Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр - Страница 32

— Самое главное, и Иштек клянётся в этом — они ушли отсюда с меньшим грузом, чем пришли, — сказал нехсиу.

В воздухе повисла тишина, через краткий миг сменившаяся гулом. Все знали историю нападения на рудник, да и вообще разбойничьего налёта на земли Кубана. А уж размеры награбленого, обсуждавшиеся, конечно, вечером у костров, превосходили всякое воображение. И день ото дня становились в этих разговорах всё грандиозней и богаче, превзойдя истину раз в десять, никак не меньше. И, раз Богомол сказал, что часть груза здесь, то…

Хори уже сильно пожалел, что не выслушал доклад наедине — как бы такие новости не разрушили порядок в его маленьком войске. Хотя — правду ведь всё равно было не утаить, солдатские пересуды хуже бабьих сплетен…  Уж лучше быть готовым к неизбежному и, не дав воли солдатам, руководить поисками.

— Тихо всем! — рявкнул Нехти. Шёпот и гул стихли — всё ж морок сокровищ не победил порядок и выучку.

— С чего ты решил, что это те самые преступники, Иштек? — спросил наконец у следопыта юноша.

— По следам, отец мой и командир. Я уверен, что узнал некоторые из них, и главное — я узнал следы не умеющих ходить по пустыне тех, главных их, да. Я уверен, что это их главари и ещё кое-что, что я доложу тебе о них особо. И ещё по тому, что несчастье и проклятье в сердце моём развеялось, и я словно вернулся из сна. А если я поймаю их, злодеев тех проклятых, моя удача совсем исправится! Особенно мне надо поймать двоих — их следопыта и того, кто ударил меня по голове. А что часть груза где-то тут — видно по тому, какие следы вели сюда, и какие — отсюда.

— Так! Все разговоры о сокровищах — будут с утра, когда Ра прояснит наши мысли, а Тот направит их. И никто — слышите, никто! Не смеет забыть о той беде, которая зовётся проклятыми душами! Так что не вздумайте их искать сами, тем более — ночью, сокровища те, ибо, может статься, что раньше потерянные найдут вас и украдут и жизнь, и души ваши!!! Сегодня мы попросим могущественного чародея рассказать нам побольше, как бороться с этой напастью и чего ждать. А завтра начнём поиск клада, принадлежащего Его Величеству, да будет жив, здоров и счастлив он на миллион лет! И не смейте забывать, что клад тот — собственность Великого Быка, владельца правды!

Судя по тому, как некоторые солдаты старательно прятали глаза, именно поиск клада и подсчёт своей доли и занимал их сейчас, и слова командира о хозяине сокровищ и потерянных душах дважды остудили пыл нетерпеливых.

— Но, конечно, награда нашедшим от великого семера, владыки и правителя Кубана, будет велика! — напоследок утешил приунывших солдат Хори, — а сейчас самые нетерпеливые (и он ткнул в трёх самых шумевших при вести о сокровищах солдат) займутся воротами. Остальные — могут готовиться к ужину, ибо у нас сегодня — праздник!

Ибо мы прошли трудный путь по бесплодным землям, и исполнили свою работу, и исполнили хорошо. Мы оказались готовы к тем напастям, которые нас встретили, и мы их преодолеем, и заслужим большую честь, славу и выгоду, если и в самом деле вернём украденное сокровище! И пусть никто не скажет сегодня, что живот его пуст, еда скудна или недостойна! Накрывайте же столы, и будем пировать!

Заняв солдат, Хори повернулся к десятнику и укоризненно покачал головой:

— И вот стоило это говорить при всех?

— А ты думаешь, молодой господин, что мы смогли бы утаить вести, а утаив — удержать?

Только тут оба командира обратили, наконец, внимание, что Богомол никуда не делся, и изо всех сил старается разглядывать закатное небо, делая вид, что ничего не слышит.

— Ладно, чудесно излечившийся, услышал — молчи громче. Что хотел сказать после? Ты ведь из-за этого остался?

— Вам, достопочтенные отцы и командиры до допросов негров тех надо знать кое-что. Я не сказал даже тебе, командир и брат мой, — и он слегка поклонился, скорее даже, наклонил голову, в сторону Нехти, — ибо рядом были погонщики и солдаты. Давайте выйдем и я сделаю вид, что показываю вам направление на следы?

