Ненужная крепость (СИ) - Альба Александр - Страница 18

Никто и не ждал, что жрец будет что-либо делать по сборам отряда или потом — по обустройству лагеря, но того, что он затребует, чтобы его несли на носилках, тоже как-то не планировали. Хори, поймав беспомощный взгляд Нехти, понял, что это тот вопрос, который решать нужно именно ему. Ясно было, что маджай и должностью не вышел, да и портить отношения с жрецами ему было не след. Иное дело — приезжий свежеиспеченный офицерик — мальчишка явно не из простой семьи. Хори пригласил жреца в сторону и вежливо объяснил, что нести его получится только за счёт груза, так что возможным это не представляется. Если бы тот не начал кричать, никакого урона ничьей чести не было бы. Но — Хори был слишком юн, чтобы сдержаться, когда перед его носом размахивают руками, брызгая в лицо слюной и окатывая волнами тяжёлого нездорового дыхания изо рта. Он и не сдержался, громко сказав, что самое большее, что он может сделать для почтенного жреца — это позволить навьючить на осла его имущество. Хотя лично он, Хори, не видит, чем несчастное животное это заслужило, и чем один осёл хуже другого. Сказано было громко, хлёстко, и за глаза теперь никто жреца иначе, чем «заслуженный осёл», не называл. Но Хори уже сам себя ругал в душе за эту резкость — как теперь солдаты будут верить в силу заклинаний, как они могут уважать жреца? Да и врага нажил, причём из жрецов, каким бы он ни был…

До сторожевой башни, до которой был всего неполный шем, добирались за два с лишним дневных перехода — груза было много, Хори не хотел изматывать недавно раненых ветеранов и, в то же время, старался побольше нагрузить свой десяток, компенсируя их неопытность тяготами и испытаниями. Тем не менее молодечество и жеребячество у анху из Джаму Нефер временами вырывалось в самое неожиданное время и по самым неожиданным поводам. Лишь во второй половине дня они выдохлись и понуро переставляли ноги.

Но вот порозовевшее-полиловевшее небо показало, что первый день похода близок к концу. Становилось прохладно, да и вообще следовало подумать о ночлеге и ужине, хотя прошли и меньше задуманного Хори. Еще в начале пути, как только они отошли от крепости, по тихому совету маджая, Хори выслал вперед и по флангам три дозора, в каждом было по два человека и собака. Время от времени они возвращались к процессии и докладывали свои наблюдения. При последнем возвращении головного дозора Хори отправил вместо них троих ветеранов из Кубана и Нехти за старшего — выбрать подходящее место для ночёвки и начать его готовить для стоянки.

На взгляд Хори, а уж тем более Нехти, ночёвка прошла спокойно. Было холодно, как бывает в пустыне ночью даже летом, в самую засуху, а сезон Шему все же еще не наступил. Все сбились в кучу и накрывались одеялами по двое — топлива было маловато и его надо было поберечь. Тявкали шакалы, плакали недалеко гиены — что тут такого? Лагерь был под защитой ночных дозорных, сменявших друг друга, ограды из ветвей колючего кустарника уйди-уйди и собак. Горели костры из сухих ветвей того же кустарника. Ближе к утру охотящийся лев навёл своим рыком панику на ослов. И на жреца, который вскочил и заметался по лагерю, ища убежища, дав лишнюю пищу шуткам и сравнениям. Лев был далеко, и до лагеря ему не было дела — чего ж кричать и биться раненой птицей?

Второй день и вторая ночь были похож на первые, как близнецы. Привыкшие к Хапи, не знающие пустыни, мальчишки притихли, а может — устали. Кроме того, рядом с Хапи ночью было теплее, а тут по ночам было холодно. Даже пар шёл изо рта под утро. В середине третьего дня, в самый разгар дня, впереди, в низине, среди красной глины и колючих камней, показалось тёмное пятно зелени вокруг колодца и ещё одно, большее — вокруг пруда. Их путь до места, где ближайшее время придётся служить, подходил к концу.

