После (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 72

— Защитник… хоть одна хорошая новость за сегодняшний день, — пробормотал император, обняв жену.

— Ты рад? — спросила она глухо куда-то ему в подмышку. — Правда, рад?

— Конечно, рад, Вик. Сообщи об этом психотерапевту, чтобы скорректировал назначения, в ближайшее время. С Тадеушем я завтра поговорю, он ведь должен был сказать, что зайдет к тебе утром, как всегда, верно?

— Да.

— Хорошо. Не пей, пожалуйста, кофе, и вместо своих любимых сладостей ешь лучше больше фруктов. Да, и работать в оранжерее теперь будешь до обеда — потом отдыхай, можешь гулять или заниматься с детьми. Насчет организаторских обязанностей посмотрим, но точно не в ближайшие три месяца. И… — Арен почувствовал, что Виктория странно трясется, и запнулся. — Что такое?

Она подняла голову, и он увидел, что жена смеется. Но сказать ничего не успел — она внезапно прильнула к нему всем телом и поцеловала, запуская ладони в волосы точь-в-точь как София.

Желание оттолкнуть стало почти невыносимым, но Арен сдержался, и даже погладил Викторию по спине, но сразу пожалел об этом — супруга вздохнула и ускорила процесс расстегивания рубашки.

— Вик, — произнес Арен, все же перехватив ее руки, — сегодня только сон, и больше ничего. Я устал, как охранитель после смены.

— Да-да, конечно, — кивнула она, нерешительно закусив губу. — Но можно, я тебя раздену?

Сказать «нельзя» он не мог, да и не имел права.

— Конечно.

Оставалось только ждать и не отталкивать, и Арен делал то, что должен был делать, немного удивляясь на Викторию, которая нежно целовала его и была счастлива, кажется, лишь оттого, что он находился рядом.

Император ожидал, что жена будет продолжать процесс соблазнения и в постели, но Виктория лишь обняла его, положила голову на грудь, радостно вздохнула — и почти сразу заснула, улыбаясь во сне, как маленькая девочка, которой подарили самый лучший в мире подарок.

София проснулась посреди ночи от ощущения, что ее крепко и горячо сжимают в объятиях, трепетно целуют в щеку и шепчут:

— Счастье мое…

Она развернулась к Арену лицом, обвивая его обеими руками, сливаясь с ним, и прошептала в ответ:

— А ты мое.

Он пах, с одной стороны, знакомо и узнаваемо, а с другой — к этому запаху примешивались новые нотки, сладко-пряные, и их хотелось стереть, смыть с него.

И София стирала, прижимаясь и поглаживая ладонями кожу Арена, и чувствуя от него жаркие волны возбуждения, которые доходили до нее вместе со вспышками света в глазах, возникающими из-за того, что император вновь начал гореть, обнимая ее не только руками, но и огнем.

И кровь стала быстрее двигаться по венам, и сон куда-то подевался, и глаза распахнулись сами, когда София ощутила Арена в себе — горячего, дрожащего от желания, — и поцеловала его в губы, двигаясь навстречу.

И это было так глубоко и остро, что, когда все закончилось, у них уже не осталось сил на разговоры — только на сон.

В следующий раз София проснулась от горечи на губах и в сердце, и сразу поняла, что эта горечь принадлежит не ей, а Арену.

— Что-то случилось? — спросила она негромко, заглядывая ему в глаза. За его спиной вставало солнце, играя золотыми лучами на оконном стекле и занавесках, и из-за того, что свет был сзади, глаза императора показались Софии еще более черными, чем обычно.

— Много всего случилось, и я не знаю, с чего начать, — ответил Арен с такой стылостью в эмоциях, что София сразу все поняла.

— На Виктории что-то было, да?

Он кивнул и начал рассказывать про проклятье Аарона, оказавшегося шаманом, и с каждым словом девушка все сильнее жалела императрицу. Сложно представить, каково это — когда малейшая неприятность, вызывающая в тебе укол раздражения, постепенно раздувается до катастрофических размеров. Не удивительно, что Виктории теперь нужна помощь психотерапевта!

