Ныряльщица - Эльденберт Марина - Страница 58

— Почему… Почему ты привез меня домой?

— Ты предпочла бы отель? Здесь нам точно никто не помешает.

Она кивает и отпирает двери своей лачуги. Удивительно, сейчас последняя не кажется мне настолько убого. Да, она не то, к чему я привык, но в комнате Вирны, куда мы вместе поднимаемся, каждая вещь говорит о ней. Свернутый на старом диване плед — о том, что Мэйс аккуратная. Изъеденный временем и ржавчиной, но не потерявший своей изящности светильник — о том, что она предпочитает уют. Детские рисунки на стенах — о том, что она любит своих сестер.

Почему я не заметил всего этого в прошлый раз?

Я закрываю дверь и подхожу к Вирне, обхватываю ее со спины, зарываясь лицом в ее волосы, прижимаю ее к своей груди. Какая она хрупкая. И ранимая.

Я уничтожу любого, кто причинил или захочет причинить ей боль.

Поэтому разворачиваю ее к себе лицом и говорю:

— А теперь рассказывай, что произошло.

— Что?

— Что произошло в «Бабочке»?

Мэйс бледнеет. Хотя, казалось бы, куда больше?

— Ничего не произошло.

— Брось. Я, конечно, уверен в своей неотразимости, но не хочу, чтобы ты меня целовала, потому что зла на кого-то или расстроена.

Мэйс запрокидывает голову и смотрит на меня так долго, что я почти сомневаюсь, что добьюсь от нее ответа.

— Ты можешь рассказать мне обо всем, — добавляю я твердо. — Если тебя кто-то обидел…

— Я кое-что узнала, — перебивает она. — О Лэйс. О моей старшей сестре… Она… — Вирна делает глубокий вдох, как будто собирается шагнуть в воду, причем не в бассейн, а в океан. По крайней мере, взгляд у нее в точности такой же. — Она была ныряльщицей.

Такого я не жду, поэтому мои брови приподнимаются.

— Откуда ты это взяла?

— От нее самой. Видела запись с ее сообщением. Она обращалась к нам, ко мне, Митри и Тай. Записала его на случай… Если не вернется.

Голос Вирны срывается, и я инстинктивно сжимаю ее в своих объятиях, защищая от любой угрозы. От всего на свете. Утыкаюсь подбородком в голубую макушку, и чувствую, как синеглазку слегка потряхивает от сдерживаемого напряжения.

Пытаюсь уложить в голове ее слова, но не очень получается. Ныряльщики — преступники, добывающие из затонувших городов ценные вещи и затем незаконно продающие их. Ныряльщики, в принципе, вне закона. И сестра Вирны была одной из них? В это верится с трудом, потому что я не знаю никого честнее и правильнее Мэйс.

— Она объяснила, почему это делала?

Кажется, Вирна напрягается еще сильнее, как силовое поле в моих ладонях во время тренировок.

— Понял. Тупой вопрос. Хотела заработать, зачем же еще.

Вирна отстраняется и смотрит на меня странно, будто уже жалеет, что рассказала мне.

— Ты знала, — говорю я, прищурившись. — Или догадывалась. Именно поэтому не хотела, чтобы я искал Лэйс.

Щеки синеглазки слегка розовеют, совсем чуть-чуть, но ее кожа такая светлая и тонкая, что сразу же выдает ее с головой.

— Знала! — Я отстраняюсь и отхожу к окну. Оно мутное от старости и налипшей со стороны улицы грязи, и вообще там смотреть особо нечего, но лучше смотреть в окно, чем на Вирну. — Почему ты ничего не рассказала после того, как я открыл свой секрет с раг’аэной? Или после того, как спрятал твою малышню? Из-за того, что я въерх? Или потому, что идиот, который считает, что ты в ответе за действия твоей сестры?

Я так распаляюсь, что не слышу, как Мэйс ко мне приближается. Она подходит бесшумно и обхватывает мою талию. Из меня снова будто вышибает весь дух, когда она прижимается грудью к моей спине, утыкается лицом между лопаток. Все мое раздражение мигом сдувается от одного прикосновения, от осознания, что моя девушка-океан первая обнимает меня. Второй раз за этой утро.

— Из-за твоего отца, — выдыхает она тихо.

— Я не мой отец, Вирна.

— Я знаю. Именно поэтому я все тебе рассказала.

Я поворачиваюсь, чтобы заглянуть в ее глаза, но Мэйс упорно прячет взгляд. А когда, все-таки смотрит на меня, в их глубине растерянность, подавленность и боль. Много боли, которую я бы забрал себе, если бы мог.