Они вышли из крепостцы сквозь ещё не загороженные кустами уйди-уйди ворота. Небо в направлении тростниковых полей ещё было ярким, розово-жёлто-алым, и на нём кто-то из богов огромной кистью написал непостижимые обычному уму знаки: голубую пилу гор, лежащих на пути к Короско, и багрово-лиловые мазки идущих строкой тайного послания редких в этих местах облаков. Выше и сама великая корова Нут[84] уже багровела, словно расплавленная диском Атона бронза неба тут уже остывала и твердела, темнея постепенно до густо-синего на месте пробуждения Хепри, утренней ипостаси солнца. Хори невольно залюбовался потрясающей величием и чистотой красок картиной. На утренней дороге Хепри уже появились первые души-ба умерших, стерегущие её от зла — звёзды. Лёгкий ветерок освежал и относил мелких вездесущих комаров, которых в оазисе — за всё надо платить, и любое благо имеет злую сторону — было предостаточно. Тишина еще не нарушалась ночным плачем и хохотом гиен и шакалов, а хозяин степей и пустынь лев, хоть и проснулся, ещё не вышел на охоту. Кстати, если львы тут есть — наверняка на водопой они ходят сюда, к небольшому пруду. Ещё один узелок на память — спросить у Иштека, не видел ли он следов львиного прайда…

Тут его мысли, отвлечённые созерцанием закатных красот и пустынных просторов, вернулись к тому, о чём в самом деле стоило подумать. Смутившись, он повернулся к терпеливо его ждущим нехсиу. Но, кажется, отвлёкся он на какие-то секунды.

— Отцы мои! — страшным трубным шёпотом возвестил Иштек. — Я не сказал этого ещё никому и говорю вам. Один из не умеющих ходить в пустыне — маджай, из диких, но знатных, и, скорее всего колдун. Это плохо, но это не та тайна, из-за которой я вас вытащил из крепости.

— Ты, Богомол, не забывай нам показывать, где следы, — напомнил Нехти.

Иштек старательно стал тыкать сначала в одном направлении, затем, словно объясняя командирам всё подробно, начал махать руками, что-то изображая, потом тыкал в другую сторону. Но картину, призванную создать у солдат в крепости впечатление отчёта следопыта перед командирами, эти последние чуть не испортили. Ибо в действительности Богомол заявил им:

— Почтенные командиры, славные неджесы! Второй — самый главный у них, и он большой семер или великий пророк храма из Та-Кем!

Нехти крякнул, Хори поймал себя на том, что рот его широко раскрылся. Хорошо, что они не начали кричать или ещё как-то выражать удивление…

Предваряя незаданный командиром вопрос, десятник сказал:

— Раз уж ты излечился, Богомол, то я не сомневаюсь в словах твоих, ибо никто лучше тебя не знает пустыню и не может прочесть больше по старому следу даже на камне. Да и когда разум твой был смущён, я бы в этом не усомнился. Но это дело такое (прозвучало это «эт'дел'ткая», и из-за этого усилившегося акцента Хори понял, что Нехти сильно взволновался), что может погубить нас всех…  И не обижайся, если я спрошу — уверен ли ты полностью?

— Уверен, как в том, что принёс на ужин орикса!

Странная клятва эта убедила Хори.

— Я вот думаю — а стоит ли говорить это Ослу и писцу? — спросил он у десятника, но вышло так, что он задал вопрос обоим. Тайна словно подняла следопыта вровень с ними, но, кажется, не сильно он тому радовался…  Хотя его отношение к начальству всегда отличалось от подчинённого поведения прочих солдат, но из-за его болезни и великого дара следопыта оно ему прощалось, хотя, наверное, не так. Скорее, к нему относились не как к ещё одному командиру, а как к шуту у богатого человека — позволено многое, но при том он считается ниже по положению прочей домашней челяди.

— Если дозволено мне будет сказать — я бы повременил говорить, новость эту…  Одно дело бороться с дикарями, другое — с важным, хотя и преступным, семером и жрецом. Лишь Великий Дом, да будет он жив, здоров и благополучен на миллионы лет, вправе определять степень вины семера или, того хуже, ириу хе-нисут или из какого-нибудь рода Первых, идущих следом[85]. Тут легко сгореть, как мотыльку, влетевшему в костёр. Я не силён в знании дворцовых нравов, но всегда, когда я видел, что в деле замешаны Великие, они оставались без наказания, а гибли простые неджесы и солдаты, а уж людей списка, сложивших головы при таких делах, и не сосчитать…  — задумчиво сказал Нехти.