Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр - Страница 33

— Если не считать принца, владыки Юга, входящего к царю без доклада, чьё имя стерто и память забыта, — пробормотал как бы про себя, ни к кому не обращаясь, Иштек.

— О ком вы говорите? — спросил юноша.

— Если ты не знаешь истории принца Усерсатета, сокровища дворца[86], то объяснять надо долго. Я обязательно расскажу тебе эту повесть, как я её знаю. Но не сегодня, ибо нас уже ждут. И я помню, что задолжал тебе уже два рассказа. Но это такие дела, молодой господин, что нужно быть осторожным, словно ты идешь босиком по тростникам, где сотни дочерей Уаджет[87].

— Я, кстати, хотел тебе сказать, что неплохо было бы предусмотреть для нас такое обиталище, чтоб мы могли и поговорить, и было место собрать совет, вызвать солдата. Так, чтобы не было лишних ушей.

Десятник улыбнулся довольно и слегка по-отечески:

— Я распорядился об этом чуть не первым делом. Пойдём, я покажу тебе наше жилище, и ты скажешь, прав я или нет. Иштек, ты, кстати, идёшь с нами — жить ты тоже будешь рядом. Не то, чтоб я считал твой язык длинным — но так будет лучше со всех сторон.

Иштек, по старой привычке обнюхивавший себя, неопределённо кивнул и побрёл за командирами к крепости, где стража у ворот уже готовилась завалить вход уйди-уйди, едва они вернутся в крепость.

И верно, стоило им войти как стража стала закрывать «ворота». На самых больших, какие только смог найти Богомол, кустах, остались верёвки, за которые их тащили ослы. От правого куста верёвка шла налево, от левого — направо. По два стражника с каждой стороны ухватились за них и тянули, пока кусты не перекрыли проход и не сцепились между собой. Они были больше проёма, так что их нельзя было выдернуть наружу, а изнутри уже были вбиты колья, ограничивающие им путь внутрь, так что «раскрыть ворота» можно было только растащив их вновь вдоль стены. Нехти придирчиво осмотрел заграждение и остался доволен. Хори тоже внимательно изучил, как всё устроено и действует — на будущее пригодится ещё не раз. Ворота устроили старые солдаты из десятка Нехти, но на стражу стояли пока анху-желторотики. Нехти вполголоса заметил Хори, что постов выставлено слишком много для их отряда — солдаты не успеют отдохнуть. Нельзя чуть ли не половину отряда выставлять на стражу. Хори и не собирался оставлять на страже стольких — просто он так ещё и не отбил тревогу, что, конечно, тоже было неверно, но хотел до назначения караулов посоветоваться с десятником. Сказав всё это маджаю, равно как и свои мысли по поводу вырубки кустарника у стены, юноша понял, что тот доволен его действиями. Так и не зайдя в своё новое жилище, они назначили новые посты и распустили лишних часовых, а также обозначили смены, их порядок и действия часовых по тревоге. Назначенные нести службу прямо сейчас были не особенно счастливы — обед вот-вот начнётся. Правда, замечание Нехти, что им будет выделена двойная норма пива и вина заметно их подбодрила.