— Ты узнала, что с ней произошло?

— Нет.

Я понимаю, что с ныряльщицей могло служиться все, что угодно: начиная от встречи с Подводным ведомством и заканчивая тем, что Лэйс могла просто не справиться со стихией и не выплыть. Остаться на дне, и спасти ее было некому.

Мы это оба понимаем.

— Не вини себя, — говорю. — Ты за нее не отвечаешь.

— Я ничего не заметила, Лайтнер. Ничего не поняла, когда ей нужна была моя помощь.

По телу Вирны прокатывается дрожь, но ее глаза остаются сухими.

— Она ее у тебя не просила.

— Лэйс не хотела, чтобы мы пострадали. Хотела нас защитить.

Спорное заявление, учитывая, чем она занималась, но я придерживаю свое мнение при себе.

— И я очень этому рад. Тому, что она не втянула тебя в то, чем занималась.

Мэйс вздрагивает, и в ее взгляде мелькает беспомощность, которую мне тоже хочется стереть.

— Вирна, ты самая потрясающая девушка, которую я знаю. Ты не только красивая, умная и талантливая, твоей выдержке и целеустремленности можно позавидовать. Ты не побоялась пойти против Д’ерри. Не побоялась назвать меня засранцем в нашу первую встречу. — На губах Вирны появляется слабая улыбка, и я мысленно поздравляю себя с победой. — Пошла учиться плавать после того, как едва не утонула. Для этого нужна необыкновенная смелость.

— Я тебе пообещала!

— Но могла отказаться.

— Не могла…

— В этом вся ты! Ты удивительная. Великолепная. Одна единственная. Ты мой океан.

Мы смотрим друг на друга, и затем она снова меня обнимает. Так, будто в последний раз. А потом говорит:

— Останься со мной сегодня.

Я так ждал этого. Но не после подобных откровенностей!

— Мэйс, я не уверен, что мы… Ты устала, а я не хочу этим пользоваться. Позволь мне хоть казаться немного лучше, чем я есть.

— Я хочу этого. Хочу тебя, Лайтнер.

Перед просьбой в ее взгляде невозможно устоять.

К едхам всем!

Я подхватываю ее на руки и опускаю на старый продавленный диван. Плед летит на пол, но нам плевать. Зарываюсь пальцами в ее волосы и целую Мэйс, как мне всегда хотелось. Прикусываю ее нижнюю губу, сплетаю наши языки, пока мои руки гуляют по ее телу. А она подается мне навстречу, сдавливает мою талию ногами и прижимается так, будто не может без меня. Словно мы одно целое.

Я ласкаю ее всю: губами и руками. Стягиваю ненужную и явно лишнюю одежду, отбрасывая ее в сторону, и раздеваю Вирну. Ответные прикосновения Мэйс несмелые, но даже от них мутится рассудок. Настолько сильно я ее желаю, эту девочку, ворвавшуюся в мою жизнь.

— Океан, — шепчу я, оставляя дорожку поцелуев на нежной шее и ключице, касаюсь ее совершенной груди. — Мой океан.

Вирна всхлипывает и подается навстречу мне, когда я накрываю губами вершинку ее груди. Когда ласкаю ее языком.

Вирна отпускает себя, доверяя мне всю себя, и эта ее новая грань сводит с ума. Как и то, что я могу чувствовать ее всю, целовать и изучить ее тело. Скользить по ней пальцами и губами. Открывая для себя. Раскрывая для себя. Осторожно и бережно.

Я стараюсь быть нежным изо всех сил, но вся моя выдержка летит туда же, куда я все и всех послал, когда мы прикасаемся друг к другу кожа к коже. Я толкаюсь вперед, Вирна всхлипывает, и я губами ловлю ее стон. Распахиваю глаза широко-широко, чтобы встретиться с ее таким же взглядом.

Все понимаю.

Понимаю все ее колючки. Понимаю, почему' Мэйс так долго не подпускала меня к себе. Понимаю, почему она так неумело целуется.

Я не променяю ни один ее поцелуй ни на какой другой!

Отступаем, словно обожглись, и снова соединяемся, потому что не можем жить по одиночке. Вирна шипит, а я останавливаюсь, давая ей привыкнуть. Едх, это стоит всей моей выдержки! Потому что горячая волна накрывает нас с головой. И тогда я целую Мэйс. Целую губы, нос, скулы, глаза, морщинку, что залегла между бровей, и снова. Мы целуемся, как одержимые, ударяемся друг друга, как волна о скалу. То медленно до дрожи, лаская, то сильно, пока не темнеет перед глазами.