Снегурочка в беде (СИ) - "Awelina" - Страница 40

Вот уж действительно яблочко от яблоньки…

… Мы поженились в декабре того же года, который встретили вместе. Свадьбу, как и хотел жених, обдумали от и до. И каждый раз, глядя на снимки, где мы, точно сказочная пара, в великолепных костюмах (я — в небесно-голубом приталенном платье со струящимся до земли подолом, с серебристой меховой перелиной на плечах, чем-то напоминающая Снегурочку простой прической, в которую уложила светлые волосы, и блестевшими в волосах, на шее льдинками-украшениями, он — в темно-синем костюме и голубой сорочке, с бутоньеркой из цветов-снежинок, ярко выделяющейся на лацкане пиджака), обнявшись, прильнули друг к другу, держимся за руки, целуемся на фоне заснеженного парка, понимала: правильно, что не стали торопиться.

Свадебный банкет был очень скромный, только для семьи, затем мы отправились в недельное свадебное путешествие в зимнюю Прагу, восхитившую своими волшебными видами. А пир на весь мир нам закатили сами сотрудники «Мегаполиса», объединив празднество с традиционным «пятичасовым шампанским». Правда, на этой вечеринке мне с мужем пришлось «поработать» Снегурочкой и Дедом Морозом, но, кажется, больше времени, чем наш выход, заняли тосты за жениха и невесту, поздравления, крики «горько», подсчет и танец молодоженов.

Едва ли не в первую брачную ночь я забеременела, и 2 сентября на свет появился наш сын, копия мужа и по внешности, и по характеру.

Мамой в декрете и домохозяйкой мне, видимо, так понравилось быть, что с дочкой тоже не стала затягивать. Чуть больше, чем через год, после рождения Левы мы стали родителями Виолины, нашего золотка. Так с Мишей называли малышку из-за цвета волос и ангельского (по сравнению с первенцем) нрава.

Пришлось сменить старую жилплощадь на новую, более просторную и подходящую для семьи из четырех человек, научиться спать урывками, следить за всем сразу, заимев глаза на затылке и дар ясновидения, вмещать в 24 часа все 48 и освоить еще множество премудростей.

Отец из Воронова получился строгий, но справедливый. И почему-то тревожный. Миша усердно опекал нас троих, ругал и хвалил в одинаковой мере, всегда держал руку на пульсе и баловал. Любил просто безмерно, так, что я иногда беспокоилась: не снится ли мне все это, не выдумала ли…

Но, разумеется, вслух никогда не позволяла себе усомниться. Отлично помнила про «страшную месть», которую муж пообещал в тот день, когда мы объяснились после размолвки.

Конечно, он и я не были идеальными людьми, и со мной, и с ним порой было нелегко. Случалось всякое: ссоры и сладкие примирения, непонимание и раздражение, обиды и отмщения, споры и бойкоты… Да, неидеальные люди, но вот наш союз вполне идеален, выбор верен, а будущее — только совместное.

— Ну как там?

Я вздрогнула, когда Миша, вплотную подойдя со спины, обнял за талию.

— Пока хорошо. Лина не плачет, а Левка пугает своим серьезным и важным видом, — отчиталась шепотом.

— Мой сын, что ты хотела, — не без гордости и самодовольства усмехнулся муж.

Повернувшись к нему, я придирчиво осмотрела костюм Деда Мороза (ладно ли сидит), бороду и парик (не криво ли). Потянувшись, поправила шапку, прищурилась.

— Так, а где посох?

— Черт, забыл. — Миша быстрым шагом устремился в комнату, где мы переодевались.

Воронова тогда я все же поймала на слове. Заглаживая свою вину, он исправно вот уже четыре года «дедморозил». Счастлив от этого не был, но, когда я в прошлый раз (ради эксперимента) освободила его от этой роли, сказав, что вполне могу теперь стать парой Якушину, отрезал: «Только через мой труп» и больше так явно не демонстрировал неудовольствие от своих обязанностей (даже, вроде бы, какую-то прелесть в них нашел, хотя тщательно это скрывал).

А в этом году наша новогодняя работа стала еще более знаменательной. Мы решили познакомить наших детей со Снегурочкой и Дедом Морозом — впервые привели на елку, ограничиваясь до этого только домашними праздниками. Сын воспринял предстоящее с любопытством, но немного скептическим, а Виолине в силу возраста было неважно, куда идти, лишь бы с мамой, папой и любимой тетей Лилей (кстати, дочка охотно позволила надеть на себя наряд снежинки).

