десять раз, сжимает ствол, двигает кистью.

А: «Хочу тебя видеть. Позвони по видео связи. Покажи мне себя».

Трубка вибрирует. Видео звонок. Его имя. Алекс смахивает в сторону, отвечая на вызов. Видит его губы, которые он фотографировал минуту назад, его номер отеля: бежевые стены, он один на белоснежной кровати в тонкой, обтягивающей каждый небольшой, но рельефный мускул кофте цвета кофе с молоком, с высоким горлом, поэтому не видно шеи. И в трусах — белых, узких, слишком коротких шортах, дальше, кажется, манжеты белых носков на щиколотках, но Алекс не видит полностью. Теперь снова лицо. У него пирсинг: тонкое колечко в носу по центру, септум, уж о проколах и татуировках Алекс знает всё. Только он не знал, что у Симона в принципе есть этот прокол, так же, как не имел понятия о его татуировке: на правом бедре до выпирающий косточки, и дальше орнамент прячется под короткой кофтой. И у Алекса даже шрамы от нетерпения ноют — как только раньше, когда этот был так близко, ему и в голову не приходило рассмотреть всё в подробностях. О чём он только думал?.. А теперь вот — дрочи в сухой кулачок.