Защитница веры (СИ) - "Тэсса Северная" - Страница 47

Я заметила, что отношусь к своей возможной смерти как к вероятному и неизбежному злу. Она меня страшила, и я, конечно, хотела избежать ее всеми силами, но тот факт, что она была куда более возможна в этом псевдо-средневековом мире, чем в оставленном мною двадцать первом веке, для меня не был откровением. Наверное, я бы здорово облегчила всем жизнь, скромно дождавшись Аримана и померев в положенный час, но облегчать кому-то жизнь — не то, чем я привыкла заниматься даже в своем родном мире, так к чему нарушать традиции?

Кираса оказалась на диво легкой. Я даже как-то неверяще ощупала ее пальцами, и подозрительно покосилась на расплывающегося в улыбке бронника.

— В чем секрет? — я не собиралась мучиться любопытством, предпочитая в лоб узнавать все особенности снаряжения, от которого будет зависеть моя жизнь.

— Я получил возможность поработать с металлом Серебряного народа. Ваш отец дал мне целый слиток, и я разбавил им нашу сталь. Не шедевр эпохи Божественных войн, но, все же, кираса вышла на порядок легче и прочнее, чем будь она просто из стали.

«Так значит, у моих дальних родственников, помимо непомерного эго, зачатков расизма и какой-то особой магии, есть еще и какие-то чудесные сплавы? Надеюсь, что хотя бы уши у них не острые, а то это уже совсем перебор будет...»

Следующие полчаса были посвящены подгонке наплечников, которые Гойшек аккуратно подвыгнул прямо тут, с помощью местной формы, благо, довести нужно было совсем немного, и пробиванию новых дырок в ремешках — мои плечи оказались не так объемны, как мастер предполагал. Наплечники на бицепс сели без проблем, а латные перчатки повергли меня в детский восторг — я минуты три, не меньше, шевелила пальцами, облаченными в пластинки металла, завороженная их плавным шелестом.

Наконец мне снова предложили пройтись в этом всем, и я принялась ходить по оружейной, размахивать руками, прыгать на месте и совершать прочие телодвижения, привыкая к весу моей одежки на ближайшие пару недель. В это время за моей спиной велись оживленные дебаты о том, как на мою голову надеть шлем и куда деть косу. Судя по всему, варианты с обстриганием не рассматривал никто, да и мне самой было бы просто жалко избавляться от такого богатства. В конце концов, когда я подошла к пришедшим к единому мнению Харакашу, Мире и Гойшеку, мне расстегнули горжет, заправили косу под кирасу, чуть выправив на затылке, и снова застегнули горжет уже поверх нее, я покрутила головой и признала этот способ весьма удобным, а тоскливую мысль о том, что волосы пропахнут потом, отодвинула на край сознания — удобство важнее красоты. Наконец, на мою голову надели мягкую и плотную шапочку, название которой упорно ассоциировалось у меня с ботвой, но его я вспомнить тоже не смогла, а сверху — шлем. Я успела разглядеть его только мельком, Мира вытащила его из сумки, убрала ткань, в которую он был завернут, и я успела лишь понять, что он сделан из того же сплава, что и моя кираса, а торчащие по кругу головы зубцы, выполнявшие, видимо, роль короны, резко напоминали мне о полной острейших зубов пасти Светозарной.

Шлем закрывал мне щеки, немного спускался на переносицу, но имел широкие прорези для глаз, оставлял открытым нос и губы.

— Подобный носил Коррин, но он был воином, привыкшим к доспехам, потому для вас мы сделали чуть более легкую версию, с большим обзором, — Гойшек любовался мной, как картиной, а я ощупывала руками в перчатках шлем.

— Дайте зеркало, что ли, — наконец не выдержала я, и мои «модельеры», порыскав по оружейной, нашли для меня серебряный поднос, вполне подходящий, как какая-никакая замена. Взяв его в руки, я попыталась рассмотреть себя.

Шлем делал мое лицо похожим на морду диковинного зверя. Плавные, обтекаемые линии, идущие от глаз, словно бы удлиняли их, декоративные полоски серебра, покрытые насечками, напоминали перья, что складывались, внезапно, в два загнутых кверху острых рога, вокруг которых венцом шли вызолоченные «клыки».

Я помотала головой — шлем сидел как влитой, не съезжал и вообще — не двигался.