— Бедная твоя жена, — пробормотала София, вздохнув. — Защитница, каким гадом он был…

— Не то слово, — поморщился Арен. — Нашел против меня идеальное оружие, сам же эмпат, понимал, как меня станет раздражать супруга, даже с учетом эмпатического щита. Но я теперь осознаю, почему Виктория так стремилась к физической близости и настолько легко вспыхивала страстью.

— Почему?

— Негативные эмоции неохотно переходят в позитивные, — пояснил император. — Сама понимаешь — когда ты сильно злишься, резко переключиться в радость почти нереально, только если тебе скажут что-то ошеломляющее. Но чувственное возбуждение не относится к позитивным эмоциям — это эмоции нейтральные, и вот переключения на них из негатива как раз добиться можно. Это был мой единственный способ успокоить жену, — он грустно усмехнулся. — Какой же я дурак, Софи! Только по одному этому признаку можно было распознать эмпатическое проклятье.

— Опять ты себя винишь, — вздохнула она с грустью, погладив его ладонью по груди. Арен перехватил ее руку и начал целовать пальцы.

— Я виню, потому что виноват. Я легко поверил в то, что поведение Виктории изменилось из-за гормональной вспышки во время беременности, и не стал проверять сказанное шаманом, которого привел Аарон. Я мог бы докопаться до истины, мог… Жаль, что рядом тогда не было Гектора, он наверняка догадался бы, но Дайд обо всей этой истории даже и не знал, я не рассказывал. Это все было так давно, и я настолько привык к истерикам Виктории, что и не подумал поделиться с ним.

— Все предусмотреть невозможно, — сказала София решительно. — Получается, ты сейчас винишь себя в том, что сделал твой брат. Это он проклял Викторию! Он виноват. Он, а не ты.

— Софи…

— Нет! Скажи мне, разве Гектор виноват в преступлениях, которые совершают воры, убийцы и насильники? — продолжила она горячо. — Разве он виноват в том, что не может кого-то найти или находит, но не быстро? Нет! Если бы не Аарон, с твоей женой все было бы хорошо. Только он виноват, только он, а не ты!

София целовала и гладила императора, чувствуя его горечь и боль, и желая стереть все это с его сердца так же, как несколькими часами ранее стерла запах Виктории.

Но если бы это было так же легко.

— Жене сейчас нужна моя помощь, — проговорил Арен глухо, уткнувшись лбом Софии в плечо, и она неожиданно подумала, что он делает так в минуты слабости. — Мне нужно больше быть с ней рядом. К тому же, Виктория беременна.

София застыла, ощущая, как ее заливает то жаром, то холодом — и непонятно, чего больше.

Защитница! Конечно, ребенок — это замечательно, но теперь она будет видеть Арена еще реже, и от этого было так грустно, хоть плачь.

— Да, конечно, — она вздохнула, погладив императора по волосам, и горечь его усилилась. — Не надо, не переживай, все хорошо.

— Мне бы отпустить тебя, Софи, — прошептал он ей в плечо. — Отпустить, чтобы ты смогла завести собственную семью. Но я не могу.

— Ты — моя семья, — сказала она твердо. — И никуда я от тебя не уйду. Мы справимся. Вместе.

Виктория открыла глаза и сразу поняла, что уже часов восемь утра, а может, и больше — небо за окном было ярко-голубым и в комнате тоже было светло, ясно, и так легко в душе, что хотелось плясать.

— Я пойду будить детей, — проговорил Арен, стоя возле ее постели. Он был полностью одет и серьезен, и лицо его казалось самым темным сейчас в этой комнате. — Если хочешь, поспи еще немного, торопиться некуда. Оранжерея может и подождать.

— Арен, — Виктория приподнялась и попыталась дотронуться до руки мужа, но он сделал шаг назад — словно не хотел, чтобы она его трогала, — ты… Мне кажется, тебе надо отдохнуть.

— Я отдохнул, — говорил он, тем не менее, со спокойной мягкостью, — не волнуйся. А ты как себя чувствуешь? Не мутит пока?

— Нет, — Виктория смущенно улыбнулась, вспомнив, как накануне Арен начал объяснять ей, что она должна делать, и во всем этом было столько искренней заботы, что она в тот момент вспыхнула от радостной нежности. — Я чувствую себя прекрасно. Сегодня придет Силван, я ему обязательно расскажу про проклятье.