Сестра Миши недавно вышла замуж и, подозреваю, скоро тоже станет мамой. Лиля обожала возиться с нашими детьми (видимо, набивала руку), и сегодня с воодушевлением взяла на себя роль сопровождающей для двух непосед. Женя, ее муж, активно сновал по комнате с фотоаппаратом в числе прочих родителей, делая снимки с разных ракурсов.

Миша уже торопился назад, дурачась и размахивая посохом, словно адепт боевых искусств, а я, закрыв рот ладошкой, пыталась не расхохотаться в голос, — картина была крайне забавной. Неожиданно мне в спину толкнулась ручка двери, заставив отскочить в сторону.

— Ну что, сладкая парочка, готовы? — осведомилась выплывшая из комнаты Наталья Юрьевна. Она окинула нас с мужем внимательным взглядом с ног до головы, проверяя, все ли хорошо.

— Да, — ответил Миша, вставший рядом со мной, взял за руку.

— Отлично, — кивнула кадровичка. — Ох, Олеся, а ты все хорошеешь с каждым годом. Когда обратно планируешь? Вот вечно так с вами, юными пичужками: не успела крылья развернуть, как один ушлый ворон замуж умыкнул. Хватит уже в декрете сидеть, пора освещать красой и умом офис.

Миша фыркнул, а я, смутившись, улыбнулась.

— В следующем году, думаю, вернусь.

— Вернется она, — с сомнением протянула женщина. — Вот к мужу повернись и скажи: так, мол, и так, а я, мой дорогой, хочу обратно на работу. А то ведь, не ровен час, за третьим тебя отправит.

Мы с Мишей переглянулись и весело рассмеялись. Откуда же Наталье Юрьевне знать, что значит быть родителями малышей-погодок. Мы уже давно решили, что вполне удовлетворены таким составом семьи, а я выйду на работу в следующем декабре.

За дверью, которую загораживала кадровичка, раздались первые ноты узнаваемого «Танца феи драже», и Наталья Юрьевна, собиравшаяся что-то сказать, закрыла рот, вновь тихо скрылась в комнате.

Мы должны были зайти сразу же после, как музыка перестанет звучать.

— Волнуешься? — механически поправляя белую бороду, я заглянула в теплые карие глаза мужа. Те улыбнулись мне.

— Немного. Но только потому, что одним местом чую: эти тридцать минут станут тем еще аттракционом.

— Левка нас не узнает, — уверенно заявила я. — Под этой амуницией и гримом я сама себя не узнаю.

— Тебя-то точно узнает, — мужчина ласково щелкнул меня по носу.

— Ладно, допустим. Но тебя — нет. Ты еще ведь и голос меняешь.

— Он узнает. — Воронов покачал головой. — Хочешь поспорим?

— Если проспорю, снова на прогулку в зимний лес потащишь? — нахмурилась я.

— Ты их любишь. И ходьба на лыжах — это здорово, — тихо рассмеялся Миша и крепко обнял меня, потянувшись к губам.

— Воронов, — я отклонилась назад, упираясь ладонями в твердую грудь мужчины и сдерживая смех. — Ты опять забываешься. В таком виде я с тобой не целуюсь.

— Язва, — со смешком привычно резюмировал он.

Звуки чудесной музыки за дверью стихли. Разорвав объятия, мы с мужем одновременно посерьезнели, сосредоточились и шагнули в комнату.

Десятки любопытных, испуганных, восторженных, удивленных детских глазенок уставились на нас. Среди всех выделила личико сына с поднятыми бровями, буквально сканирующего нас взглядом, а также Виолины, которая сидела на руках у тетки, в волнении вцепившись одной ручкой в темно-каштановые локоны, лежащие на плече, и разглядывала нас с опаской.

— Здравствуйте, дети, — начал басом Миша. — Какие же вы сегодня нарядные. И елку украсили! Ждали нас со Снегурочкой. Только что-то с вашей елочкой, вижу, непорядок. Огоньки на ней не горят…

Муж действовал по сценарию. Полное молчание, в которое врывались шепотки родителей да щелканье камер, застывшие фигурки малышни, пока еще не знающей, как реагировать на необычных гостей, улыбающиеся взрослые, наблюдавшие за действом с интересом, — все это тоже было привычным, почти умиротворяющим.