— Харакаш, возьми тут что-нибудь не слишком убийственное и ударь меня по голове, — мастер меча быстро огляделся и подошел к стойке с полуторными мечами с таким видом, словно последний час только и ждал, как огреть бы свою принцессу чем-нибудь тяжелым. Мира порывисто вздохнула, но ничего не сказала. Гойшек стоял с невозмутимым видом, настолько уверенный в своем изделии, что его вера передалась даже мне.

— Принцесса? — мастер меча окликнул меня, и я, рефлекторно повернув голову, успела увидеть, как мне в область уха летит лезвие клинка.

Соприкосновение меча и шлема сопровождалось низкой вибрацией, а меня слегка отбросило в сторону стены, в которую я уперлась руками, пытаясь поймать равновесие и прогнать запрыгавшие мушки перед глазами.

«Ну сволочь... Ну гад...»

Я потрясла головой, прогоняя звон из ушей, и отмахнулась от насевшей на меня Миры, показывая, что со мной все в порядке. Стащила с головы шлем и взглянула туда, где по моему разумению должна была оказаться как минимум вмятина.

Ничего. Даже царапины не было.

Я подняла все еще ошалевший взгляд на мастера меча, что уже вернул полуторник в стойку и пояснял мне с невозмутимым видом:

— Вы хотели проверить — мы проверили. Хорошо держитесь, кстати, удар был весьма сильным, — в его голосе крылась бездна спокойствия и некоторая доля одобрения. Я тяжело вздохнула, еще раз осмотрела шлем и вручила его в руки Миры.

— Это изумительная работа, мастер Гойшек. Даже не знаю, как вас благодарить, — искренне и с чувством произнесла я, переводя взгляд на покрасневшего от похвалы мужчину.

— Право, Ваше Высочество, это был удивительный заказ, и мне доставило большое удовольствие выполнить его. Тем более ваш отец и мой король щедро заплатил за него, еще и дал такой уникальный шанс поработать с наследием Серебряного народа... О, вы еще ножны не примерили!

Зардевшийся бронник взял с другого стола ножны из выкрашенной в темный синий цвет кожи, со стальным устьем и навершием, и, ловко закрепив два ремня перевязи на моем поясе, потянулся было к мечу на стойке, но, словно бы одумавшись, убрал руки, почтительно сгибая передо мной спину. Кажется, я даже перестала получать от этого жеста удовольствие, воспринимая его как нечто должное и, иногда, раздражающе-затягивающее всё действие.

Подойдя к оружейной стойке, я сама взяла божественное оружие и, убрав его в ножны, снова побродила по комнате. Быстро поняв, что клинок стоит придерживать за рукоять, иначе он стучит по ногам и иногда сползает то вперед, то назад, я, приноровившись, довольно качнула головой. Наконец-то у моего верного меча будет достойная «одежка». Кстати, интересно, у этого клинка есть имя? Обычно все мало-мальски известное оружие имеет имя, а уж тем более — меч защитника веры. Но Фарраль о нем не упоминал. Назвать его самой? Как-то очень претенциозно...

Я решила оставить это дело на потом и, еще раз ощупав себя, принялась раздеваться.

В процессе моего разоблачения, Харакаш проинформировал мое Высочество, что вечером он ждет меня в полном облачении во дворе для конной прогулки. А утром — там же и в том же виде, для тренировки в доспехах.

Одна мысль о предстоящем действе отозвалась в мышцах фантомными болями, а на лице — легким ужасом, который мой наставник конечно же заметил, наградив меня ехидной, но не злобной усмешкой.

— Тяжело в учении... — начал он, а я бездумно подхватила, заканчивая за него так хорошо известную фразу: — ...легко в бою.

Островитянин взглянул на меня удивленно и с некоторой теплотой, а после поинтересовался, откуда я знаю высказывание его народа. Я отмахнулась, соврав, что попалось в одной из книг, что мне давал господи чародей, а мне запомнилось почему-то. Харакаш, кажется, остался вполне удовлетворен этим ответом, я же сделала себе мысленный выговор за то, что не слежу за своим длинным языком. «И так уже натворила дел на пару месяцев вперед, половина прислуги мурлычет „Ну-ка, мечи стаканы на стол“, не хватало еще что-нибудь учудить!»