Стремительно темнело, хотя света ещё хватало, да и взошедшая луна была почти полной. В воздухе заметались летучие мыши, повеяло ночной свежестью. Наконец они добрались до того домика, который предусмотрительный Нехти с самого начала назначил под их жильё. Он не лепился к стене, как остальные, а стоял на полпути от башни к задней (если смотреть от ворот) стене. Вместе с башней и колодцем он как бы ограничивал площадку, на которой удобней всего было строить солдат, ставить им задания, проводить смотры. Если враги ворвутся в крепость — он и сам сможет стать дополнительным укреплением. Дом был невелик, двенадцать на десять локтей. Вход в него был один, окна были маленькими и находились под самым потолком первого этажа. Ибо был ещё и второй — ну, почти второй. Раньше на крыше стоял навес, и были выведены глинобитные стены высотой по грудь, так что в хорошую погоду здесь вполне можно спать, а при беде или набеге — обороняться. Сейчас, конечно, навеса, да и лестницы на крышу не было. Внутри домик делился на четыре помещения — большая комната, занимавшая треть его площади, прямо за дверью. В ней уже были выметены и застелены невесть откуда взявшимися циновками плотно утрамбованные глинобитные полы, на циновках лежали подушки из хурджинов, набитых чем-то мягким, горели глиняные лампы, позволявшие осмотреться. Вдоль стен стояли сундуки с самым ценным скарбом, на которых можно было сидеть, и несколько складных табуреток и столиков. В алтарной нише горела ароматическая лампа — и богам приятно, и комаров отгоняет. Нехти достал из, очевидно, своего походного мешка статуэтку, кажется, Хора, и вопросительно посмотрел на командира. Хори кивнул, и десятник поставил фигурку в нишу. Было довольно уютно, если учитывать условия. Под потолком виднелись довольно многочисленные оконные проёмы, кривые потолочные брёвна то выныривали из потолка, то исчезали в нём. Местами на стенах и потолке сохранилась старая побелка и даже какие-то рисунки, нанесенные на побелку, но разобрать, чем услаждали свой взор давешние обитатели крепости было мудрено — из-за копоти, немногочисленности сохранившихся фрагментов и скудного света лампадок. Нехти нахмурился чему-то. Приглядевшись, Хори увидел нацарапанные и нарисованные углём на стене скабрезные картинки и надписи. Интересно, почему, стоит человеку освоить грамоту (а это не было дивом даже среди солдат, в том числе и маджаев и нехсиу, например, Нехти писал весьма споро), как его тянет написать какую-нибудь гадость или глупость? Кому интересно, что «здесь был Пепи»?[88] А за что он навлекает проклятия на Ипунефра и описывает его происхождение от противоестественных союзов разных животных и предрекает ему жизнь полную бед и хвороб — про то и вовсе знают лишь боги…  И почему-то он ещё страшными проклятьями запрещает трогать свою убогую надпись…

Из большой комнаты вели в меньшие три двери. Хори заглянул в каждую из них — две двери были в длинной стене напротив входа, одна — в короткой слева. Левая дверь вела в совсем маленькую клетушку, прилепленную к основному домику пристройку. Места там было едва чтоб разместить ложе да подойти к нему. Две других комнаты были значительно больше, особенно та, что была справа. Ламп в них не было, но было видно, что и тут прибрано, вещи разложены и даже поставлены две походных складных койки. В потолке большей комнаты был проем — раньше это был люк на крышу. Сейчас он просто открывал обзор на небо и звёзды.

— Нравится, господин мой? — спросил десятник.

— Отлично! А я даже и не зашёл сюда днем, будто мне глаза отвели. Пожалуй, я займу эту комнату, — Хори махнул рукой на большую, — а в пристройке будет Иштек. Только вот где будет находится жрец?

— Ну, я предлагал ему сегодня вторую из больших комнат, но, поскольку он тут ненадолго, он решил, что пока поселится у стены и сам выбрал себе дом. Кстати, то, что он выбрал — ничуть не хуже этого места.

— Что ж, пора начинать наш пир? — не то спросил, не то предложил Хори.

— Да уж пора, мне кажется, я сейчас захлебнусь своей собственной слюной от запаха зажареного над углями мяса! — воскликнул Нехти, а таскавшийся за ними немой тенью Иштек засмеялся.

Словно подслушав их, из-за взметнувшейся занавески робко появилась голова Тутмоса, как всегда, выглядевшего виноватым во всех бедах мира.

— О отцы и командиры мои! Всё готово к пиру!

Вдруг за спиной Хори, в большей из комнат, раздалось не то хрипенье, не то фырканье. Кто-то неспешно и шумно топотал из темноты неосвещённого угла к выходу.

Все они — и Нехти, и Иштек, и Хори — прямо-таки отскочили назад, расходясь веером, и у всех в руках оказалось оружие. Только Тутмос продолжал хлопать глазами, высунувшись из-за занавески и не понимая ничего.

Когда в тусклом пятне слабого света появился недовольный пустынный ёж, он удивился ещё больше, потому что такого громкого смеха не слышал никогда. Ёж нерешительно застыл на пороге. Смеющийся Хори крикнул: