Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр - Страница 27

— Я думаю, надо заняться ужином. И этот ужин должен быть хорош. Кто у нас лучший повар?

— Из стариков — Иштек, как это ни странно, он может приготовить всё, кроме лика Изиды[75] и её отражения в Хапи. Из молодых — Тури. Я думаю, он нашёл бы себе место и при Большом доме. Богатые люди ниже по реке готовы отдать большое поместье за то, чтобы у них готовил еду какой-нибудь удивительный повар, и сменять рулон ткани за редкостный фрукт или бутыль вавилонского пива!

Жрец вдруг взмахнул своим посохом с явным желанием ударить Нехти, тот еле успел увернуться.

— Негоже поминать Великий дом и его дела без нужды! Ещё хуже зря поминать богов, а тем более смеяться над ними, это может накликать беду на всех нас. Худо, когда мы должны в неурочное время просить помощи у богов, но ещё хуже — когда боги призывают смертных помочь им в их делах. А Потерянные души — это как раз такое дело. И нам нужна сейчас благосклонность всех богов! — жрец явно был сердит, и, вот диво, Нехти втянул голову в плечи и забормотал что-то извиняющееся. М-да, смягчили обстановку…  Однако тут произошло такое, от чего и Хори, и Нехти на какое-то время онемели, уж больно это было не похоже на привычного им вздорного и бестолкового Осла. Жрец, кряхтя и опираясь на посох встал, помолчал, глядя куда-то вдаль, и сказал:

— Я тоже погорячился…  Простите меня, нам сейчас надо быть всем воедино. Но и ты, десятник, повинись перед владычицей золота, крылатой хозяйкой великой белой коровы! Я служу её сыну, но её помощь в этом деле будет нелишней. Больше того, именно она может помочь нам больше, чем мой Господин.

Жрец потихоньку стал распаляться, опять становясь похожим на самого себя, брызжущего слюной и не желающего признавать ничьё мнение, кроме собственного. Он повернулся к Нехти и, говоря всё громче и высокопарней, начал тыкать своим пальцем в грудь маджаю, всё сильнее и сильнее, под конец — довольно больно.

— Она знает всё, даже истинное имя Ра! (Тычок пальцем). Всем известно — Изида спасла его от смерти в обмен на это знание. (Ещё тычок). Ей многое подвластно, и особенно — в Дуате[76]! Осирис — муж её, возрождённый благодаря ей, и она оплакивает каждого ушедшего и защищает его и сама, и в облике Шентаит, ибо она в каждом видит Осириса (сильный тычок). Для мужа придумала она пеленание и священный обряд мумий, который мы блюдём (тычок ещё сильнее)! Именно поэтому не терпит она потерянные души, ибо крадут они души других мёртвых на тростниковых полях. Её могущество велико! — тычок, но Нехти незаметно отступил и чуть повернулся, и палец жреца не нашёл привычной преграды, а сам Саи-Херу удивлённо воззрился в то место, где, по его расчетам, палец и Нехти должны были встретиться. Палец, казалось, задумался, и затем, вместе с рукой, решил опуститься.

— Она — звезда Сопдет, «госпожа звёзд»[77], с восходом которой из единой слезинки её рождается разлив Хапи и счастье Та-Кем. Она может мстить, что и показала судьба Сета. Она владыка скорпионов, совместно с Селкет, и она также грозная гиппопотам Хесамут[78]. Превзойти ее в помощи смертным в борьбе с потерянными душами могут только Тот, Анубис и Нейт! Не стоит сердить её. Вот, возьми — и поклонись ей, — и жрец протянул Нехти амулет Тет — узел Изиды, извлечённый непонятно откуда той самой, тыкающей, рукой. Красная яшма вспыхнула каплей крови, как скрепляющая клятва. Нехти почтительно принял камень и начал пристраивать его с другими оберегами на шейной кожаной подвеске.

Опомнившись от удивления, Хори сказал наконец, то, что считал важным:

— Отец мой, мне кажется, нам троим нужно многое обсудить. Я молод и плохо знаю землю Куш. А дело, как видно, важное, сложное и, как ты сам говоришь, потребует помощи богов.