Башня была построена давно, но не это ей навредило. Она, когда-то ухоженная и обороняемая, была заброшена спустя пару лет после Большого мятежа — за, казалось тогда, ненадобностью. Во-первых, власть казалась прочной как никогда — бунт стёрт в пепел на ветру и развеян, новый князь ретиво взялся за дело, расставляя верных людей и проверяя всё и вся. Во-вторых, эта тропа была не торной — несколько источников на ней пересохли, и купцы, царёвы слуги и просто путники со временем освоили новую, западней — переходы между колодцами там получались меньше. Вода важна даже сейчас, в прохладу, а летом без неё смерть, быстрая и злая. Так что гарнизон из башни сняли, а саму башню на время словно забыли.

Это было трёхэтажное строение из камня и сырцового кирпича, круглое, плавно сужающееся к вершине от трёх человеческих ростов внизу до двух вверху. Потом она вновь расширялась и образовывала круглую смотровую площадку с глинобитными зубцами. В первом этаже, как знал десятник, был выкопан подвал для припасов, довольно глубокий и раздуввавшийся вниз подобно груше. Толстые, в половину человеческого роста стены выше подвала оберегали защитников башни и от возможных врагов, и от погоды, сохраняя подобие прохлады даже в самую жару, особенно если смочить стены водой изнутри, и тепло зимой. Правда, они не спасали от насекомых и ящериц. Здесь, помимо мух, докучали еще и мелкие злые комары. Вход был на третьем этаже, к нему раньше добирались по верёвочной лестнице, а теперь — никак не добирались. Окон и других отверстий не было — ни врагу шанса, ни песчаной буре. Когда-то единственный темневший на буро-розовой стене проём, наверное, закрывался дверью, но теперь ничего не мешало ветру пустыни ворваться внутрь. Между собой этажи должны были сообщаться деревянными или верёвочными лестницами, проходящими сквозь люки в настилах ярусов. Их зёвы были не ровно один под другим, а смещались по кругу — если кто-то упадёт, так хоть не до самого дна…  Основанием для дощатых перекрытий между этажами служили вмурованные в стены брёвна. Некогда белёная — не по прихоти, просто так прохладней летом, ныне башня облупилась и по цвету не отличалась от окружающей пустыни. Но не это беспокоило десятника-маджая. Дерево в пустыне — великая ценность. Он заранее был уверен, что полов и лестниц в башне нет. Веревочные лестницы с запасом везли в одном из хурджинов. Небольшое, но достаточное количество досок (из драгоценного дерева ма-ма, привезённого с юга, другого просто не оказалось на складе!) тоже везли с собой. Но вот уцелели ли балки? Взять их было неоткуда, несколько чахлых деревьев у колодца проблему не решали, да и срубить их рука не поднимется. Так что если их нет, жить придётся в палатках вдоль местами каменной, местами саманной стены-ветролома, да глинобитных мазанках, прилепившихся к ним. Не так уж и здорово, тем более что большая часть мазанок уйдёт под склады. Почва была глинисто-каменистая, но пыли и песка хватало, кроме того, ни припасы сложить, ни укрыться от непогоды, пока мазанки не будут отремонтированы. О бунтарях Нехти и не думал — он не сомневался, что злодеев уж не сыскать. Две с половиной недели — достаточный срок, чтобы следы остыли. Ему жаль было их пленников и пленниц, но что толку горевать о невозможном? Если бы его спросили, хочет ли он отомстить, он бы лишь пожал плечами. Во всём произошедшем не было ничего такого, чего бы он не видел раньше. Он сам так же нападал на деревни врага. Или объявленных врагами. Война, малая война — часть жизни в пустыне. Борьба за колодцы, пастбища. Он не испытывал ненависти к врагам. Убивал — да, но без злости, а как необходимость. Война между кланами и племенами иногда затевалась по договору их старейшин и вождей — просто чтобы уменьшить число обитателей того или другого края пустыни до уровня, который она могла прокормить, и попутно — завоевать славу воинам. Он впитал эти нравы с молоком матери, но сейчас он давно служил в войске Та-Кем, и воевать из-за угрозы голода нужды не было. Его десяток пострадал меньше всех. Он жив и уже почти здоров. Попадутся ему эти презренные негры в бою — он сразится. Убьёт он их — так тому и быть. Убьют его — ну, это рано или поздно случится. Возьмет их в плен — так зачем их убивать, это добыча, и довольно ценная…  При всём том он не считал их ни соплеменниками, ни ровней себе — дикие, они и есть дикие. Мимоходом он исправил ошибку молодого командира и назначил в охранение вокруг крепости три двойки — каждая из лучника и собачьего пастуха со своим питомцем.