Жрец снова неуклюже уселся. Покачав медленно головой, он сказал:

— Только не троим, о молодой господин. Мне кажется, стоило бы позвать ещё одного человека.

— Кого же это? — спросили хором и десятник, и командир.

— Вы совсем забыли об одном много знающем и опытном человеке, о младшем писце крепости Кубан.

Нехти хмыкнул. Хори задумался. Писец был очень неприметным и каким-то очень…  средним. Он не помнил ни его имени, ни даже лица — за эти дни он ухитрился словно бы ни разу не попасться Хори на глаза. И, судя по лицу маджая — ему тоже. Но, если Хори это не особенно заинтересовало, то Нехти задумался. Вообще Саи-Херу сумел трижды за каких-то десять минут его озадачить — тем, что справился со своим вздорным нравом, тем, что смог заметить в кушитках несообразность, которую должен был углядеть именно он, десятник, и вот теперь — заставив задуматься и о писце. Жизнь и война приучили его, что нельзя не обращать внимания на такие мелочи. Не то, чтоб он отмечал их специально — это происходило как-то само собой, на уровне подсознательном. Но появление таких мелочей, особенно если им не было объяснения, сидело как заноза, раздражало, мешало и заставляло ждать от них бед и неприятностей. А неприметные писцы по его опыту очень часто были предвестниками неприятностей — или шли рядом с ними, или и вовсе ими и являлись…

— Я думаю, — сказал Хори, — когда же нам лучше собраться? С одной стороны, сейчас ещё много дел, которые ещё нужно успеть сделать по свету. С другой — вечером будут другие, не менее важные заботы, особенно, если рядом бродят стаи диких горцев и потерянных душ…

— Стыдно в этом признаваться, но я просил бы не сейчас, а после трапезы, — устало сказал жрец, — Во-первых, мне надо отдохнуть, стар я уже так носиться вокруг лагеря и творить волшбу. Во-вторых, солдаты после еды не будут излишне любопытничать, и мы сможем поговорить без помех. Ну, и в-третьих, ты прав, надо и мне поглядеть на этих горных маджаек, и поговорить с ними. И тут мне как раз поможет достопочтенный Минмесу. Говорят, что он бывал с поручениями в самых дальних уголках Куша и Вавата и даже в Пунте, и знает, по-моему, все наречия и языки здешних мест. Иногда мне кажется, что он знает вообще все языки мира…

Хори догадался, что Минмесу — это и есть тот самый чиновник. А Нехти еще больше насторожился после описания его дарований. Он не особо помнил Минмесу и по крепости, что было странно — не так уж та была велика. С другой стороны, многих ли он знал жрецов и чиновников?

Старик поковылял к саманным мазанкам — то ли искать нубиек, то ли всё же сначала отдохнуть.

— Зря он столько пил воды, — глядя ему вслед, молвил Хори, думая совсем о другом. Жестом ладони он показал Тутмосу на жреца и затем взмахом руки отправил солдата помогать старику, но больше всего его беспокоили две вещи — четыре его солдата вне стен крепости, хотя отпущенное на поиски время уже вышло, и то, что все работы встали. Это было неправильно. Он повернулся к десятнику.

— Как ты считаешь, можем ли мы, при условии, что оружие у всех будет под рукой, продолжить работы?

— Я думаю, продолжить их можно завтра. Солдатам надо разместиться, нужно распределить смены постов и назначить надёжных караульных, нужно разложить всё из хурджинов на склад. Я думаю, надо только решить что-то с воротами, назначить смены караульных и уже накормить людей и дать им отдохнуть. Да и ты, господин — лёг бы пока поспать. Я думаю, каждому из нас полночи не спать, — ответил ему маджай.

— Я хочу сначала дождаться возвращения всех в лагерь, посмотреть на следы и понять, что да как, — пробурчал Хори недовольно, ибо мысль о сне внезапно показалась ему пленительной, он понял, что устал за этот бесконечный день.

Как раз в этот момент в лагерь вернулись сразу двое — один из тех, кто был с жрецом, погребая детей-Измененных, и один из поводырей собак. Поводырь доложил о том, что ничего и никого не нашёл.

— В какую сторону ты ходил? — спросил его Нехти.